— Это квартира моего деда. Он антиквар, в неизвестно каком поколении, и квартира обставлена под стать его профессии, — объяснил он, помогая мне снять куртку.

— Сейчас дед за границей, — добавил, заметив мой вопросительный взгляд. — Мы здесь одни. Есть хочешь?

— А ты? — я повернулась и шагнула к нему. Обняла за шею и потянулась к его губам. — Голодный?

— Голодный. Тебя хочу, — черные глаза под густыми ресницами сверкнули. Он помедлил секунду и впился в мой рот.

— Мне есть восемнадцать, — прошептала, когда он отпустил мои губы, и я снова смогла дышать и соображать. — Даже девятнадцать уже.

— Взрослая, — он улыбнулся, потерся носом о мою щеку. — Точно есть не хочешь?

— Ты даешь мне возможность передумать? — я не выдержала и полезла ладонями ему под толстовку. Нащупала твердый живот под футболкой и заулыбалась, услышав его сдавленный выдох. — Я не передумаю.

— Ты не знаешь меня, — его жесткие пальцы прошлись по моей щеке, заправили волосы за ухо. Мы с ним так и стояли посреди полукруглой прихожей. Обнимались и не могли сделать ни шага дальше.

— Ты меня тоже.

— Вдруг я извращенец и ем маленьких девочек на ужин?

Я фыркнула:

— Внук антиквара и вдруг извращенец? Не верю. Просто ты меня боишься.

— Боюсь, — он кивнул и запустил пальцы в мои волосы, чуть оттягивая их у корней, заставляя меня запрокинуть лицо. Прошелся по нему внимательным темным взглядом:

— Почему именно я?

— Ты заступился за меня в клубе. Спас от трех пьяных идиотов, которые могли покалечить меня. В благодарность я хочу подарить тебе свою девственность. Пойдет такое объяснение? — я прикрыла глаза, не в силах выносить его испытывающий взгляд.

— Нет, не пойдет. Но если для тебя это важно, я могу сделать вид, что верю, Снежинка.

— Важно. Очень важно, — я прижалась к его шее губами, поцеловала и зашипела, — мне долго тебя уговаривать?

— Смотри, девочка, у тебя был шанс сбежать от меня. Теперь уже не отпущу, — жаркий шепот в моих волосах, и жесткие руки подхватили меня под попу.

Я обняла его шею, оплела ногами бедра и повисла на нем так, как потом делала десятки раз, как обезьянка, ни на что не желающая отпустить свою любимую пальму.

Единственную, где чувствует себя в безопасности.

— Раздеть или сама? — он поставил меня на пол возле кровати и чуть отступил. Стянул свою толстовку, оставшись в тонкой черной футболке и джинсах.

— Раздень, — и подняла руки, помогая ему стащить с меня свитер. Поежилась, оставшись в тонкой маечке на голое тело. В комнате было прохладно.

Он провел горячими ладонями по моим плечам, словно проверяя, настоящая ли я, и вдруг замер. Стоял и не двигался. Просто смотрел на меня черными мрачными глазами, как будто решая сложную задачу.

Я отступила на шаг и начала раздеваться, покусывая от волнения губы и наблюдая, как темнеет и темнеет его взгляд.

Медленно расстегнула молнию на джинсах и потянула их вниз вместе с колготками. Выпутала ноги из штанин, отбросила на кресло. Выпрямилась и неспешно, подавляя вдруг заколотившую меня дрожь, сняла майку.

— Трусики снимать? — спросила хриплым шепотом, потому что горло свело, и звуки никак не хотели выходить из него.

— Оставь, — мотнул он головой, не двигаясь с места, и все так же мрачно рассматривая меня.

— Не нравлюсь? Ты не хочешь меня? — я прикрыла грудь руками и до боли прикусила губу.

Он запрокинул голову и длинно выдохнул. Потом шагнул ко мне, положил ладони мне на плечи. Провел по рукам вниз до самых пальцев и на миг переплел их со своими.

Отпустил, притянул меня к себе и шепнул:

— Пиздец, как хочу тебя, Снежинка. Я красивее ни разу в жизни женщину не видел. Откуда ты такая свалилась на мою голову? И я не знаю, что мне с тобой делать…

Восемь лет назад… Двое…

«…Я не знаю, что мне с тобой делать…»

- Поцелуй меня. Срочно-срочно! – я задрала голову, пытаясь посмотреть в его лицо.

- Да у тебя и так губы уже распухли и стали похожи на вареники. Сразу видно, что опыта маловато, - он негромко рассмеялся, все так же прижимая меня к себе.

- И что, по-твоему, со мной нужно делать, если у меня нет опыта? - проворчала я и поцеловала его в шею, поймав губами дернувшийся кадык. – Может перестать рефлексировать и просто лишить бедную девушку ее единственного богатства?

Провела носом по плотной коже, от ключицы до скулы, втягивая его запах, и хихикнула:

- Не думала, что придется тебя уговаривать заняться со мной сексом.

- Дурочка маленькая, - он резко выдохнул, - тебя ведь жалею.

- Не надо. Не жалей, - я запрокинула голову, и все-таки поймала взгляд лихорадочно горевших черных глаз. Повторила, раздвинув в улыбке дрожащие от волнения губы: - Не жалей…

Он глухо выругался, подхватил меня под бедра и опрокинул на кровать. Навалился сверху. Прижал своим тяжелым телом, выбивая из меня воздух и последние сомнения.

Впился в губы голодным поцелуем, от которого меня опять повело.

- Снежинка, - шептал он вперемешку с поцелуями, спускающимися по шее на плечи и грудь.

- Сладкая – рычал между легкими укусами по плечам, от которых у меня начинали подергиваться руки и ноги, а дыхание рвалось в клочья стонами.

- Моя девочка, - выдыхал, целуя мой живот, и нежно вылизывая соски, от чего я вцеплялась в его плечи, царапалась и выгибалась, требуя еще и еще.

- Моя, - обещал, разводя мои ноги широко в стороны и лаская меня там, где все ныло и томилость предвкушением. Тянулось к его прикосновениям так, словно это и не первый мой раз. Будто я всю жизнь любила этого мужчину и точно знала, как мне будет с ним хорошо…

Его хриплый стон, когда вошел в мое тело, за секунду до моей собственной кончины от мучительного нетерпения, от невозможности больше его ждать...

Мой облегченный выдох. Словно вместе с моей девственностью, отданной этому мужчине, исчезло что-то еще. Что-то долго и мучительно сжимавшее меня, и вот, наконец, отпустившее.

И все слилось в одну мелодию. Сплелось в звуки странной, неземной песни, звучавшей у меня в голове с той секунды, как этот мужчина прикоснулся ко мне в самый первый раз …

Мой мужчина, и моя погибель… Моя первая и последняя любовь…

После мы долго лежали, приходя в себя. Я у него на плече, в кольце его рук. Одна его лапа разлеглась у меня на попе, все время ее поглаживая. Вторая на затылке, перебирая мои волосы.

- Снежинка, ты умеешь варить кофе? – вот что он спросил у меня, когда к нам вернулась способность говорить.

Я сдавленно хрюкнула ему в плечо:

- Ничего себе нежности у тебя… Разве ты не должен начать спрашивать, как я себя чувствую, и не болит ли у меня что-то? Вроде бы так положено обращаться с только что потерявшими невинность девушками.

- Как ты себя чувствуешь? Болит что-нибудь? – послушно повторил он.

- Отлично. Немного. Умею. Сварю, если хочешь, - ответила я на все вопросы сразу, и попыталась подняться.

Тяжелая рука опрокинула меня обратно:

- Лежи давай, сама сказала, что ты только что потерявшая девственность дуреха. Значит тебе положено лежать и страдать. Про кофе я на будущее интересуюсь.

- Какое будущее, и почему дуреха? – полюбопытствовала я, зевая. Внезапно ужасно захотелось спать. Все-таки я несколько часов бродила по улицам, успев и замерзнуть, и устать.

- Наше будущее. Твое и мое, - он снова обвел ладонью мою попу и перебрался на поясницу. Умастил руку поудобнее, подул мне в макушку и велел:

- А теперь спи.

И уже проваливаясь в уютную темноту, я вдруг вспомнила об одной важной вещи. С усилием вытащила себя из дремы и спросила:

- Слушай, а как тебя зовут?

Я нынешняя, сегодняшняя пустая и бездушная кукла, стояла у окна в маленькой квартирке в чужой стране, до хруста вдавившись лбом в стекло. Стискивала в ладони потертую пластмассовую снежинку и рыдала так, как никогда до этого в жизни.