- Что еще? – он и не думал поддаваться.

- Что ты хочешь знать? – я уже шипела от злости. – Что я чувствовала?

Эрик плавно качнул бедрами, заставив меня длинно застонать и опять замер.

Я вцепилась в его волосы на затылке и с силой потянула:

- Давай же, черт тебя подери. Ну же!

- Я жду, Снежок. Что еще? Что ты чувствовала?

- Я злилась. – прохныкала я, остро чувствуя, как он вибрирует от напряжения внутри моего тела, и нетерпеливо сотрясаясь вместе с ним.

- Еще…

- Я ревновала тебя, придурок! – заорала я, и с силой заехала ему по плечу.

- Сучка. – прорычал мне в рот и начал двигаться.

Остро, резко, глубоко. Врываясь до предела, до боли, и снова выходя на всю длину. С силой вколачиваясь в мое податливое тело.

Что-то шепча в губы, распахнутые в немом крике. Целуя и кусая. И снова целуя так, что я задыхаюсь и мычу, почти теряя сознание от нехватки воздуха.

Наши тела двигались в унисон, чувствуя друг друга тонко, слаженно, на грани какого-то болезненного единства. И это уже не секс, не просто секс. И не занятие любовью. Что-то другое, большее.

Откровенное, сладко-болезненное, что выворачивает наизнанку, заставляя даже не кричать, а плакать, потому что все где-то за гранью. За границей того, что я могу выдержать.

И я вдруг полетела. Стала бесплотной, легкой птичкой. Серебряной снежинкой, летящей туда, куда дует ветер.

Я летела вслед за Эриком, за его движениями, руками и губами. За словами, которые он все так же шептал мне. Не понимая ни одного слова, что он произносил, но уверенная, что все они обо мне.

И в какой-то момент я не выдержала и провалилась в сияющую, легко принимающую в свои объятия хрустальную высоту.

- Эрик… - позвала я спустя вечность, когда душа вернулась в тело. – Что ты говорил обо мне? Я не поняла ни одного слова.

- С чего ты взяла, что я говорил о тебе? – я не видела его лица, но знала, что он улыбается.

- С такой яростью ты говоришь только обо мне. – я потерлась носом о его плечо и собрав остатки сил взгромоздила на него руку, а затем ногу. Просто так, чтобы не лежал без дела, и помнил, что он мой. – На каком языке ты говорил?

- На испанском.

- А повторишь на русском?

Не дождавшись ответа, с силой царапнула его по груди, с удовольствием слыша раздраженное шипение. Примерилась еще раз полоснуть, но мои пальцы поймала его ладонь и прижала, не давая вырваться.

- Уймись, кошка. Потом когда-нибудь. Дай поспать. Я пол ночи тебя ждал, не выспался.

Довольная, я потянула одеяло, укрывая нас обоих:

- Мог бы сам прийти.

- Я не понял, куда ты спряталась. Прошелся по всем комнатам, тебя нигде не было.

Я фыркнула, довольная своим выбором убежища и пристроила голову ему на плечо.

Ну и конечно, в этот момент дверь комнаты распахнулась и на пороге возникла злая, как сто чертей, Марьяна. За ней следом ввалился Игорек, глядя на мою подругу горящими глазами и нежно придерживая за могучую талию.

За Игорьком в комнату пролезла Яночка. За падчерицей еще какие-то небритые опухшие рожи.

Все они дружно уставились на нас с Эриком, только слегка прикрытых одеялом. И смотрели, пока Игорек вежливо не поинтересовался:

- Надеюсь, мы вам не помешали? Твоя подруга волновалась, Снежаночка…

Марьяна курила, сердито выдувая дым и смотрела на меня круглыми, осуждающими глазами. Я вздыхала, маялась, отводила взгляд и снова вздыхала.

- Ну…? – выдала, наконец, подруга, докурив сигаретку. – Это что я сейчас видела?

- А что? – не придумала я сказать ничего лучше. – Имею право.

Заулыбалась, вспомнив, как Эрик, узрев всю эту толпу в своей спальне, укутал меня одеялом, чмокнул в нос и поднялся с кровати во весь свой голый рост.

Молча пошел на непрошенных гостей, так что все дружно начали пятиться к выходу. Мне, правда, совсем не понравилось, как Янка в этот момент смотрела на моего небритыша.

Ну да ладно, я ее очень даже хорошо понимаю – когда на тебя идет такой мужик, волей-неволей и слюнки потекут и облизываться начнешь.

В итоге, в комнате остались только мы с Эриком, да Маря с Игорьком. Тот, правда, попытался мою подругу утянуть к двери. Но разве этот разозленный монумент сдвинешь с места, если она того не желает!

- Барышня, - подойдя вплотную обратился к ней Эрик, - не хотите нас покинуть?

- Да я только приехала! – возмутилась Марьяна и протрубила в мою сторону:

- Снежанка, пять минут тебе на сборы. Время пошло.

После чего небрежно отвернулась и величественно выплыла из комнаты.

И вот теперь пилила меня взглядом и требовала объяснений.

- Ты хоть поинтересовалась, к кому в койку прыгаешь? – ядовито процедила, снова закуривая.

Вообще-то, еще как поинтересовалась, и точно знаю, с кем меня опять свела шутница-судьба. Но на всякий случай сделала большие глаза и прошептала:

- Он что, преступник и скрывается от закона?

- Хуже, – Маря нахмурилась, с усилием выбралась из кресла и мягкой неслышной поступью, которая меня всегда поражала в таком крупном теле, прокралась к двери. Резко распахнула и высунула голову в коридор.

- Никого. - удовлетворенно вздохнула, вернулась на место и зашептала, приблизив губы к моему уху:

- Эрик твой, мать его женщину, много лет работал в особом отделе в одной очень интересной структуре. Очень-очень интересной и очень-очень государственной. И был там не просто мальчик подай-принеси, а очень ценной персоной.

А потом его уволили. Внесли в черные списки и он уехал из страны. Но, судя по всему, кое-какие отношения у них остались. У особого отдела и Эрика твоего. Я после того, как Мишаня мне кое-что нарыл в своих базах, еще и к отцу съездила и поговорила с ним.

В общем, Снежка, хреново все с твоим работодателем: никакого будущего с ним быть не может, а настоящее под большим знаком "Опасность".

Подруга отстранилась и тяжко вздохнула:

- И что я вижу, приехав сюда предупредить подругу о том, какой подозрительный тип хозяин этого дома? Снежана, мы с тобой мало в детстве нахлебались этой секретности и этих сотрудников секретных отделов?

Может ты забыла, как мы с тобой целый год в закрытом пансионате, больше похожем на тюрьму, выживали, пока наши матери прятались хрен знает где, а отцы родине долг отдавали?

- Ну, для меня это время было не таким уж и плохим, – я нервно повела плечами, вспоминая, как радовалась, оказавшись в спасительной дали от отчего дома. - Хотя бы не били, и то счастье. И, Маря, спасибо за предупреждение, но в этот раз я как-нибудь сама разберусь.

Марьяна с досадой посмотрела на меня и презрительно выплюнула:

- Да что же ты за дура, Снежиночка?

- Не смей называть меня этим именем! – прорычала я, чувствуя, как от бешенства мгновенно закладывает уши, а глаза затягивает красной пеленой, отключая и разум, и инстинкт самосохранения. - Не смей, Марьяна!

– Как хочу, так и буду называть, раз ты такая идиотка! – выкрикнула подруга истеричным фальцетом.

Я несколько раз глубоко вздохнула, возвращая сознание на место. Отвернулась от подруги, и равнодушно произнесла:

- Тогда пошла вон отсюда. Чтобы тебя здесь не было, когда вернусь.

Встала, и на деревянных ногах вышла из комнаты, стараясь не слушать, как за спиной скулит и зовет меня Марьяна.

На улице было настоящее берендеево царство: земля сделалась белым-бела и хрустально сверкала в лучах утреннего солнца, слепя глаза и заставляя щуриться.

Строгие елки, припорошенные снежком, стояли как сказочные великаны в белоснежных меховых шапках. Посвистывали, порхали с ветки на ветку энергичные снегири, собирая последние ягоды рябины.

Я обошла стоявшие посреди двора черные внедорожники, и приткнувшийся сбоку белый "ниссан" Марьяны, толкнула калитку и выскользнула наружу. Пошла вдоль забора, проваливаясь в снег почти по верхний край сапог.