Лайон заметил, как помощник улыбнулся уголками губ, что практически не повлияло на его серьезную мину.

-- Вы невозможны! – вспылила она.

-- Зато полезен. Мне кажется, вы позвонили не только затем, чтобы сообщить о вашем освобождении?

В трубке послышался рык недовольства. Лайон улыбнулся. Нет, ему не доставляло удовольствия издеваться над адвокатессой, но должен же он её проучить за излишнюю напыщенность в лечебнице.

-- Вы правы! – эти слова дались ей очень непросто. Этого было достаточно, чтобы Лайон сменил насмешливый тон.

-- Чем вам помочь?

-- Мне нужно попасть к Картеру Лэнсберри домой. Думаю, он мог там оставить какие-то записи, которые бы пролили свет на происходящее.

-- Это разумная идея.

Лайон готов был поспорить, что девушка улыбнулась. Мимолётная лесть никому не мешала. Тем более, Саманта могла быть права. И как он сам не догадался!

-- Я почти уверен, что Лэнсберри обвинял мэра в заговоре не на пустом месте. Он вполне мог найти подтверждение своим словам.

-- Так вы мне поможете?

-- Разве я могу отказать? – ответил вопросом на вопрос Лайон.

Саманта сообщила ему адрес Лэнсберри. Сэнвелл не стал записывать – он прекрасно знал эту часть Бэдвуда. В бытность полицейским он много курсировал по местным улочкам и знал их, как свои пять пальцев.

***

В каждом городе есть неприглядные районы, которые не принято показывать туристам. В таких местах опасно гулять даже в погожий день, а если с неба льёт дождь, то можно спокойно вязать узел и перекидывать верёвку через ближайшую толстую ветку дуба. Кто-нибудь обязательно пройдёт мимо и толкнёт шаткий стул. В Бёрке таких районов два: Трущобы и Бэдвуд.

По какой причине Картер Лэнсберри обосновался в одном из них, Лайон не представлял. Семья Лэнсберри, кажется, работала в банковской сфере и всегда была на хорошем счету у родителей. Но, видимо, десяток лет многое изменили.

Когда машина свернула с кольцевого шоссе, Лайон сразу заприметил эти однотипные многоэтажки из серого и бурого кирпича. От дождей они потемнели и стали ещё безобразнее. В некоторых зданиях окна отсутствовали вовсе, в других – заколочены досками и фанерой. Стены заборов и домов местные «художники» использовали для объективного самовыражения: они пестрели матерными словами в адрес копов, мэра или каких-то неизвестных личностей. Хотя иногда попадались и настоящие шедевры, обыгрывающие тематики курения травы или катания на досках. И всё же, Бэдвуд производил отрезвляющее впечатление, как бы напоминая, что любой неосторожный шаг может привести тебя в подобное место.

Под стать району были и жители: мрачные, в каких-то грязных обносках. Некоторые, такое ощущение, воспринимали проезжающую мимо дорогую тачку не иначе, как продолжение наркотического трипа.

Лайон бывал здесь раньше. Много лет назад, сбегая из дома после ссор с отцом, он садился в автобус и катался по городу, слезая на разных остановках. Так он пытался показать свою непокорность. Ему было десять лет, он ещё не понимал, насколько это может быть опасно. И тогда Бэдвуд казался вполне приличным районом. Не то что Трущобы.

Квартира Картера Лэнсберри находилась в одной из депрессивных многоэтажек, которые понастроили в середине прошлого века. В отличие от соседних кирпичных коробок, в этой сохранились окна и вроде даже решётки на окнах были только до второго этажа.

Сэнвелл не решился останавливаться на проездной улице и заехал в переулок. Здесь уже стояло несколько «местных жителей».

-- Неприятное местечко, - констатировал Лайон, когда они припарковались между двумя старенькими универсалами, которым требовался основательный ремонт. – Как вообще люди здесь живут?

Сэнвелл хмыкнул.

-- Выживают, сэр.

Живя в загородном доме и перемещаясь в основном на машине, Лайон порой забывал, как может выглядеть его родной город. Безусловно, проезжая по мосту через Илистую и заглядывая вниз на район Трущобы, он понимал, что бывает и по-другому. В отличие от других детей богатеев, он не отрицал наличие бедноты. Он знал, что некоторые люди и существа живут в сколоченных наспех домах, мёрзнут на теплотрассах или слоняются по улицам, ловя наркотические иллюзии, но столкновение с этой реальностью всегда было неприятным подтверждением самых грустных предположений.

Рассматривая разобранный на запчасти старый седан, Лайон спросил:

-- Как так получается, что люди оказываются здесь, Сэнвелл? – молодой человек тут же смутился и добавил. – Нет, я понимаю, что некоторые рождаются в подобных условиях и их тянут на дно пьющие и неработающие родители. Я понимаю, что некоторые теряют работу, не могут платить за жильё и перебираются в социальные многоэтажки, вроде этой. Но…

Лайон не знал, как правильно сформулировать свой вопрос.

-- Почему они ничего не предпринимают? – нашёлся Сэнвелл.

-- Именно! Ведь можно же найти хорошую работу, изменить жизнь к лучшему. Пересадить себя в благодатную почву. Выбраться из этого болота…

Повисла недолгая пауза. Сэнвелл посмотрел на него в зеркало заднего вида.

-- Я могу быть честен?

-- Конечно!

-- Каждый случай индивидуален, Лайон. Вы не представляете, насколько вязко бывает болото бедности. Всю жизнь вы находитесь в роскоши и богатстве. У вас есть дом, несколько машин, приличные деньги, которые выплачивает компания до вашего двадцатипятилетия. Вы официально даже нигде не работаете. Вы просто не знаете, каково это сводить концы с концами.

Саманта прибыла спустя пару минут. Она спешно отпустила такси и осмотрелась. Её идеально модная прическа, серый пиджак и папка с документами смотрелись так нелепо на фоне покосившихся заборов, разбитого тротуара и заколоченных окон соседнего здания. Словно роза посреди поля крапивы.

Лайон, несмотря на все возражения Сэнвелла, наказал ему оставаться в машине.

-- Прости за опоздание, - оправляя юбку, неловко сказала Саманта. – Долго не могла поймать такси.

-- Не хотели ехать в Бэдвуд? – с усмешкой догадался Лайон. Она кивнула. – Паршивый райончик выбрал ваш клиент.

-- У него финансовые трудности сейчас.

-- Я так и подумал.

Они прошли к подъезду, и Лайон угодливо открыл адвокату дверь. Почти сразу им в нос ударили забористые запахи гнили и экскрементов. Лифт, ожидаемо, не работал. Пришлось топать на пятый этаж пешком.

Несмотря на относительно чистые ступеньки, над стенами здесь также поработали горе-художники. Фразы «эльфы – лохи» и «Элисон – п*здовывертень» особенно позабавили Лайона.

Дверь в квартиру была приоткрыта. Лайон осторожно толкнул её и в прихожей вооружился щёткой для подметания полов. Выставив перед собой черенок, он заглянул в гостиную.

На полу был сущий бардак. Повсюду валялись книги и документы. Диван разобрали и подушки сейчас валялись напротив у большого и теперь пустующего шкафа. Кто-то не поленился сдёрнуть шторы и перевернуть журнальный столик. Лайон заглянул в комнату и кухню и позвал Саманту.

-- Кто это натворил?! – едва не крикнула она, зайдя в гостиную.

-- Судя по тому, с какой тщательностью всё перевёрнуто, это мог сделать кто-то из полиции.

Саманта вскинула брови.

-- Опять твои домыслы?

-- Ну почему сразу домыслы. Посмотри сама – они не поленились даже диван распотрошить, - Лайон подошёл к одной из подушек и перевернул её ногой, обнажая торчащий дерматин. – С таким азартом поступают или пытающиеся найти улики копы, или хорошо осведомленные воры.

Саманта прошла по комнате, с трудом ступая между лежащими книгами. В её туфлях на каблуке она походила на эквилибриста, ступающего по тонкой верёвочке, натянутой под самым пологом циркового шатра.

-- Думаешь, они приходили за тем же самым? – в её голосе чувствовались нотки разочарования.

-- Сомневаюсь, что кому-то из местных жителей вздумалось обнести квартиру Лэнсберри в его отсутствие.

Лайон осмотрелся. Куда бы Лэнсберри мог спрятать важные сведения? Сведения, которые прямым или косвенным образом обличают мэра Элисона и его друзей.