— Но поедешь?
— Поспрашивать стоит. Нужно узнать о Лиде поближе. Круг общения и тому подобное. Завтра начну.
— Глеб...
— Знаю о пропавших. Немного подождут. Интересно, что покажет «баллистика»?
— Указания приняты. Увидимся.
— Ага.
***
— Пап! Пап! — семилетний ребенок настырно требовал внимания от задумчивого мужчины, которого держал за руку. — Купи мне пистолет. Самый дешевый.
Они шли по Никольской улице. Отовсюду пестрили краски новогоднего настроения. Уличные продавцы стучали ногами от холода, а игрушки на импровизированных картонных прилавках запорошило снегом.
Сын хотел, чтобы папа посмотрел на него и понял, что ему требуется пистолет стреляющий пульками.
Но мужчина в сером пальто и черных джинсах оставался непреклонен мольбам сына. Сквозь толстые линзы очков он вычитывал на листочке оставшиеся покупки на праздник.
— Не мешай, — осадил отец, дергая рукой. — Первого получишь свой подарок.
— А почему ей куклу, а мне какой-то мешочек с конфетами? — насупился мальчик. — Вечно ей все самое лучшее...
— Не говори глупостей.
Мальчик назло разжал пальцы и побежал к киоску с игрушечными солдатиками.
— Ну хоть это? — с надеждой попросил он.
— Твоя сестренка занимается фигурным катанием. У меня нет лишних денег на твои глупости. А коньки кто ей купит, по-твоему?
— На шампанское ведь хватило, — не унимался малец. — Сколько еще я буду терпеть?
— Глеб! — сердито крикнул отец. — Я ухожу, а ты оставайся!
Сын понурил взгляд и покорно поплелся на зов. Он ненавидел родного человека. Вечно сестре перепадали лавры. Потрепанный временем пуховик достался от дяди, а сестренка получила меховую шапку с прекрасной шубой...
— Ты куда? — спросила сонная мама. Она забыла смыть макияж, а химическая завивка потеряла былой лоск. От нее пахло алкоголем, ведь гости ушли только в полночь с дня рождения ее прелестной дочурки. Про Глеба не вспомнили. В который раз.
Женщина проснулась от шума из комнаты сына. Глеб с остервенением швырял немногочисленные вещи в спортивную сумку. Часы с кукушкой пробили четыре утра. Злобно сверкая глазами, он захлопнул шкаф.
— Уезжаю.
— Отец знает?
— Ему не наплевать? — отрывисто ответил Глеб, закрывая сумку на молнию. — Или устроите дифирамбы в мою честь? Нет?
— Ты никуда не пойдешь...
Она встала в дверной проеме. Глеб подошел к ней вплотную и прошипел ей в лицо:
— Пусти. Я вас презираю.
Мама не ожидала таких слов от «тихони».
— Это благодарность? Эгоист! — крикнула она, но все же отошла в сторону, пропуская в сына коридор.
— Ага. Слышал это много раз. Смешно. Не позорься. Что ты знаешь о заботе, а? Вам же лучше. Нет больше лишнего рта. Теперь она одна в комнате...
— Куда ты, Глеб? — смягчилась мама, понимая, что сын настроен серьезно.
— В армию, мам.
— Туда же с шестнадцати лет.
Глеб холодно усмехнулся:
— Мне полгода как шестнадцать. Забыла? Впрочем, привык к такой заботе.
— Вернешься обратно. Вот увидишь... Никто с тобой нянчится там не будет.
— Лучше спать в казарме, чем слышать вечные разговоры, какая она прекрасная и всего добьется. Ты не можешь смириться с тем, что твой сын — пустое место? Ведь перед друзьями таким меня преподносишь? Забавно...
Мама достала кошелек из сумочки, что лежала на комоде в коридоре.
— Возьми, — с наигранным благодушием она предложила двадцать рублей. — Если оплошаешь, то можешь приехать домой.
— Забудь. Знать вас не хочу! — уничижительно бросил Глеб, шнуруя ботинки и поправляя на них язычок.
— Ты носишь фамилию своего отца. Как не стыдно? Что подумают другие?
— Я теперь Холодов, — усмехнулся Глеб.
— Что? Как?
— Мой дядя заменил мне отца. Тайский бокс и тир по выходным... Перед его смертью я пообещал, что возьму его фамилию.
Мама схватилась за сердце и села на комод. Кошелек выскользнул из рук.
— Никогда таких паскудных слов не ожидала услышать...
— Да брось, мам, — сатирически произнес Глеб, поднимая сумку с пола. — А я кроме пренебрежения так ничего из детства и не вынес. Скажу проще: «Прощай». Буду надеяться, что больше не увидимся...
Он распахнул дверь и не сомневался в правильности своего выбора. Вечно один. Жаль, что не купили игрушечный пистолет...
***
Нынешний Глеб сидел на кухне своей служебной квартиры. «Цветочные» обои требовали переклейки. На плите свистел чайник. Он-то и вернул Глеба в настоящее. Что заставило обратиться разуму к таким сильным воспоминаниям? Тревожили и другие, но мозг успел их заблокировать. Законсервировать, чтобы никогда не открывать эту «банку страхов». Пошатывающийся в разные стороны квадратный стол задрожал, когда Глеб облокотился на него, чтобы подняться. От этих мыслей начали «каменеть» ноги. Словно он вот-вот покинет свой родной дом...
Капли дождя забили по грязному стеклу, напоминая об одиночестве. Звякнул пистолет в кобуре на поясе, когда Глеб снимал чайник с конфорки. Не получил от отца, что хотел, а сейчас носит настоящее оружие. Напоминание о сложном пути.
Глеб понимал, почему рьяно рвется на работу. Нет нужды оставаться один на один со своим прошлым. В нем нуждаются. Но нельзя склоняться к тому, чтобы стать лучше сестры. Разные пути...
Воспитание сделало из него полицейского и напористого человека. Терять нечего. При смерти выделят бюджетные два квадратных метра, а потом и вовсе забудут. Кормить червей лучше, чем слыть неудачником. Он тешил себя надеждой, что трусам в полиции и армии не выжить. Только стойкий, будто оловянный солдатик способен прогнуть почву под ногами.
Глеб успокоился и налил в кружку кипяток. Из заварного чайника высыпал приличную порцию «каркадэ». Два кусочка сахара и перемешал. Во всем нужен настоящий порядок.
Квартира от государства отдана в пользование сотруднику на время действия контракта. Привитая в армии самодисциплина распространялась и на однокомнатное жилище. Капитальная уборка каждую субботу. Нельзя дышать пылью...
В единственной спальне стояла кровать и небольшой шкаф со скромным нажитыми скарбом: несколько хороших рубашек темных тонов, пять пар брюк (чтобы не стесняли движение) и зарубежные джинсы. Начищенная до блеска пара черных кожаных туфлей предназначалась для мероприятий.
Глеб положил на прикроватную табуретку кружку с обжигающим чаем и лег на холодную постель, закрыв глаза.
Глава 5. "Мы чтим тайны"
— Чудно, Глеб. Прекрасно, что решил привести мне отчет, — смежив веки, сообщил Николай Валерьевич в белом халате из махровой ткани. Сидел в кресле-качалке, как барин. Он положил отчет на поднос. — Я распорядился выпустить заключение экспертов в кратчайшее время.
— Отлично, — равнодушно произнес Глеб. — Я опросил всего одного подозреваемого. Пока сложно разговаривать с другими, не имея улик на руках.
— Верно мыслишь, — сказал Николай Валерьевич, кивком указывая своему дворецкому налить холодное шампанское в бокал. — Будешь?
— Я за рулем.
Они находились у бассейна, который вплотную прилегал к особняку.
— А почему курьеру не передал? Не доверяешь?
— Не стоит давать повод журналистам, — ответил Глеб, смотря на белоснежные колонны по периметру бассейна. Глеб запачкал белый кафель грязью с обуви. Но служанка уже орудовала шваброй с тряпкой. Сквозь арочные окна проникал свет с прожекторов от поля для гольфа. Глеб на это заметил: — Не экономите свет.
Николай Валерьевич с наслаждением смаковал по глотку винный напиток.
— Безопасность превыше всего. Охране так удобней. Лучше заплатить за свет, чем за мешки для трупов.
— Наши на посту?
— Нет. Частники. Проверены личном мною. Не думай, что я силы полиции использую в свое благо. Пусть охраняют улицы...
— По тебе не скажешь, — усмехнулся Глеб.
— В следующий раз передавай отчет через моего секретаря...
— Я должен узнать кое-что...