Но главное место отдыха горожан располагалось выше города на пять километров. Туда несколько раз в день ходил буксир с баржей-паромом, на котором переплавлялись конные подводы, едущие за сеном, а позже автомашины, а на корме и по бокам на скамейках располагались люди. Против течения плыли около часа. Я любил ходить между подвод, всё рассматривая, слушая разговоры. Наблюдал, как рулевой орудует громадным рулем, смотрел в воду и на берега – все было интересно. В воскресенье весь паром занимали люди, на пляж плыли целыми семьями, было весело, пели хором песни, я именно там впервые услышал многие прекрасные русские песни.

Но самое интересное для мальчишек было впереди, когда начиналась выгрузка подвод, которые при погрузке устанавливались так плотно, буквально впритирку, что выехать было трудно, телеги цеплялись, лошади рвались, мужики орали, лезли в драку, хлестали кнутами чужих лошадей, иногда доставалось и хозяину, ну а нам это зрелище нравилось больше кино. А при погрузке громадных возов с сеном царило крайнее напряжение, дорога перед паромом шла прямо по песку, тяжелые возы превратили ее в такое месиво, что лошади не могли преодолеть ее даже с разгона. Поэтому все возчики собирались вместе, окружали воз и с уханьем начинали толкать, а возчик хлестал лошадь и она, бедная, с безумными глазами напрягалась до предела, металась в оглоблях. И такая картина повторялась много раз, так как у парома всегда была очередь.

По обе стороны пристани на многие километры тянулись чудесные пляжи. А метров через двести начинались кусты, лес, озера и… пиво. «Вольское» пиво славилось далеко вокруг, а в жару это было блаженство. В августе было полно свежей крупной ежевики, в сентябре – груздей, которые у нас не переводились всю зиму, что это за прелесть! Осенью, после седьмого класса я принимал участие в уборке сена. Меня усаживали верхом на лошадь, я подъезжал к копне, ее заарканивали вожжой, конец которой привязывали к хомуту, и я трогался, волоча за собой копну к стогу. Работа для меня, как говорят, была «не пыльная», но это только на первый взгляд. Через два часа я взмолился: жара, слепни кусают, сенная пыль лезет повсюду. Вот тогда я понял, как заготавливать корм и как дорого дается молоко, хотя и дешево продается. На следующий год мы с Федосеевыми собирали сено у реки Иргиз, которая впадает в Волгу против Вольска. Семья у них, как я уже говорил, большая, работали дружно, с песнями, дело спорилось. Наступило время обеда, пошли купаться, а Павел решил искупать лошадь, красивого молодого мерина Карько. Вымыл его, поплыл вместе с ним и стал выбираться из воды; а берег крутой, песчаный. Лошадь, чтобы выпрыгнуть, встала на дыбы, но песок осел, и она опрокинулась на спину, вода попала в уши и лошадь утонула. Это было как гром среди ясного неба, все плакали, ведь Карько был, как член семьи, и на нем держалось все хозяйство. Горе было большое.

Для охоты в Вольске были все условия – и леса, и поля, и озера; зайцы, лисы, волки, всевозможная птица. Одни из наших родственников, живших на окраине города, жаловались, что зимой от волков нет спасенья, заходят во дворы, ловят собак. А однажды волк зашел в сени в тот момент, когда туда вошла хозяйка из комнаты – представляете ситуацию? Волк, к счастью, был не из храбрых и убежал. Охотников по сегодняшним представлениям было не много, даже в день открытия охоты уток всем хватало, хотя на открытие охоты ехали все, у кого были ружья.

После седьмого класса отец купил мне одноствольное ружье 28-го калибра и все необходимое для подготовки патронов. Дробь делали сами. Из листового свинца нарезали прутки, затем протягивали их через ряд отверстий волочильной доски, пока не получали свинцовую проволоку нужного диаметра, которую ножницами резали на кусочки. Затем высыпали эти кусочки на большую чугунную сковородку со стенками, а сверху клали тяжелый чугунный блин с ручкой сбоку, и начиналась изнурительная работа – этот блин вращали до тех пор, пока кусочки свинца не превращались в круглую дробь. Действительно, охота пуще неволи! Теперь можно снаряжать патроны. Гильзу помещали в специальную трубку с рычагом (так называемый барклай), клали в гнездо гильзы пистон и вдавливали его рычажком барклая. Затем насыпали мерную дозу пороха, забивали пыж, засыпали дробь нужного размера, последний пыж и дело сделано. Этот процесс безусловно полезен, так как вырабатывает терпение, аккуратность и чувство ответственности, ведь иметь дело с порохом чревато большими неприятностями.

Есть такое выражение: движение – всё, конечная цель – ничто. Это очень подходит к охоте. Сборы длительные и хлопотные, охота отнимает массу сил и времени, а результат? Иногда в выходные дни или в каникулы с утра до поздней ночи ходишь по полям и лесам и… ничего, но перед знакомыми оправдываешься тем, что без собаки разве возьмешь?! Короче говоря, ни одного зайца я так и не убил, хотя стрелял. Затем папа купил мне двустволку 16-го калибра, я в ней души не чаял. Куролесил, в основном, за Волгой на велосипеде, который был так нагружен, что удержать равновесие и разогнать его было не так просто. Ведь надо было везти с собой продукты на три дня, котелок, дождевик, какую-то подстилку, комарник, топорик, патроны. И так от озера к озеру. К вечеру так намаешься, что иногда чай вскипятить нет сил, свалишься под стогом и уснешь голодный.

Охотился я один или с Костей и Дориком. Последний был, несмотря на молодость, опытным охотником. Однажды мы решили перехитрить всех на день раньше официального открытия охоты. Под покровом ночи погрузили в яхту велосипеды, ружья, собак (на пароме было нельзя – дежурила милиция) и поплыли. Ветер был едва-едва, а потом и вовсе стих, и нас понесло течением вниз. Мы пытались грести, но яхта была тяжелая, не приспособленная для этого, поэтому толку было мало. Вдруг послышался шум мотора, мы стали кричать и судорожно жечь спички, ожидая катастрофы. И вот в нескольких метрах от нас, обдав яхту волной, прошел морской сторожевой катер. Долго после этого у нас тряслись руки и колени, мы дешево отделались.

Как-то под вечер в Заволжских лугах мы с Дориком набрели на костер, на котором готовил уху старый охотник. Разговорились, оказалось, что это старый знакомый моего отца – Краснопольский. Пенсионер, больной туберкулезом, он понимал, что жить оставалось немного, и проводил все лето до глубокой осени за Волгой, изредка выезжая в город пополнить запасы. Он угостил нас ухой и налил по сто граммов водки и мы, желая показать свое «я», лихо выпили. Надо сказать, что до этого я пил только пиво, и то изредка. Минут через десять я почувствовал себя плохо, встал и поплелся к видневшемуся вдали стогу сена, лег на спину, раскинул беспомощно руки, стараясь держаться за уплывающую из-под меня землю, и смотрел на падающее небо. Долго после этого было у меня отвращение к водке.

Пришлось как-то на охоте мне пережить несколько страшных минут. В этот раз я охотился один, подстрелил утку и полез за ней, не раздеваясь, с ружьем, надеясь достать ее, а заодно вспугнуть из камышей притаившуюся стаю. По мере того, как я удалялся от берега, слой тины все увеличивался, и вдруг я почувствовал, что увяз, не могу вытащить ног, в одной руке держу над головой ружье, другой помогаю себе держаться на поверхности. Когда вода была уже у горла, я запрокинул голову, увидел бездонное небо, и мне стало жутко, представил родителей, не подозревающих, что я на волоске. Взял себя в руки, заставил успокоиться, с трудом лег на спину и потом, подтягиваясь за камыш, добрался до берега. Но все эти страсти с лихвой окупаются тем непередаваемым чувством, когда с колотящимся в груди сердцем подползаешь к озеру, высматриваешь, целишься и…бац, и…нет, не всегда мимо, кое-что домой привозил, гордо шел по улице и потом небрежно вручал матери, как будто это обычное дело. Да, охота, конечно, дело полезное для становления мужского характера.

О том, что чтение художественной литературы полезно и необходимо, ясно всем и, казалось бы, нет нужды тратить время на эту тему. Однако, если задуматься всерьез, то станет очевидно, что говорить об этом надо и с большой озабоченностью и с тревогой, так как с появлением кино, радио, магнитофонов, телевизоров чтение отошло на задний план, и кроме школьной программы читают, в основном, переводные иностранные модные произведения невысокой художественной ценности, зато щекочущие нервы за счет динамизма сюжета и избытка секса. Безусловно, появляются и достойные произведения, но их, увы, мало и им далеко до классики. Вместе с тем, многие имеют большие домашние библиотеки отечественной и зарубежной классической литературы, о чем раньше, до 50-х годов не могли и мечтать. С книг аккуратно стирают пыль, почитать кому-либо дают неохотно и сами не читают. Библиотека стала престижной вещью, украшением, формой без содержания, а точнее «вещью в себе» для ее владельцев. Читается лишь то, что занимательно и не требует глубокого осмысления. А книга – это прежде всего мудрый воспитатель личности, советчик и хороший друг, к которому всегда тянет и никогда не бывает скучно. Я уж не говорю о бездонном источнике информации о людях, странах, науке, явлениях и т. д. Хорошая книга заставляет думать, фантазировать, критически оценивать себя и окружающее, мысленно спорить с персонажами, кому-то подражать, кого-то отвергать, любить и ненавидеть. Как правило, именно книги воспитывают лучшие качества в человеке: справедливость, доброту, трудолюбие, смелость, чувство достоинства, уважение к другим и готовность прийти на помощь. В книгах аккумулирована вековая коллективная мудрость и их воспитательные возможности безграничны. Их не в силах заменить ни самые любящие родители, ни лучший учитель.