— Чё народ? Сильно бухтят? — поинтересовался Жека. — Чё-то рожи у многих недовольные.

— Конечно бухтят. Говорят, кровопийцы и спекулянты вы! Но всё равно покупают. Не выкидывать же эти бумажки. Слушай! Так можно нехило навариться за неделю.

— Нет, брат, — покачал головой Жека. — С хорошей темы надо вовремя спрыгнуть, пока не прихлопнули. Завтра последнее распродаём, и соскакиваем. На следующей неделе работаем по обычным ценам. Кстати, с обычными-то деньгами приходили? Чё делали?

— Приходили. Тогда продавали по обычным кооперативным ценам. Под вечер пошли уже с нашими десятирублёвками, чтоб ещё продали беляшей. Продавали и им. Чё нам от выручки-то отказываться? Всё равно в плюсе были. Всё продали, и лыжи разбирали покататься. Так что ништяк. Тема хорошая. Но ты правильно говоришь. Соскочить вовремя надо.

— Ну чё, едем или нет? — пробузил Митяй. — Домой уже поспать охота. Ладно, Жека, Маринка! До завтра.

Пацаны уехали, и повторилась прошлая ночь. Жека с Мариной принялись за работу, переговариваясь так… Ни о чём. Вдвоём с красивой девушкой и работать веселее! На ходу пробовали, как получается. Получилось вкусно! Мать у Жеки никогда не пекла ни беляши, ни чебуреки — дорого. Лишь пироги с картошкой, капустой, ливером…

Запурхались конечно, за ночь. Под утро, когда на кухне высилась целая гора беляшей и чебуреков, переоделись в уличное, сели на топчане, где обычно лежал наблюдающий, потом легли, набросив куртки на замызганный тюфяк. Потом незаметно стали целоваться. Жека трогал крупные упругие груди девушки, и думал, как классно бы их сейчас поцеловать, но обстановка конечно, совсем не та… Поэтому как лежали, обнявшись, так и уснули.

— А чё это вы тут делаете? — разбудил насмешливый голос Славяна.

Блин! Уснули, да ещё в такой позе! Маринка отвернулась, свернувшись калачиком, а Жека запустил ей руку под кофточку, когда ласкал груди, да так и уснул, сжимая нежную округлость под лифчиком.

Хорошо что Славян первый вошёл. Быстро вскочили, взъерошенные, сонные, немного стеснённые. Пошли умываться с рукомойника.

— Славян! Так получилось, брат! — Жека хлопнул Славяна по плечу.

— Да понимаю я, чё ты! Девочка классная. Понять можно. Повезло нам с поваром! Ну чё, ты куда щас? Куда Маринку?

— Меня домой! Спать поеду! — весело крикнула девушка.

— А я поеду до дома, тоже отдохну, потом в кооператив смотыляюсь, — ответил Жека, натягивая кожанку. — Вас подожду до вечера. Потом пойдем с выручкой к Сахару.

Сели в машину, быстро добрались до города, высадили Маринку, загадочно улыбнувшуюся напоследок. Потом поехал до дома. Мать конечно, истерику закатила — две ночи не ночевал.

— Где был? Мы уже с отцом хотели морги с больницами обзванивать!

— Работал! — терпеливо отвечал Жека, принимаясь за домашний борщ. — Работы много. Мы лыжную базу в Еловке в аренду взяли. Там работы вагон. Ещё строительством летом будем заниматься.

— Ты мне прекращай это всё! — безапелляционно заявила мать. — Допрыгаешься! Найдут тебя в канаве с разбитой башкой! Шёл бы на завод к отцу, работал бы там, зарплату получал! В очередь встал на квартиру! Жил как все. Что ты делаешь, позоришь меня???

И тут Жека точно понял — пора обзаводиться своим жильём. С матерью жить стало невозможно. Да и надоели эти вечные скандалы. Ему дом-то нужен так… Переночевать было бы где, да вечерами позаниматься и спортом, и учёбой. Весь день привык мотаться туда-сюда.

Пообедав дома, пошёл в кооператив. Там вскипятил чай, включил музыку, покурил. Сидел, смотрел на вечереющие окна, загорающиеся огни на районе. И думал, что всё они по какой-то мелочёвке топчутся. Блатные прибирали к рукам оптовые базы, заводы, шахты. Открывали кооперативы и малые предприятия по сбыту продукции. Гнали уголь и металл за границу, прогоняя деньги через кооперативы-однодневки. Клали деньги на карман миллионами. Уже появились первые биржи. Первые частные банки. Первые частные магазины. Но на всё это требовалось одно — экономическое образование, и самые высокие связи. Как у того же Сахара. А так приходится барахтаться в мелочёвке — печь беляши, менять деньги. Однако по крупняку и головы лишиться легко, не имея в бригаде нормально пацанов. Конечно, заработки у них не сравнимы со средними по стране, и позавидовать мог любой. Тем более, сколько народу кормилось с деятельности кооператива «Удар»? Жили сами, и давали жить другим, платя хорошие зарплаты по меркам заводских.

Вечером приехали Славян с Митяем, оставив на базе охранника. Привезли мешок денег. И расклады были такие. На 7 тысяч поменянных у грузина Гоги мелких рублей, пацаны за два дня набили 63000 старых рублей. Если Сахар обменяет их на новые рубли, как добазаривались, пацаны получали при соотношении 3 к 1, 21000 новых рублей. Если отнять 7 косарей вложенных, получалось 14000 рублей чистоганом. Если отнять накладные расходы в штуку, в которую входили деньги, что брали поменять родителям — знакомым, получался чистый навар 13000 рублей за 2 дня. Ещё рублей 300 мелкими деньгами. Теперь предстояло поменять старые деньги на новые.

Сначала позвонили Сахару конечно же, чё впустую-то таскаться с такими башлями… Ответила Элеонора, сказала, что Сахар дома, приходите, мальчики.

— Вот тебе 63 косаря, Александрыч, — Жека подал авторитету пакет с пачками денег. — Ну чё? Как договаривались? 3 к 1? Ты нам 21 штуку отдашь?

Сахар посмотрел на пацанов, силясь понять, где они надыбали столько денег за два дня. Ясно ведь, что нет ни у кого из них связей ни в Госбанке, ни в КГБ, ни в мусарне, ни тем более в армии. Старые деньги вывозили из города на военных машинах в сопровождении армии и КГБшников. Только у Сахара был доступ к этой халяве, да и то благодаря протекции из Москвы.

— Да. Уговор дороже денег, — согласился Сахар. — Заходи завтра за баблом. Я притараню то, что должен вам. Всё. Ступайте.

Только собрались выходить, как из спальни появилась Сахариха в свитере и джинсах.

— Пойду с вами погуляю, — заявила она. — Я Пуще позвонила. Скучно чё-то. Пошлите к вам!

— До поздна не задерживайся! — крикнул Сахар вслед, перед тем как закрыть дверь. — Тут отморозки одни живут кругом!

Опять вернулись в кооператив. Сахариха вытащила из кармана дублёнки несколько кассет. «Японские гоняет» — заметил Жека. У ней были японские кассеты Макселл и ТДК длительностью 90 минут. Продавались они сейчас с записями по 40 рублей. Жека даже сейчас, когда приподнялся, никогда бы на кассету не потратил таких денег. Брал для своей «Томи» что подешевле. Тем более появились не плохие и недорогие кассеты МК-60–8 и МК-60–15 с импортной плёнкой, по качеству почти ничем не отличающиеся от японских кассет, разве что унитазной обложкой и стрёмным видом. Но по звуку они были очень неплохи.

— Вы Олега Хромова слышали? Новая муза. «Сладкий сон»? «Электронный мальчик»? — Сахариха стала хвастаться своими новыми кассетами, а Жека смотрел на неё, и думал — ё-маё, она ж ребёнок ещё совсем по уму! С Мариной не сравнить. Ну кто же из них лучше? Да никто! Обе классные!

Потом подошла Пуща, и как всегда это бывает, закончилось висячкой. У Сахарихи и Пущи было одно очень ценное качество — почти всегда они обладали колоссальным запасом веселья, и могли раскачать даже похороны. Вот и сейчас. Выкрутили громкость на многострадальной Веге на максимум, так что забиваются динамики от баса, танцуют, прыгают… Пришлось звонить Кроту, чтоб купил коньяка с вином, мандаринок с шоколадом, и вёз сюда.

Но музыка и в самом деле хороша. Диско, только более новое, более свежее. Правда, Жека до сих пор не мог понять — как можно веселиться и танцевать под песни о несчастной любви, однако девчонок это нисколько не напрягало, так же как и пацанов, впрочем. Разошлись далеко за полночь. Жека повёл датую Сахариху домой, а та всё подтанцовывала, подпевая — «На белом белом покрывале января, любимой девушки я имя написал».

— Женя… А я у тебя любимая девушка? — вдруг почти трезво спросила Сахариха, и лукаво покосилась на него, толкнув локтем в бок.