Не отвечая, я рассматривала открывшуюся мне в зеркале красоту: распухшую левую щеку, слегка заплывший глаз и разбитую губу. Еще ссадина на виске, там, где я приложилась к полешку, которым потом огрела душившего меня мудака.

- Пипец красотка, – со вздохом прокомментировала увиденное. Отложила зеркало и села на кровати, откинувшись на спинку.

- Снежанка, ты не переживай, у меня мазь есть – мигом тебе лицо в порядок приведет. Сейчас принесу, – Маря с жалостью разглядывала меня. Затем попыталась подняться с кресла. Я зыркнула на нее злобным взглядом и скомандовала:

- Сидеть! Давай, подруга, каяться начинай... Рассказывай, как продала меня за тридцать сребреников...

- Зачем ты своему бывшему про меня информацию сдавала?

Глаза у Мари сделались совсем несчастными. Она жалобно всхлипнула и глянула на меня укоризненно, - мол что ты такое говоришь…

Я бы ей даже поверила, и сама начала стыдиться своего поведения, так искренне у нее все вышло.

Вот только шея, которую мне чуть не сломал ее бывший любовник, не давала быть доброй и доверчивой. Еще разбитое, ноющее от боли лицо не позволяло спустить все произошедшее на тормозах.

- Маря, я сейчас Эрика позову и все сама ему расскажу. И не важно, что половина истории будет не совсем правдой. Того, что мне и без твоего признания известно, будет достаточно, чтобы он тебя в ближайшем лесочке прикопал. С твоим бывшим любовником на пару. Как ты с ним снова сошлась, а?

Она еще раз всхлипнула и отвела глаза в сторону. Посопела, попыхтела и сдалась.

- Снежанка, да я сама не поняла, как это получилось. Но Сережа за пару дней до смерти твоего Гарика пришел ко мне. Рассказал, что любит и все время после нашего расставания скучал и хотел ко мне вернуться.

- И чего же не вернулся, если такой влюбленный? – съехидничала я.

- Так в чувствах своих разбирался. А как понял, что я главная женщина его жизни, так сразу ко мне и вернулся, – возмутилась подруга и глянула на меня недовольно – мол, не понятно, что ли?

- Ну и дальше что? – поторопила ее. Вот прямо интересно стало, как этот жук пронырливый опять ее охмурить смог.

- Ну а дальше, у нас снова любовь началась, – порозовев от смущения и опустив глазки долу призналась застенчивая красавица.

- Ой, Снежанка-а-а, все-таки мужика лучше, чем Сережа, у меня никогда не было, - Маря сладко выдохнула. Заулыбалась так одухотворенно, что стало понятно - на адекватность тут рассчитывать не стоит.

Я смотрела на подругу и не могла понять, что же такое любовь с женщинами делает, что у них ум напрочь исчезает и обратно не возвращается? Даже у таких умных, как Марьяна.

При том, что женщина любит сердцем и душой, но почему-то теряет при этом способность соображать. Мужчина же, наоборот, любит телом и умом, а его разум в любви никуда не девается. Вот как так?

Или дело в том, что женщина благодарна мужчине за любовь? А быть благодарным - это тяжкий душевный труд, забирающий всю энергию и не оставляющий сил ни на что другое, в том числе на критичное мышление?

Фух, что-то меня в философию потянуло.

Решив, что такими сложными вещами заниматься не время, я вернулась мыслями к сидящей напротив влюбленной красавице.

- Появился Сережа у тебя, и что дальше? Зачем ты ему про меня все рассказывать начала? – попыталась я вернуть Марьяну в русло своих интересов.

- Ну, когда Гарик твой помер, то Сереженька…, - она вдруг смутилась, покраснела и заерзала в своем кресле.

- Маря! – я добавила стали в голос, понимая, что она опять где-то там, в своих чувствах к этому козлине.

- Он мне предложение сделал, – зашептала она торжественным голосом.

– И сказал, что хочет как можно скорее свадьбу сыграть и всех моих подруг обязательно пригласить. Чтобы все увидели наше с ним счастье, – добавила она скромно, но очень кокетливо.

- Ну и что помешало вам пожениться? – поинтересовалась я, уже зная ответ.

- Как что?! Гарик твой помер! – возмутилась Марьяна, как будто мой покойный муж упокоился не просто так, а назло ей и ее счастью. – У тебя траур. А какая свадьба без тебя, моей лучшей подруги? Так что, ждем, пока ты вдовий наряд скинешь, и сможешь быть моей подружкой на свадьбе.

Я с жалостью поглядела на бедную влюбленную глупышку.

- Маря, у твоего Сережи две судимости в биографии. И обе за мошенничество.

- Его подставили! Он не виновен! – вспыхнула она и отвернулась, поджав губы.

- Ну да, две ходки, и обе по навету и оговору. Ладно, твое дело, верить ему или голову включить, - махнула я рукой. – Что тебе Сереженька велел делать относительно меня?

- Да ничего не велел, - пожала подруга плечами. – Просто спрашивал, когда ты вернешься домой, чтобы нам с датой свадьбы определиться. Ну и так, про твои дела расспрашивал. Он ведь тоже тебе сочувствовал когда ты овдовела и на тебя наезжать кто-то стал.

- Сережа очень заботливый, между прочим. И всегда интересуется твоими делами, - добавила она обидчиво. – Когда я поехала к тебе, он сказал, что я очень правильно делаю. Даже хотел сам меня сюда привезти.

Я снова взяла в руки зеркало и полюбовалась на синие пятна на шее, оставшиеся от пальцев ее заботливого дружка.

- Маря, эти следы на моей шее и разбитое лицо – дело рук твоего Сережи, – сообщила я со вздохом. – Он напал на меня, когда я была у Кати в доме.

Глядя в неверящие глаза подруги добавила:

- Он и есть тот второй, неизвестный сын Гарика.

Подруга недоверчиво прищурилась. Губы в алой помаде вытянулись в тонкую линию:

- Да ладно! А на работу ко мне кто тогда приходил?

Я развела руками:

- Так ты у своего Сереженьки спроси, кого он к тебе подослал и для чего. Или у этого Самира, если он все еще здесь, в доме. Если не удрал быстренько. И да, у твоего любезного друга Сережи действительно на руках было завещание отца в его пользу.

Как он его заполучил, я не знаю. Но за день до своей смерти Гарик составил новое завещание, в мою пользу. И, не смотря на заключение патологоанатома, у меня есть сомнения, что он умер своей смертью. Догадываешься, кто мог ему помочь отправится к праотцам?

- Ты врешь. Ты все врешь, Снежиночка! – вдруг заорала Марьяна.

Вскочила на ноги. И, глядя на меня ненавидящими глазами, процедила, кривя алый, с размазанной помадой рот:

- Я тебя ненавижу… Чтоб ты сдохла, гадина.

Марьяна уехала...

… Выкрикнув про гадину и свою ненависть, она некоторое время стояла, глядя на меня невидящими, хрустальными от не пролитой влаги глазами. Потом снова села в кресло и начала плакать.

Плакать и говорить про то, что всегда чувствовала ко мне на самом деле. Про злость, зависть и ненависть… И про любовь.

- Ты всегда, всегда была лучше меня. Да лучше всех! Тупая, как пробка, ничего не умеющая папочкина дочка, но всегда была самой красивой. Поэтому тебя все любили.

- Даже девчонки в классе презирали тебя за тупость, но всегда охотно звали в свои компании. И сами бежали, если тебе приходила в голову блажь позвать их на свой день рождения, или куда тебе вдруг захочется.

Она замолчала. Я уж думала все, закончила. Но куда там - Маря всегда была неудержима в своих стремлениях. А сейчас ей требовалось размазать меня. Желательно так, чтобы потом меня было не соскрести обратно.

- Когда родители перевели меня в новую школу и я пришла в твой класс, ты была такой добренькой, что взяла меня под свое крылышко. Прикольно тебе было, да?

Конечно, здоровенная толстуха с торчащими во все стороны рыжими патлами сразу стала всеобщей «любимицей». И если бы не ты, добрая Снежана, одноклассники заклевали бы меня. Ты ведь наслаждалась своей властью надо мной и над другими, которые почему-то не могли сказать тебе «нет»?

- Маря…, - тихонько позвала я, глядя в ее зареванное лицо. – Зачем ты унижаешься? Не думаю, что ты и правда тогда так считала… Ведь в тебе сейчас говорит что-то другое, не ты сама. Не та Маря, которую я всегда любила.