Перед ним предстала просторная комната в светлых тонах с дубовыми шкафами. Впечатляющая библиотека, где книги стояли ровным строем в твердых переплетах. Застеленная кровать находилась у окна. На подносе лежала еда: каша и яичница. Нетронутый завтрак дымился, пока сиделка читала прикованному к креслу седому старику с потухшим взглядом у камина. Одетый в шелковую пижаму мужчина, казалось, не реагировал на историю из книги.

— Твою мать, — вырвалось у Глеба под понимающий взгляд Елизаветы Игоревны. — И давно он такой?

— Второй инсульт сделал его овощем. К сожалению...

— Разговора не выйдет...

— Если бы я это сказала на посту, то вы бы не поверили, — мягко объяснила Елизавета Игоревна.

Глеб подошел поближе, чтобы убедиться в его состоянии. Скрученные пальцы дрожали при тяжелом шаге Глеба. Нет сомнений, что перед ним поверженный болезнью человек. Как правильно написали в списке: «Недееспособный».

Открытое окно с морозным воздухом не смогло перебить запах старости, перемешанный с лекарствами.

— Поговорим? — спросила Елизавета Игоревна.

— Пойдемте, — согласился Глеб.

Они вышли в коридор. Рядом проходили постояльцы, и с удивлением смотрели на полицейского.

— Теперь им есть, о чем поболтать за ужином, — усмехнулась Елизавета Игоревна. — Они любят судачить и рассказывать о своей жизни по тысячу раз.

— Скажите, пожалуйста, с кем я могу поговорить о нем?

— С преемником или духовным наставником. Наставник живет на территории пансионата, а Шофин Эдуард постоянно в разъездах. Но могу дать номер телефона его секретаря.

— А наставник?

— В церкви. Ефим перед смертью жены построил здесь церквушку с колокольней. Точнее, отстроил заново после пожара.

— А как мне туда попасть?

— Просто идите по указателю.

— Спасибо. Сначала к нему. А как его зовут?

— Наум.

— Хорошо. Спасибо, что помогли.

— Номер телефона в моей кабинете, — заявила Елизавета Игоревна. — Потом я попрошу сотрудника вас проводить до выхода. Здесь ходят только в сопровождении. Таковы правила. С оружием мы сделали исключение.

— Понимаю. Спорить не буду. Незачем.

Они дошли до ее кабинета. Доктор дала нужный номер и вызвала охранника, который спокойно шел рядом с Глебом до главных дверей.

Пошел снег. Машину успело немного запорошить. Прекрасная погода, если бы не обстоятельства. Дело будет продолжено вопреки надежде Глеба закончить расследование.

Он шел по скрипучему снегу и стуча зубами от холода. Колокольня являлась неким маяком.

Из церкви выходили прихожане: женщины в шубах и разноцветных платках. Глеб хотел закурить, но посмотрел на крест, возвышавшийся над куполом, и передумал.

Глеб посмотрел внутрь и обнаружил молодого священника в рясе, зажигающего свечи.

— Можно вас на минутку? — громко спросил Глеб.

— А почему не зайдете?

— Как-то непривычно к вам с оружием приходить. Я из полиции.

— Вы же замерзли...

— Надеюсь, быстро поговорим.

Наум кивнул и попросил прихожанку помочь ему поставить свечки. Поблагодарив ее, он вышел из церкви и захлопнул массивные двери.

— Ветер может внести свои коррективы.

— Понимаю, — сказал Глеб. — Вы духовный наставник Ефима Тимуровича?

— Да, — спокойно ответил Наум. — Я знаю к чему вы ведете...

— Тогда буду рад выслушать.

— Он пришел после ссоры с Николаем Валерьевичем. Фамилию не говорил, да я и не выпытывал. — Наум посуровел. — Вы думаете, что он убил Лиду?

— Вам уже известно, — сказал Глеб.

— В семь утра ворота пансионата открываются, чтобы верующие могли прийти в церковь и помолиться Богу. Я многое слышу. Иногда люди обсуждают в этих стенах то, что их страшит. Я знал, что вскоре вы наведайтесь в эти края...

— Тогда все значительно легче. — Глеб достал блокнот. — Скажите, пожалуйста, мог ли он это сделать? Или с помощью кого-то? Денег у Ефима Тимуровича хватало.

— Нет. Он поругался с Николаем Валерьевичем и корил себя, что сказал эти ужасные, разрушительные слова. Покаялся в этом и избрал путь ближе к Богу. Начал молиться и жертвовать на нужды обычных людей. Он примирился с Богом и пришел к свету.

— То есть думаете, что он не способен на это?

— Нет. Он приходил ко мне, когда Николай Валерьевич начал обманывать его на деньги. После продажи компании за бесценки Ефим Тимурович и бросил эти слова. Он мне говорил, что черт попутал. Потом пришел к заключению, что слишком долго думал о зарабатывании денег. Вот и начал заниматься благотворительностью. Активно жертвовал сиротам и инвалидам. Многие выходцы из приютов устроились на хорошую работу и были адаптированы к социальной жизни. В его действиях мецената не было никакого злого умысла.

— Умысла?

— Понимаете, есть люди, которые делают рабами своей воли тех, кому они отдали деньги. Грешники часто используют бедствующих в своих целях. А Ефим Тимурович, наоборот, всячески поощрял стремление нового поколения изучать точные науки, преуспевать в творчестве. И самое главное: он никогда не виделся с теми, кому помогал. Только преемник... Умерший сын Ефима Тимуровича мечтал открыть приют для животных. Любил лечить собак и кошек. Но чума...

— Понимаю.

— После той ссоры Ефим Тимурович дал себе зарок, что помогать должен не для заголовков в газетах, а анонимно. Чтобы никто не знал, кто причастен к счастью нуждающимся. Даже церковь восстановлена из пожертвований Ефима Тимуровича.

— Это не отменяет подозрений.

— Вы правы, господин полицейский. Я знаком с ним с семидесятого года. Он так сильно опечалился, что высказал своему обидчику непростительные слова. — Руки священника покраснели. — Однако вскоре они помирились...

— Так просто?

— Понадобились годы.

— А что скажете про Шофина Эдуарда Дмитриевича?

— Хороший человек. Он взял бразды правления, когда Ефима Тимуровича постигла болезнь. Учился по грантам Ефима Тимуровича. Сейчас также приверженец филантропии.

— Ясно.

— Не питайте иллюзий, господин полицейский. Люди склонны обвинять других за прошлое. Отец потерял самое дорогое — свою кровинку. Дружба разрушается, когда зло пытается вбить свои клинья...

— Вы правы. Не буду более вас отвлекать, Наум.

— Если вам понадобиться духовное наставление, то с радостью поддержу вас.

— Спасибо. Учту.

— Всего вам наилучшего.

— Взаимно...

Глеб отошел на приличное расстояние от церкви и закурил. Николай Валерьевич ничего не сказал о перемирии. Утайки и ложь — это качество их гнилой семейки. Кинул партнера на деньги?

***

Глеб доехал до Мологи и первым делом занял таксофон. Позвонил в компанию «ЦарьСвязь». Постоянно занято. Копейки влетали в платежную щель одна за одной, а все также: короткие гудки. Спустя сорок минут получил сухой ответ секретаря:

— Он на совещании. Сегодня просьба не беспокоить.

В списке подозреваемых подруги Лиды и любовник. Но Глеб никогда не считал нужным откладывать сегодняшние дела на завтра. Тем более расследование. По карте ехать всего несколько километров...

Вдали от жилых домов в промзоне стоял невзрачный семиэтажный офис. Полностью серый. Лишь белые рамы окон пытались слиться со снегопадом, что обрушился за пять минут до приезда Глеба.

По ухабам медленно продвигались груженные фуры с товаром. Машина Глеба задевала пороги о выбоины в асфальте. Но он старался не обращать внимание на протяжный скрежет железа.

Охранники без вопросов пустили его на территорию офиса.

Прозрачные автоматические двери отъехали в разные стороны, а за стойкой его встретила улыбающаяся администратор.

— Добрый день. Могу я поговорить с Эдуардом Дмитриевичем?

— Только завтра, — вежливо ответила девушка, быстро печатая отчет на печатной машинке. — Если сообщите мне ваше имя, то я подберу оптимальное время для встречи.

Глеб достал удостоверение.

— По куртке не видно, что я из полиции?

— Извините. Но он сейчас занят. Они обсуждают новый продукт.