Было ещё темно. Часы на холодильнике показывали что-то типа шести утра. Бабуле хватало тусклого освещения от гарнитура.

И какого черта я сплю на диване в гостиной, а не в выделенной для меня комнате?

Спине было жарко, а ногам холодно. В грудь что-то упиралось, а когда я попыталась встать, это «что-то» сжало мою грудь покрепче.

Опустив взгляд, я поняла, что сплю в объятиях Вани. Вместо подушки у меня был его бицепс, а у него вместо желания жить — моя сиська в ладони.

— Ну, охренеть, — выдохнула я хрипло и попыталась одёрнуть руку, в которой моя сиська, какого-то чёрта, чувствовала себя как дома. Пригрелась, растеклась и кайфует. — Ваня, блин! — рыкнула я на мужчину, когда вместо того, чтобы убрать руку, которую я пыталась убрать, он лишь сильнее стиснул мою грудь и вжал меня в себя, зарывшись нос в распущенных волосах.

— М? — дёрнулся за мной мужчина и в довесок положил на меня ещё и ногу.

— Лапы убери, — бросила я грубо, для чего пришлось немного повысить голос.

Конечно, меня услышала бабулетти и обернулась, но, главное, что меня услышал Ваня и, наконец, приподнял голову.

Сонным взглядом он окинул моё недовольно лицо и, посмотрев ниже, понял, что держит меня за то, за что ни при каких обстоятельствах держать не должен.

— Кхм, — только и смог он из себя выдавить, когда убрал руку с моей груди, которой вдруг стало как-то холодно и одиноко. Слабачка.

— Кхм-кхм, — передразнила я его укоризненно и резко села в постели, поправляя майку, которая собралась под грудью.

— Не помню, как уснул. Помню только, как укрыл тебя пледом. Ты раньше вырубилась, кстати.

— Потому что ты врубил унылую романтическую комедию, — ворчала я, пока Ваня, перекатившись на спину, растирал лицо ладонями, пытаясь окончательно проснуться. — И какого хрена, если ты укрывал пледом меня, весь плед на тебе?

— Ребят, я разбудила вас? — невинный божий одуванчик с туркой в руке, повернулась к нам, глянув на нас над оправой очков. — Чашку для кофе искала. В темноте не разглядела и рукой задела другую чашку.

— Ничё, ба, — зевнул Ваня. А затем резко приподнял голову и хмуро посмотрел на бабушку. — Ты пьёшь кофе? Ночью?

— Не ночью, Ивасик. Уже седьмой час. Утро.

— Какая разница? — всполошился Ваня и, выпутавшись из пледа, понесся к бабуле. — Ты забыла, как тебе вчера вечером было плохо?

— Это было вчера, Ваня, — устало вздохнула бабуля и налила себе в чашку горячий кофе из турки. — И ты знаешь, что ни одно моё утро без кофе не начинается.

— Инфаркт тоже, ба, без кофе не начинается, — ворчала Ваня не хуже любого деда. — Отдай мне кофе и пей чай. Зеленый.

— Нос не дорос бабкой командовать, — деловито изрекла бабулетти и отвела руку с кофе в сторону от внука. — Я сама знаю, что для меня лучше, Иван.

Ого! Иван! Дело попахивает чем-то серьёзным. Возможно, Иван сейчас получит по жопе ремнем. Останусь ещё ненамного, чтобы посмотреть, чем дело кончится.

— Бабуль, я волнуюсь за тебя, — искренно произнес Ваня, приобняв бабулю за плечи.

— Я это поняла ещё сегодня ночью, когда ты разве что с зеркалом не проверял дышу я или нет, — устало вздохнула бабуля. — Я же тебе уже говорила, что не помру, пока не увижу от тебя правнуков. Трёх, — заявила она решительно и при этом посмотрела на меня.

Тут я ничем помочь им не смогу. Поэтому я просто встала с дивана и пошла в сторону своей комнаты на второй этаж.

— Настенька, не останешься с нами выпить кофе? — вопросила бабуля.

— Нет, спасибо. Не люблю кофе в шесть утра.

Глава 16. Настенька

Уже к обеду я поняла, что спойлер, который я ещё вчера кинула своим пацанам, оказался ошибочным. Фиг я сегодня вечером смогу выбраться из дома. Пацаны мои, конечно, находятся недалеко, буквально через деревню в чьем-то родительском доме, но в доме Вани есть бабуля, рядом с которой мы порхали весь день, чтобы ей вновь не стало плохо.

На любой Ванин намёк о том, чтобы поехать в город и провериться в больнице, баба Женя отвечала категорическим вздохом и заявлением об увольнении Вани из любимых внуков.

Так и говорила: «Не хочешь со мной нянчится, вали в свой город, ищи себе бабушку помоложе».

Аргумент железный, как и Ванино терпение относительно любимой бабушки. Лично я уже бы давно психанула и погрузила её в машину, чтобы перестраховаться и проверить в больнице. Всё-таки, с сердцем и давлением в таком возрасте не шутят. И уж тем более со всем этим не шутят в той лесной глуши, в которой все мы от счастья захлёбываемся чистым воздухом.

— А потанцуйте, ребята, — вдруг вкинула бабулетти идею, когда перещелкнув каналы телевизора, наткнулась на какую-то старую мелодию.

— Ба, — возмущенно пробасил Ваня.

— Я с ним, кстати, согласна, — кивнула я, указав в сторону Вани ножом.

Я тут картошку крошу, а меня станцевать просят?!

Мачеха не была столь требовательна к Золушке, как ко мне чужая бабушка.

— А мы потанцуем. Да, Марин? — папа, сверкая зубными коронками, подплыл к маме, которая шинковала капусту на борщ, и подал ей руку, приглашая на танец.

— А, давай! — махнула мама рукой, отложила нож на стол и, обтерев руки кухонным полотенцем, приняла папино предложение потанцевать.

Они закружились, уносясь в гостиную, а я с опаской наблюдала за тем, как ко мне приближался обреченный Ваня, которого дожала бабуля, восседающая в кресле.

— Погнали, — вздохнул он, протянув мне руку.

Мол, по-быстрому отстреляемся и разойдёмся каждый по своим делам.

— Не-а, — пригрозила я ему ножом.

— Насть, минута дел, — глянул он на меня укоризненно.

— Да, блин! — вздохнула я шумно.

Оставила нож у тарелки с картошкой, отёрла руки и потянула их к Ване.

Первые секунды танца мы дрались, как девочки школьницы, шлёпая друг друга по рукам. Не сильно, не больно, но смешно и прикольно.

— Мне придётся положить руки на твою талию, — шепнул Ваня.

— Может, на шею? Придушишь меня по-быстрому и назовёшь грязной сучкой, чтобы я хоть какое-то удовольствие получила от этого танца, — говорила я, едва шевеля губами, чтобы нас не слышали взрослые.

Ваня рассмеялся и смело обхватил меня за талию, рывком прижав к своему торсу.

— Как мягенько, — хмыкнул он, прижимаясь теснее к моей груди.

— Заткнись, — закатила я глаза, положа руки на его широкие плечи.

В вялом танце мы топтались на месте, периодически встречались взглядами и отводили их в сторону, глупо улыбаясь.

— Я будто на дискотеке в детском лагере, — шепнул Ваня, наклонившись к моему уху. Обдал горячим дыханием кожу и пустил по ней мурашки.

— Аналогично, — вздохнула я. — Самые слюнявые поцелуи в моей жизни.

— Ты целовалась в детском лагере на дискотеках? — вскинул Ваня удивленно брови.

— Что только не сделаешь под компотом, — хохотнула я. — А-то ты не целовался в лагере?

— Я ни разу в них и не был.

— Ты ни разу не был в детском лагере? — уставилась я на него удивленно.

— Всегда хотела узнать, чем занимаются летом дети, которых не отправляют в лагерь?

— Сенокосом.

— А, — улыбнулась я широко. — Понятно. Вот где тебя через соломинку-то и надули, — пощупала я тугие мышцы его плеч.

— Я придушу тебя за такие шутки, Настенька, — качнул он осуждающе головой, но в глазах его искрило веселье.

— Начинай прям сейчас. А-то этот топтанец немного поднадоел.

— А твоим родителям нравится.

Я посмотрела в сторону своих родителей, которые кайфовали в танце и даже пытались изобразить страстное танго. Они смеялись, неуклюже крутились, между делом дарили друг другу поцелуйчики и просто кайфовали от того, что делают что-то вместе.

А я почувствовала себя двадцатилетней занудой в объятиях тридцатилетнего толстолобика.

Глава 17. Настенька

Поздно вечером, сразу после ужина, взрослые разбрелись по комнатам.