Но затем внимание спотыкается о название ювелирного магазина, и сердце пропускает удар. Смещаюсь правее по строчке и в графе «наименование» вижу слово «серьги», а рядом — семизначную цену.

— О господи… — изо рта вырывается стон. — Это он! Это действительно он купил ей серьги…

Я в изнеможении скребу ногтями столешницу, тщетно пытаясь справиться с оглушающим разочарованием.

— Ясь, послушай… — начинает Костя, но я жестом прерываю поток его возможных возражений.

Прикладываю трясущиеся пальцы к губам и шумно всхлипываю. Глаза застилаются мутной пеленой слез, а в груди оседает неподъемная тяжесть. Мне так плохо, что хочется выть и рвать на себе волосы. Потому что понимаю: в моих отношениях с мужем только что пройдена точка невозврата.

Не в силах совладать с истерикой я жмурюсь, а затем роняю лицо в ладони и, содрогаясь всем телом, даю волю сокрушительным эмоциям. И плевать, что я нахожусь в общественном месте. Плевать, что все видят. Сейчас я слишком ошарашена и подавлена, чтобы думать о чужом мнении.

Чувствую себя униженной, обманутой, растоптанной. Ядовитые пули предательства вонзаются в кожу и ранят сердце. Как?! Как Эдгар мог так со мной поступить?! Годы брака, общая дочь, любовь и клятвы — неужели для него это ничего не значит? Неужели интрижка с этой женщиной стоила нашего семейного счастья?

— Яся, не спеши с выводами, — на мое плечо опускается ладонь Свитинского. — Вдруг этому есть какое-то неочевидное объяснение?

— Да какое объяснение, Кость? — реву я.

— Не знаю. Может, Эдгар купил эти серьги для тебя? В качестве будущего подарка?

— Исключено, — обреченно мотаю головой. — У меня ведь даже уши не проколоты. Я серег не ношу.

Воцаряется тишина. Теперь, кажется, и до Свитинского доходит вся безысходность моей ситуации. Я глотаю горькие слезы, а он сочувственно гладит меня по плечу. Это единственное, что ему остается.

— Ясь, пожалуйста, не плачь, — в голосе друга проскальзывают какие-то новые, более нежные интонации. — Я с детства не могу смотреть на твою печаль…

— Моя жизнь разрушена, Кость, — хриплю задушено. — Разрушена, понимаешь? Я никогда не смогу смириться с предательством…

Какое-то время Свитинский молчит, а затем негромко произносит:

— Неудавшийся брак — это ведь еще не целая жизнь. Ты такая красивая, Ясь. Такая чуткая и мудрая. Да любой мужчина сочтет за честь быть рядом с тобой.

Я снова всхлипываю. Понимаю, что его слова — неприкрытая лесть, однако от нее становится легче. Совсем чуточку, но все же.

— Спасибо тебе, Кость. Правда. Спасибо за все.

— Иди сюда.

Он поднимается со стула и, наклонившись, заключает меня в крепкие дружеские объятия. Гладит по спине и волосам. Успокаивает. Приговаривает, что все будет хорошо.

А я лишь шмыгаю носом и пускаю слезы на ткань его пиджака, с горечью оплакивая свое разбитое сердце.

Сижу у окна и неподвижно наблюдаю за тем, как на город опускаются сумерки. В сердце — беспросветное отчаяние, в голове — звенящая пустота.

После встречи с Костей я на бессознательном автомате забрала из школы дочь, накормила ее ужином и сделала с ней уроки. Потом Милана немного посмотрела мультики и легла спать, а я вот уже который час просто сижу на кухне и плаваю в своих безрадостных мыслях. Хороню свой брак и пытаюсь примириться с неизбежностью.

Мой любимый оказался предателем. Счастливая жизнь — бутафорией. Семейная идиллия — фарсом. Я никогда не думала, что буду одной из тех жен, которые ждут мужа с работы, чтобы бросить ему в лицо доказательства неверности, но у судьбы, как выяснилось, крайне извращенное чувство юмора. Эд должен быть дома с минуты на минуту, а я морально готовлюсь к тому, чтобы излить на него всю бурю своего негодования.

Нет, ну надо же, а! Как хорошо он разыгрывал оскорбленную невинность! Как мастерски притворялся, что любит меня! Просто непревзойденная актерская работа!

И самое обидное, что я верила Чарову. По-настоящему верила. До того новостного репортажа ни на секунду не сомневалась в его искренности. Всегда была на его стороне. Любила. Поддерживала. Принимала таким, какой он есть.

И что в итоге? Получила нож в спину. От человека, который девять лет назад, стоя у алтаря, клялся оберегать и защищать.

Слышу, как в дверном замке проворачивается ключ, и мышцы спины невольно напрягаются. Расправляю плечи и устремляю взгляд вглубь дома. Туда, откуда вот-вот должен появиться Чаров.

Он заходит в комнату, и первое, что бросается в глаза, — это его неимоверная усталость. Под ресницами пролегают мрачные тени, одежда сидит небрежно и как-то мешковато, взгляд кажется печальным и выцветшим.

На секунду, буквально на секунду мое сердце сжимается в приступе жалости, но затем я вспоминаю, что Чаров сотворил, и всякое сочувствие умирает на корню. Он не заслужил моего сострадания. Не заслужил!

— Привет, Ясь, — произносит негромко.

Кладет дипломат на диван и медленно подступает ближе.

— Я ездила в больницу к твоей любовнице, — начинаю без предисловий.

— Что? — в лице Эдгара появляется замешательство. — К какой еще любовнице?

— А у тебя их несколько? — выдаю едко.

— Нет, конечно, — он разводит руками. — Ни одной.

— Виктория Меньшикова утверждает, что у вас бурный и страстный роман.

— Я же тебе объяснял, она ненормальная! — вспыхивает муж. — Ей лечиться нужно!

— Да, я поначалу тоже так думала, но потом она показала мне серьги, которые ты ей подарил, и все встало на свои места.

— Ты о чем? Какие серьги? — надо признать, Чаров довольно убедительно разыгрывает непонимание.

Но меня не проведешь. Я больше не верю ему. Ни единому его слову.

— Довольно притворства! — брезгливо бросаю я. — Ты купил дорогущие серьги и отправил их Меньшиковой в больницу! Я видела их собственными глазами!

— Бред какой-то… — Эдгар недоуменно трет лоб. — Не покупал я никаких серег… С чего ты это вообще взяла?

— Намереваешься врать до последнего?! — зло вопрошаю я.

— Намереваюсь разобраться в этой дерьмовой ситуации! — с вызовом отвечает он. — Я не спал с Меньшиковой! Ни разу! И никаких украшений тоже не дарил!

— Ну конечно, — я закатываю глаза. — Теперь ты будешь все отрицать. Это твоя извечная тактика!

— Почему ты не веришь мне, Яся?! — в отчаянии восклицает муж. — Разве я когда-либо давал тебе повод?

— Я видела записку! — взрываюсь я. — Записку, написанную твоей рукой! Мол, выздоравливай, моя нежная девочка, скоро у нас все будет хорошо!

— Да не писал я ничего подобного! Не писал! — ревет он. — Где эта записка?! Покажи мне ее!

Черт… Жаль я не догадалась прихватить треклятую открытку с собой.

— Хватит делать из меня дуру! — взвизгиваю я, вскакивая со стула. — С фактами не поспоришь!

— Это не факты, а хрень какая-то! Зачем мне посылать записки какой-то Меньшиковой, если я люблю тебя?! Только тебя, слышишь?!

Расхаживая туда-сюда по комнате, я крепко зажимаю уши. Чтобы не слышать его слов. Таких красивых и таких лживых…

— Яся, не закрывайся от меня! — Эд шагает ко мне и с силой разводит по сторонам мои ладони. — Верь мне, прошу! Только доверяя друг другу, мы сможем спасти наш брак!

— Я не хочу ничего спасать! — со слезами вырываюсь из его хватки. — Я хочу развода, ясно?!

Чаров застывает, будто от внезапной пощечины. Его лицо стремительно бледнеет, а в глазах появляется панический ужас.

— Нет… Не говори так, Ясь, — хрипло произносит он. — Не разбивай мне сердце…

— Это ты! — всхлипываю я. — Ты разбил мое! И сейчас топчешься на осколках…

— Господи… Это какой-то сюр… — Эдгар отшатывается назад и, тяжело рухнув на диван, роняет лицо в ладони. — Долбаная черная полоса, которая никак не закончится! — он испускает протяжный вздох и поднимает на меня глаза. — У меня серьезные проблемы на работе, Ясь. Очень серьезные. Под меня прокуратура роет. Кому-то очень невыгодно, что мой бизнес процветал и развивался…