– Звони, дорогой. Мы будем ждать.

– Мам, а ты этих знаешь? – Жим-Жим показал на трупы.

– Без малейшего понятия, кто это.

И мама скрылась в земле. На этот раз окончательно.

– А моё пожелание здоровья ты так и не передал, – сказал Броккен.

– Мог бы и сам передать, – заметил Жим-Жим.

– Да я, знаешь, как-то растерялся.

– Иногда мне кажется, что мои родители бессмысленные и беспощадные. Папа ещё ничего, только так и застрял в 90-ых, а вот мама вечно лезет в мою личную жизнь и держит меня за ребёнка. Это ужасно! Хотя видосик получился зачётный.

– Родаки как всегда не к месту и не вовремя, – проворчал Жим-Жим, с тоской глядя на взбудораженную землю и внушительных размеров нору, что оставили после себя любящие папа с мамой.

– 40 лет не виделись, и вот увиделись... И всё равно не вовремя? – удивился Броккен.

– У них своя жизнь, у меня своя.

– Они же соскучились по тебе.

– У червей дети с годами отчуждаются от родителей, но родители любят детей до конца своей жизни, тут ты прав. И ты посмотри, что они натворили! Когда я говорил, что папа с мамой не к месту, я подразумевал, что они своими неугомонными головами перевернули Тюбик. Гнездо насосника забилось землёй! Задолбаюсь чистить, – пожаловался червяк. – Ещё сам насосник отрыть надо вместе с грёбаным гребным винтом. Как-то. Лопат-то нету.

– А ты в следующий раз бери с собой лопаты на случай встречи с предками! – хохотнул Гум. – И тросов побольше прихвати на случай встречи с нормовцами.

– Ты у них единственный? – поинтересовался Броккен.

– Да куда там единственный! Сотни три у них детей. И все расползлись кто куда. По молодости, по достижению 60 лет, черви могут откладывать яйца хоть каждую неделю. 60 лет вполне хватает, чтобы обустроиться или хотя бы понять, чего ты хочешь в этой жизни. Сумел доползти до 60 лет, значит, есть хорошие гены для наследства. Детишки особо дома не засиживаются. С детства начинают пробивать себе свой путь, вгрызаясь в землю. Самые умные грызут гранит. – Жим-Жим непонятно усмехнулся. Видать, какой-то червивый юмор. – И всё вслепую. Дракон тебя дери, никто не знает, куда твой путь тебя приведёт. Стараешься-стараешься, выползаешь на поверхность, ищешь своё место под холодным камнем в тени или даже под горячим солнцем и тут - бац! - кто-то тебя сжирает или наступает на тебя ногой лишь потому, что ему не нравятся черви. Из-за одного только презрения. Или на куски режет и использует в качестве наживки. Смертность среди нас большая. Желающих заморить червяка хватает. Нас даже некоторые люди жрут. Может, и меня бы уже заморили, если бы не скафандр.

– И ты не скучаешь по родителям, по братьям, сёстрам?

Жим-Жим пожал плечами.

– А я дома не засиживался, поэтому большую часть своих братьев и сестёр знать не знаю. А если кого и знал, то совсем чуть-чуть. Это было давно и неправда.

– Это как-то неправильно. Несколько сотен детей, и все охладевают к родителям, а родители любят все несколько сотен своих детей.

– В правильно и неправильно каждый вкладывает своё, поэтому, по сути, понятия “правильно” и неправильно” какие-то неправильные понятия, только путают. Впрочем, правила технической безопасности - это правильно. Многие дети, повторяю, не задерживаются дома и по неопытности или невезению не задерживаются в жизни. Разное бывает. Многие родители, у кого инстинкты сильнее разума, всё свободное время посвящают розыску детей и встречам с ними. Так что им уже не до своих родителей, когда есть свои дети. Это правильно? Наверное.

– Как они вообще сумели тебя разыскать и попасть на другую планету?

– А у родителей способности к телепорту. У меня детей нет, поэтому врождённый телепорт недоразвитый. А чем больше детей, тем круче телепорт. Надо только очень захотеть попасть к своему сыну или дочери, и ты попадёшь. Обратно куда проще телепортироваться, желательно, с той же точки, куда произошёл телепорт. Мозгу тогда проще выполнить обратный процесс. Но потом эта способность долго восстанавливается. А своих детей родители разыскивают по встроенной в их мозг карте детей. У всех червей есть такая карта. И если ребёнок умирает, на карте гаснет его отметка.

– Зачем?

– Без понятия. Вроде бы и наша наука не особо это понимает.

– Сказали, 40 лет тебя не видели и весь отпуск разыскивали, а уползли так быстро.

– Так ведь помимо меня им ещё, знаешь, скольких детей надобно разыскать? Родителям, может, и самим на нас плевать, но вот инстинкт, карта детей, время от времени посылает им назойливый сигнал в мозг и заставляет приступить к поискам. Естественно, этот инстинкт пробуждается после того, как родители уже не могут откладывать яйца.

И Жим-Жим свернул тему:

– Давайте так. Вы перетащите с мертвецов самое ценное, а мы с Гумом зачистим гнездо, отроем насосник с винтом и доремонтируем Тюбик. И вы денег заработаете, и мы… хм, выполним всю грязную работу. Мне она привычней, а Гум уже помогал с ремонтом. Быстрее справимся. Кажется, всё справедливо.

– Вот и отлично! – тут же согласился Гербес. – Мы полностью за!

“Конечно справедливо, что червь должен рыться в земле,” – ехидно подумал он. И тут же вспомнил о брате, который ради своих книжонок, никому не нужных, готов землю жрать. Гербесу стало совестно. Получается, он и брата червем назвал. С другой стороны, перед ним Жим-Жим, который будучи червем, думает и говорит как человек. И двигается как человек, пусть и при помощи скафандра. Вон, его родители двигаются без всяких скафандров, зато какое уважение вызывают! Но черви бывают всякие. К примеру, навозные. За что их уважать? Впрочем, они обитают там, куда их определила природа. А вот если бы Жим-Жим длиной всего около метра повстречался бы без всякого скафандра, он, Гербес, общался бы с ним на равных? Может, без лишних слов растоптал бы из-за одного чувства отвращения...

Совсем запутавшись, Гербес тряхнул головой, выбрасывая из неё червивую галиматью, как выливают из кастрюли прокисший суп. Всю эту пудру необходимо изгонять из головы как можно скорее, пока она к мозгам не прилипла и не засрала их. Ему никогда не удавались бестолковые рефлексии, которые нельзя применить на практике. Он был человеком действия. Важно только “здесь и сейчас”. Это Брокк часами в таком состоянии обожает пребывать. А спросишь его, о чём он думал всё это время, так ответит же: ни о чём. Может, он, и правда, немного того, немного аутист? И кому тогда думать о хлебе насущном, как не ему, Гербесу? Одними рефлексиями не наешься. Необходимо действие, необходимо взаимодействие с реальностью, которое принесёт пользу. Вот только Гербесу порою очень хотелось быть таким же уравновешенным и спокойным как Брокк. Наверное, тогда бы он меньше поддавался эмоциям и избежал бы кучи ошибок. Например, самовольного банкротства, которым закончилась торговля инопланетной жратвой.

– Оружие, броники, шлемы, – наставлял Жим-Жим. – Мелочугу типа наколенников не берите. Дешёвка, и возиться не стоит. В багажный отсек укладывайте компактнее. Должно всё влезть. Только давайте сначала вернём Тюбику более привычное положение. Весит он каких-то три с половиной тонны. Справимся! Нам надо всего лишь его опрокинуть. Это легче, чем кажется. Он на склоне, сам скатится.

Жим-Жим оказался прав. Хотя ноги утопали в свежей насыпи, но, поднатужившись, они толкнули агрегат. Тюбик, прокатившись по склону, встал аккурат на днище. Без везения не обошлось. Гербес с Броккеном отправились мародёрствовать, оставив Жим-Жима откапывать насосник с винтом. Жим-Жим для этого покинул скафандр и забурился в землю. Гум сходил с братьями и показал, как разряжаются ружья.

– Этот Гум ещё тот простофиля, – сказал Гербес, дождавшись ухода Гумбалдуна. – Стрелок он отличный, а в башке батон. Видать, все мозги отдачей отбил. Знаешь, сколько ему останется, если от всей выручки отнять нам 30 процентов и половину червяку?

– 20 процентов.