В холле было светло и прохладно. Гулкие шаги отдавались эхом от высоких потолков. Лайон был тут впервые и отметил, что здесь не пахнет лекарствами, как обычно это бывает в больницах. Он прошёл к кафедре регистрации. За ней сидела полная женщина лет пятидесяти и что-то усердно записывала в журнал.

– Доброе утро. Мне нужно увидеться с пациентом, - вежливо сказал Лайон.

– Назовите фамилию, - её голос был столь нудным и безэмоциональным, что Лайон непроизвольно подумал, а не является ли женщина психом этой больницы? Может быть, больница уже захвачена шизиками, и он сейчас попадёт в ловушку?

– Картер Лэнсберри, - из-за мыслей, его голос дрогнул.

Она вытащила два журнала и начала искать фамилию. Прошло не меньше минуты, прежде чем женщина произнесла:

– Боюсь, я не нахожу вашего человека в журналах. Значит, он находится в блоке «В», - она подняла на него глаза впервые с того момента, как он зашёл в здание. Белки были красные и уставшие, а под веками залегли большие свинцовые круги. Похоже, она просто была на ночном дежурстве и хотела спать.

– И?..

– В блоке «В» у нас находятся больные, которым противопоказаны посещения.

– А могу я поговорить с врачом Картера?

Женщина подняла журнал со стола и под прозрачным стеклом Лайон увидел листок, по всей видимости, с расписанием.

– Сейчас он на обходе, но вы можете подождать его возле кабинета. По коридору, - она указала направо от Лайона, - и по лестнице. Как подниметесь на второй этаж, сразу упрётесь в кабинет доктора.

Он не собирался ждать доктора, потому, поднявшись на второй этаж посмотрел на план здания. Блок «В» находился дальше по коридору, сразу за блоком «А». Немного странная последовательность букв Лайона смутила.

В коридоре никого не было. Ни прогуливающихся больных с отсутствующими выражениями лиц, ни медбратьев в зеленых халатах с масками на лицах, отчего видны только глаза, как правило, холодные и бесстрастные. В общем, ничего общего с теми психбольницами, которые Лайон видел в фильмах. Напротив, двери в палаты были открыты и оттуда на пол пятнами струился солнечный свет. Молодой человек заглянул в одну из таких палат – немолодой мужчина сидел на кровати и смотрел в окно. Он повернул голову в сторону Лайона и мягко улыбнулся, словно старому другу.

– Сплошь приятные люди, - сказал себе Лайон и пошёл дальше.

Между блоками не было ни дверей, ни перегородок. На стене была прочерчена сплошная, опоясывающая коридор, красная линия, а по бокам от неё синим и зелёным цветом нарисованы буквы «А» и «В». Лайон посчитал это логичным – работая в больнице день за днём ты быстро запомнишь, где заканчивается один блок и начнётся другой. Не очень удобно с точки зрения посетителя, но блок «В» и не рассчитан на него. С другой стороны, думал Лайон, очень странно, что в блок для особых больных так легко попасть… Он снова начал опасаться, что больница захвачена психами.

Впрочем, Нейгард почти сразу нашёл логичный ответ. На всех дверях в этом блоке стояли электромагнитные замки. Открыть их можно только специальным ключом и только из коридора. Лайон готов был поспорить на что угодно, что окна в этом блоке зарешёчены. Почти как тюрьма, только камеры одиночные и лекарства приносят по пять раз на дню.

Возле каждой двери были небольшие держатели под карты больных. Лайон успел пройти несколько «камер», пока в дверях одной из палат лоб в лоб не столкнулся с невысоким пожилым мужчиной в белом халате. У него были аккуратная седая бородка и необыкновенно голубые глаза. В руках он держал карточку с фамилией Лэнсберри.

– Извините, - Лайон отступил, подавляя разочарование.

– К господину Лэнсберри нельзя. Разве внизу вам не сказали? Это закрытый блок.

Доктор закрыл за собой дверь, давая Лайону понять, что в комнату пускать его не намерен.

– Простите… Я племянник дяди Картера. Меня зовут Шоун, - Лайон заговорил торопливо и попытался имитировать северный вэйринский акцент, будто бы прибыл издалека.

– Племянник? Мне не сообщали, что у Картера есть родные, - доктор нахмурил брови и не отводил взгляда от Лайона.

– Мы редко общаемся. Мой отец и дядя рассорились много лет назад, но я иногда звоню проведать дядю Картера. Когда я не смог дозвониться, то почувствовал неладное и сразу сел в поезд.

Доктор рукой приобнял Лайона за плечо, а другой предложил пройтись.

– Боюсь, что поговорить с дядей сейчас нет никакой возможности.

– Что случилось?

– Человеческий рассудок – вещь очень хрупкая. Никогда не знаешь, какой удар его повредит. Когда он поступил сюда, он всё твердил о том, что за ним следят, что его пытаются убить. Он постоянно говорил о каком-то заговоре. Нам пришлось ввести ему успокоительное.

«Ну да, безопаснее психушки – места нет» - сразу подумал Лайон.

Они прошли в рекреацию и присели на кожаный серый диван. Напротив них сидел темнокожий старик с тростью, но он находился здесь только физически – его разум гулял где-то в другом месте.

– Боюсь, что у господина Лэнсберри мания преследования. Это сложное нарушение функций мозга. Сейчас мы пытаемся подавить его тревожность, потому он почти всегда спит. Как только мы добьёмся желаемого, я проведу с ним несколько тестов, и мы назначим терапию. В этот момент ваш дядя будет готов к гостям. У вас есть, где остановиться?

– Я пока не знаю, - Лайон попытался имитировать смятение, немного смягчив речь. – Я оставил вещи в камере хранения на вокзале и сразу поспешил сюда.

– Могу порекомендовать вам неплохую гостиницу в Рэдвине, - он извлёк из кармана визитку.

– Можно взглянуть на него хоть одним глазком?

– На спящего? Какой в этом прок? Даю вам своё слово, с вашим дядей всё хорошо. Он получает самое лучшее лечение.

Лайон посмотрел внимательно на доктора. По его лицу было трудно что-то сказать. Он был учтив и любезен, но именно настолько, насколько этого требовала ситуация. Это была профессиональная привычка, годами выработанная в психлечебнице. Давить и требовать чего-либо Лайон не мог – доктор легко раскусит его лживую личину. Нужен был запасной план.

Лайон попрощался с доктором и пошёл по лестнице вниз. Он почти сразу услышал шум: кто-то ругался в холле, отчего звуки разносились по длинному коридору, отскакивая от высоких потолков. Когда Лайон вывернул из-за угла, он увидел у стойки регистрации знакомые темно-русые волосы.

– … позовите лечащего врача или я вызову сюда полицию! – повышала голос Саманта Вудард.

– Женщина, вы бы могли не кричать? Больные не любят громкого голоса, - ответила женщина на регистрации.

– Да плевать я хотела! Зовите сюда лечащего врача!

– В самом деле, девушка, - сказал отчётливо Лайон, - вы же не хотите, чтобы буйно помешанные окончательно сошли с ума?

В голосе Лайона уже не было торопливости и северного акцента – лишь высокомерие и ирония.

– Вы? – искренне удивилась адвокатесса. – Что вы здесь делаете?

Нейгард показал на дверь, предлагая прогуляться. Она мгновение поколебалась, но пошла за ним.

На улице стало прохладнее – солнце спряталось за внушительную фиолетовую тучу, которую пригнал с моря западный ветер. Лайон предположил, что скоро будет дождь, и Саманта Вудард запахнула плащ.

Они прошли по тропинке вдоль лечебницы и остановились у полукруглой площадки со статуей Марии Энкельман. Постояли немного в тишине. Лайон догадывался, что девушка будет вне себя, если он выложит все карты на стол. Но ему не впервой говорить половину правды. Пока же они просто смотрели на каменную женщину и собирались с мыслями.

Первой молчание прервала Саманта:

– Как-то в школе я читала её биографию, - сказал она, не сводя глаз со статуи женщины в докторском халате и с кипой историй болезни пациентов. Марии здесь было около пятидесяти, но скульптору удалось ухватить ускользающую красоту этой женщины и, несмотря на возраст, она получилась привлекательной. Лайон вдруг осознал, что она чем-то напоминает ему мать и внутри тут же хрустнуло. – Она первая выдвинула идею, что психические расстройства являются следствием нарушения химии организма. До неё считалось, что все болезни насылают боги.