[49]

Мнений много, производитель обычно хочет считать больше баррелей нефти в своей тонне, покупатель — меньше. Саудовская Аравия спорит по этому вопросу с ВР, а российские экспортеры — с правительством России, но для нас же важно, что большая часть традиционной нефти имеет вес, соответствующий 7–8 баррелям в метрической тонне. Это равносильно плотности в пределах 780–900 кг/м³ для тех, кто, как я, был в детстве испорчен использованием системы СИ для построения научной картины мира.

Мазут и гудрон, содержащийся в традиционной нефти, важны для понимания того, что представляет из себя так называемая «тяжелая» нефть. Для тяжелой нефти характерно высокое содержание этих фракций, и, как следствие, ее плотность выше, чем у традиционной нефти.

Долгое время понятие «тяжелой» нефти было размытым. Было понятно, что надо где-то провести грань между обычной и необычной нефтью, между «легкой» и «тяжелой». Но тут опять-таки было много политики и экономики, но мало здравого смысла и математики.

В итоге лишь в 1987 году на XII Мировом нефтяном конгрессе в городе Хьюстон была принята общая схема классификации нефти и природных битумов, мировой консенсус был найден, и нефть все же была поделена по следующим группам:

• легкие нефти — с плотностью менее 870,3 кг/м³;

• средние нефти — 870,3–920,0 кг/м³;

• тяжелые нефти — 920,0–1000 кг/м³;

• сверхтяжелые нефти и природные битумы — более 1000 кг/м³.

Вот к этим двум последним категориям и относятся те месторождения, о которых вы сейчас слышите под именем «нефтеносных песков канадской провинции Альберта» и «тяжелой нефти долины реки Ориноко». Как и конденсат, как и «сланцевая» нефть — это уже «не совсем» нефть. Точнее — это уже совсем не нефть, как мы ее знаем. Это «осетрина второй свежести», которая «протухла» еще в тот момент, когда наши предки таки «замочили» динозавров.

Как это происходит? Нефть, для того чтобы превратиться в нефтяное месторождение, должна встретить на своем пути наверх структуру определенного вида — ловушку, которая позволит сконцентрировать и собрать в удобной для дальнейшего использования человеком форме значимые количества нефти.

Ловушка, как геологическая структура, обычно достаточно устойчива (иначе ей не светит собрать в себя значительные количества нефти или газа), но, как и любая геологическая структура, может быть разрушена из-за стечения различных геологических событий.

Что же произойдет в этом случае с нефтью и газом, которые столь долго копились «под спудом» крышки разрушающейся ловушки? А будет с ними следующее…

При разрушении запирающего купола ловушки первым, практически мгновенно в рамках геологического времени, наверх просачивается природный газ. Молекулам газа всегда легче «протиснуться» в порах пород и выйти на поверхность, нежели молекулам битума или соляра.

Дальше уже в самой ловушке начнутся два интересных процесса.

Первый из них связан с падением давления внутри ловушки, вызванным разрушением купола и уходом природного газа из пласта. При падении давления понижается температура кипения многих легких фракций конденсата, тех самых этана, пропана и бутана. Эти фракции, учитывая высокие температуры внутри пласта, тоже легко газифицируются вслед за метаном и последовательно выходят на поверхность, одновременно забирая с собой и излишки пластового давления. В результате давление в пласте падает практически до равновесного с породами на данной глубине.

Но, кроме того, если месторождение располагается достаточно близко к поверхности, а нефть, как и вода, «всегда дырочку найдет», то нефть неизбежно вытечет поближе к поверхности. И, рано или поздно, нефть на пути наверх встречается с жизнью — с мельчайшими бактериями. А жизнь, как мы помним это, в целом, абсолютный хищник, который всегда голоден и всегда хочет есть. И тут стартует второй процесс.

Несмотря на то, что лишь немногие живые организмы в чистом виде «едят» нефть, тем не менее многие из них совершенно ею не брезгуют. И поэтому при попадании нефти в верхние слои земной коры неизбежно, вдобавок к процессу ее медленного химического разложения при воздействии кислорода, добавляется более быстрый процесс ее биологического распада. При этом и химический, и биологический распад затрагивают в первую очередь легкие фракции нефти — битум же слабо поддается влиянию как кислорода, так и бактерий с их ферментами. Результатом такой многомиллионной разрушительной эпопеи является обычно месторождение нефти, практически полностью состоящее из битума.

И в мире есть пример такого месторождения. Оно громадно, и оно полностью состоит из битума. Оно не единственное — в России, в Казахстане и в Венесуэле тоже есть такие и даже более интересные объекты, но, как говорилось в старом анекдоте о хомячке и крысе, пиар у этого «хомячка» — самый лучший.

Рис. 57. Перечный разрез битуминозных песков реки Атабаска (штат Альберта).

Nota: Знакомьтесь — Canadian tar sands — хомяк с удачным пиаром.

Канадские битуминозные пески (tar sands) вышли на поверхность Земли уже в меловом период, когда по Земле еще ходили динозавры, а Фокстерьер Судного Дня еще только растил свои зубки. В своем «мезозойском детстве» они, скорее всего, были обычным песчаником, который содержал в себе достаточно высококачественную нефть. Однако динозавры не были, в отличие от Homo sapiens, сильно заинтересованы в добыче природных углеводородов и поэтому оставили пылиться и разлагаться эту нефть практически на поверхности формирующегося континента Северной Америки. 60 миллионов лет — громадный срок. За такое время песчаник, в котором была нефть, превратился в обычный песок, а нефть пришла в полную негодность согласно промышленным стандартам. Но даже остатки былой роскоши поражают нас своими размерами и запасами.

Согласно проведенным геологическим оценкам, месторождение битуминозных песков в канадской провинции Альберта содержит около 1,7 трлн баррелей нефтяного эквивалента. Это в пять раз больше, нежели оценка геологических ресурсов «трудной» сланцевой нефти для группы месторождений Баккен. Однако если нефть Баккена, по крайней мере, все же является «трудной», «сланцевой», но в целом — обычной жидкой нефтью, которая еще может течь при нормальной температуре, то битуминозные пески Канады нефтью не являются. Поэтому-то и выскакивает такое интересное слово, как «эквивалент». Доллар — это эквивалент золота. Но не золото. И если сланцы — это «еще не нефть», то битуминозные пески — это «уже не нефть».

Как и для случая сланцевой нефти, в случае битуминозных песков наблюдается разительное различие между оценкой геологических запасов и извлекаемых резервов. В случае канадских битуминозных песков даже самые смелые оценки пока говорят лишь о 177 млрд баррелей нефтяного эквивалента в качестве извлекаемых резервов, то есть лишь о 10 % от величины общих геологических запасов.

При комнатной температуре природный битум представляет собой практически твердую массу, в случае же канадских месторождений — еще и перемешанную с песком. «Течь» такая гадость не может в принципе — это не в ее природе вещей. Единственным преимуществом канадских песков является то, что некоторая часть из них (около 20 %) лежит практически у поверхности — просто-таки в состоянии «копай и грузи».

Однако после достаточно простой, быстрой и веселой процедуры добычи и перевозки горной массы в дальнейшем пути битуминозного песка к бензобакам рядовых североамериканцев наступает гораздо более печальный этап, который легко описывается русским словом, синонимом слова «счастье», но состоящим из букв «Ж», «П», «О» и «А».

Во-первых, предстоит отделить мух от котлет, а песок — от битума. Делать это приходится путем тотальной обработки горной массы острым паром — в противном случае битум просто не хочет куда-либо течь. При этом полностью отделить битум от песка практически невозможно даже при нынешнем высоком уровне технологии, в силу чего вокруг карьеров вырастают еще более масштабные отстойники битуминозного шлама — адской смеси остатков битума, песка и загрязненной воды. При этом организовать полностью замкнутый по воде производственный цикл не получается — приходится практически всю воду сбрасывать в шламоотстойники, которые сейчас уже занимают площадь около 50 км². Этот процесс приводит к тому, что на 1 баррель синтетической нефти производителям приходится тратить около тонны свежей воды и попутно, при росте производительности, увеличивать площади отстойников, чтобы хоть как-то обеспечивать использование воды в замкнутом цикле. Собственно говоря, именно с «водным вопросом» и связаны основные претензии экологов к проектам по разработке битумозных песков. Однако экономически это вряд ли остановит производителей — даже сейчас, на уровне производства в 1,5 Мбд, производство синтетической нефти отбирает на свои нужды не более 2 % природного стока реки Атабаска — главной водной артерии бассейна.