Становлюсь перед Наташей и, когда собака подбегает ближе, уверенно распахиваю руки звездой, пугая, как кобра раскрытым капюшоном, и строго командую:

— Стоять!

Псина в недоумении резко тормозит. Между нами около двух метров, я внимательно слежу на ней и, быстро стянув с себя джинсовую куртку, бросаю её комком сбоку от собаки.

— На тебе, лежать! Собака принимает правила игры и, приправ к асфальту, трепет мою куртку, мотая головой из стороны в сторону и радостно порыкивая.

— Вот так, молодец, хороший пёс.

Мой голос успокаивает животное. В детстве у меня был друг — чёрный терьер по кличке Джек. Он уже несколько лет как умер, но навыки собаковода никуда не делись.

Не сводя глаз с животного, тихо обращаюсь к скрутившейся в позе эмбриона девушке за моей спиной:

— Эй, ты как там, Чудная? Ничего не сломала себе?

Она не успевает ответить, так как до нас добегает, наконец, молодой пацан лет шестнадцати с поводком в руке.

— Простите, ради бога, Карма вам ничего не сделала? — он сразу пристегивает собаку на поводок и пытается вырвать у неё из пасти мою куртку.

Я присаживаюсь на корточки около Наташи:

— Эй, с тобой всё в порядке?

Помогаю ей подняться, и она вздрагивая всем телом прижимается ко мне, обхватывая меня руками за пояс. Глажу её по спине, как ребёнка, девчонку нехило трясёт.

Мальчишка протягивает мне то, что было пару пару минут назад моей курткой, и сыпет извинениями, предлагая компенсацию. От денег отказываюсь, но собака плохо дрессирована, и я отчитываю его, советуя обратиться за помощью в клуб кинологов города, пока животное ещё молодое и поддаётся обучению.

Наконец он уходит и уводит с собой ротвейлера. Тот играется и пытается выдернуть у хозяина поводок, перехватив его зубами.

Переключаю внимание на девушку.

— Это была Карма, слышь, Чудная? — Пытаюсь заглянуть девчонке в лицо, но она лишь крепче прижимается ко мне. Её волосы пахнут зелёными яблоками, и мне хочется продлить момент. Но я помню о Ноэмии, поэтому усмехаюсь и иронично говорю: — То ли ты чем-то прогневила высшие силы, раз за тобой сама карма гонится, то ли судьба тебе у моих ног валяться. Ты сама как считаешь, а?

Меня трясёт. Я жуть как боюсь больших собак, поэтому поступок Рафиса — настоящий подвиг в моих глазах. А если бы псина на него набросилась?! Какой же он храбрый!

А потом Рафис начинает иронизировать про карму и «валяться у его ног», и нимб над его головой бесследно растворяется. Нашёл, над чем прикалываться!

Понимаю, что я фактически обнимаюсь с ним посередине дороги, в двух шагах от магазина, и тут же отстраняюсь.

— Спасибо тебе, я... я очень испугалась. — У меня получается улыбнуться и посмотреть Рафису в лицо. — Не знаю, что насчёт высших сил, но если уж говорить о судьбе, то, может, это твоё предназначение — меня спасать, это тоже вариант, как думаешь?

Рафис странно на меня смотрит, слегка сощурив глаза. Потом поворачивается спиной и идёт к багажнику, бросает туда испорченную куртку.

— Было бы от чего спасать, это ж совсем щенок был. Тебя от тебя самой спасать надо.

Вспоминаю массивные лапы и раскрытую клыкастую пасть. Ничего себе щеночек! Такой слопает, до пяти сосчитать не успеешь. А если не слопает, то больно понадкусывает. Кусь в бедро, и порвались бы его джинсы. Ещё кусь — серый полувер бы слюнями кармическими испачкался. А попробуй он собаку отцепить от себя — а ну как большие пальцы бы ему оттяпала! И нечего было бы в передние карманы джинсов засовывать, вот как сейчас.

— Что ты рассматриваешь?

Ой! Я ж снова пялилась не на то, что надо! Поднимаю глаза, лихорадочно придумывая «отмазку»:

— Эм... Всё отстиралось!

Рафис качает головой, в свою очередь оглядывает меня с головы до ног и вдруг спрашивает:

— Что на тебе надето под джемпером?

Я не сразу понимаю, он про что вообще? Видимо, недоумение читается на моем лице, потому что Рафис жестом руки приглашает меня посмотреть на себя. Ловлю своё отражение в боковом окне машины. О, ужас! Мой белоснежный джемпер в непотребном состоянии: спина вся в грязи, особенно там, где я приложилась об асфальт. Ну и как в таком виде появиться на работе? Смотрю на часы — нет, до дома и обратно, чтобы переодеться, не успею.

Щелкает блокировка дверей и сигнализация. Рафис подхватывает меня за локоть и ведёт из переулка к служебному входу в магазин со стороны склада.

— Пошли, не переживай, сейчас что-нибудь придумаем.

Внутри, он сразу подталкивает меня к лестнице в офисную часть и, бросив взгляд на часы, поясняет:

— Бухгалтерия и остальные придут только через час, а до открытия двадцать минут, в раздевалке для персонала уже наверняка кто-то есть, поэтому — наверх.

Спокойствие и полное владение ситуацией в его голосе завораживают, иначе как объяснить, что я молча позволяю ему завести меня в тесное помещение, служащее ему кабинетом. Здесь еле-еле помещаются крутящееся офисное кресло у окна, рабочий стол, упирающийся в боковую стенку шкафа для документов, и один стул для посетителей. Рафис даёт мне зайти и закрывает дверь.

— Раздевайся.

Эта реплика меня встряхивает и возвращает собственную волю.

— Ну ты шустрый, Французов, а больше ничего не надо, нет? — пытаюсь проскользнуть мимо него к двери, но он преграждает мне путь.

— Не чуди! — говорит строго. — Снимай свой грязный джемпер, только и всего. У тебя там футболка, вроде бы, так что не понимаю, что ты дергаешься.

Смотрю на него испытывающе, и что-то меняется в выражении его лица. Он говорит уже гораздо мягче.

— Давай, Наташа, нам ещё обедать вместе сегодня, не забыла? Я от своих слов не отказываюсь, «образцовый коллега», помнишь?

Я слишком много всего помню, в этом-то и беда. Но не я ли собиралась флиртовать, где же моя решимость?

Поворачиваюсь к нему спиной, снимаю свою сумку-кармашек наперевес, давая ей соскользнуть прямо на пол, и стягиваю когда-то белый джемпер. Пытаюсь делать это грациозно, но ойкаю от резкой боли в плече, на которое пришёлся удар при падении.

— Что у тебя там? Не двигайся, я посмотрю.

Рафис убирает волосы, и его рука аккуратно ложится на больное плечо.

— Если больно, скажи, хорошо?

Мне не больно, мне... хорошо.

От его аккуратных пальцев разливается тепло, и я закрываю глаза, полностью погружаясь в свои ощущения. Наступившая тишина обостряет восприятие. Слышу ровное дыхание Рафиса сзади и остро понимаю, что он мужчина, а я женщина, и мы абсолютно одни в этом офисе. Пусть у нашего уединения есть вполне благовидная причина, ею не объяснить мурашки и калейдоскоп картинок, дразнящих воображение. Мне всегда казалось, что мужчины не умеют вот так трогать — осторожно, почти нежно. На мою спину ложится вторая ладонь. Не знаю, насколько это оправдано, но ничего не говорю, лишь прикусываю губу. Рафис масссирует уже оба плеча через ткань туники, а я сосредоточиваюсь, чтобы дышать как можно ровнее. Его пальцы скользят вверх к затылку, и я всё же вздрагиваю.

Проходит несколько секунд, прежде чем понимаю, что «лечебный массаж» окончен. Распахиваю глаза и вижу, что Рафис уже передо мной и внимательно изучает моё лицо. Чувствую, как щёки начинают гореть, но не успеваю смутиться ещё больше. Он улыбается и говорит:

— Скорее всего у тебя будет большой-пребольшой синяк на всю спину и... эм... и возможно чуть ниже. — Он подмигивает, и улыбка становится шире. — Это карма, иначе и не скажешь! Но с синяками ты умеешь отлично справляться, мы это уже выяснили.

Я благодарна ему, что он не комментирует произошедшее и поддерживает лёгкий тон разговора. Вижу, что на его левой щеке действительно не осталось и следа от пощёчины. Сегодня арника нужна мне самой.

Рафис забирает из моих рук грязный джемпер.

— Это пусть останется здесь, в обед отдам. Беги уже, магазин вот-вот откроется. Жду тебя в час около моей машины. Не опаздывай, пожалуйста, у тебя короткий перерыв, а я приготовил сюрприз.