Ну вот, не успел он отдышаться после своего выступления на тему американского футбола, уже давай трещать, как он играл у себя на родине, в одной из тех школ, где он учился.

Я спросил:

— А сколько их всего было, школ?

Сэм нахмурился, принялся считать на пальцах, потом пожал плечами:

— Двенадцать? Тринадцать? Мы с мамой часто переезжали. Что-то вроде того.

Тайрон уважительно присвистнул и ляпнул:

— Мэтт говорил, что она вела беспорядочную жизнь.

Сэм как-то охнул, не то от удивления, не то от обиды.

Мэтт быстро вмешался:

— Тайрон это сказал в хорошем смысле.

Американец улыбнулся и вдруг тихонько засмеялся:

— Точно, вылитая мама.

Ну, тут мы разговорились. Почему-то из-за этой его умершей матери и множества школ нам самим было легче рассказывать о себе.

Я рассказал, что мои родители в прошлом году развелись и что дома с мамой и старшей сестрой я чувствую себя не на месте. Раз в неделю мы встречаемся с папой, но это тоже не пикник. Мы идем в кино или сидим в ресторане, разговариваем обо всем на свете, только не о том, что для нас действительно важно. Как будто все в нашей семье вдруг стали чужими.

Тайрон тоже рассказал о себе, о том, что он никогда в жизни не видел своего папу — когда он только-только родился, его отец поехал в отпуск в Вест-Индию и не вернулся. Тайрон рассказал про свои проблемы с лишним весом, как его в школе обзывают «жирдяем» и «танком», как его мамуля вечно испытывает на нем разные диеты, от которых он только слабеет, но не худеет.

Даже Мэтт сказал свое слово — признался, как ему неловко, что у них папа занимается домашним хозяйством и ходит в фартуке, а мама то и дело звонит в школу с жалобами.

— Команда неудачников! — Сэм подмигнул, как-то так лихо и по-взрослому, что мы все трое расхохотались. — Ну, ладно, — сказал Сэм, — а как тут у вас развлекаются?

Я не буду углубляться в историю с Марком Крамером. С моей точки зрения, то, что случилось (вернее, не случилось) между мной и Марком, абсолютно никого не касается. Просто не имеет отношения к делу. И точка.

Ну ладно, может быть, вам действительно нужно об этом знать — так, в общих чертах. В субботу я пришла в кино, на фильм с Камерон Диас. И Марк тоже пришел. Когда он появился в фойе, я подошла к нему, мило краснея под слоем косметики, на которую потратила около двух часов. И увидела, что рядом с ним стоит Таша, девчонка из его класса. Она держала его под руку. Кажется, полжизни прошло, пока мы втроем стояли, и смотрели друг на друга, и не находили слов.

Первой заговорила Таша. Она спросила меня:

— Какие проблемы?

Я повернулась и бросилась бежать, пулей вылетела в двери и скрылась в ночи. Я ненавидела Ташу, ненавидела себя, но больше всего я ненавидела Марка Крамера. Сказать по правде, я ненавидела всех мальчишек на свете.

Если подумать, пожалуй, это все-таки имеет некоторое отношение к нашей истории.

Следующие несколько дней мы показывали Сэму окрестности — как он выражался, «округу», а Сэм рассказывал нам, как он жил в Америке. По его рассказам выходило, что он целыми днями гонял с приятелями на мотороллерах, дрался со всеми подряд, а по ночам смотрел из-за кулис рок-концерты, в которых участвовала его драгоценная мамочка.

Мы слушали и старательно делали вид, будто на нас это не производит ровно никакого впечатления. Раньше мы считали, что слишком круты для мелких стычек в парке, на улицах, на школьном дворе. Мы были довольно хулиганистые, и учителя время от времени жаловались родителям на наше поведение.

Но Сэм, если верить его россказням хотя бы наполовину, был по части хулиганства совсем в другой лиге. Нам за ним было не угнаться, да, если честно, даже и не хотелось. В Сан-Диего парни из его шайки смеха ради воровали вещи в магазинах. Угоняли машины, ходили с ножами. Устраивали массовые драки с другими шайками, прямо как в кино. Были на учете в полиции.

Чем больше мы слушали про шальную жизнь Сэма и его приятелей, тем неуютнее себя с ним чувствовали. Или он отчаянный врун, или мелкий уголовник. В любом случае у него явно проблемы, а нам и своих проблем хватало, чтобы еще ввязываться в его неприятности. Все это было еще до скандала в закусочной «У Билла Бургера».

Будь моя воля, я бы вообще запретил детей в возрасте от двенадцати до восемнадцати. От них одни неприятности, особенно от мальчишек.

Особенно от этих мальчишек.

Сидели мы, значит, в кафе, которое называется «У Билла Бургера», и тут Джейк стал рассказывать про своего папу. Мистер Смайли в последнее время часто пропускал встречи с Джейком, и было похоже, что в ближайшем будущем отец и сын станут встречаться еще реже.

Третьего дня вечером, когда мистер Смайли возвращался домой после делового ужина, его машину остановила полиция. Его заставили подышать в трубочку, обнаружили следы алкоголя и всю ночь продержали в полицейском участке.

Я заметил, что, пока мы ахали да охали, сочувствуя Джейку, Сэм как-то непривычно примолк. Он глазел по сторонам, барабанил пальцами по пластиковому столику, как будто история про папу Джейка ну ни капельки его не интересует.

И вдруг ни с того ни с сего спрашивает:

— А что у вас тут бывает, если поймают за рулем в нетрезвом виде? В тюрягу сажают или что?

Я сказал:

— У мистера Смайли могут отобрать права на какое-то время.

— А без машины папа не сможет приезжать встречаться со мной, — прибавил Джейк несчастным голосом.

Сэм шмыгнул носом:

— Ой, я сейчас заплачу!

Мы в удивлении уставились на него. Он откинулся на спинку стула и взмахнул руками.

— Ну подумайте сами, тоже мне, горе великое! — сказал Сэм. — Джейков старикан переночевал в кутузке, и ему на какое-то время запретили водить машину. Делов-то!

Джейк перегнулся через столик.

— Эй, ты, не наглей! Это не шутка.

— А кто шутит? — Сэм запустил руку в волосы Джейка и дернул явно хамским жестом. — Знаешь, Джейк, если ты думаешь, что меня колышут проблемы твоего папочки, то ты меня с кем-то спутал!

— Сэм, полегче! — сказал Тайрон.

Но Сэм все смотрел в упор на Джейка, глаза в глаза.

— Видишь ли, когда у человека папка полжизни провел за решеткой и сейчас еще сидит, несколько часов в «обезьяннике»… — Он пожал плечами. — Мое сердце не разобьется от этой мысли.

— Ого! — изумился Тайрон. — А что твой папа сделал?

Сэм снова пожал плечами.

— Мокруха — вот что он сделал. Попал по-крупному. Когда я родился, у него было несколько ночных клубов. Он занимался разными вещами — ну, может, не совсем законными. Однажды они с партнером поссорились. С партнером случилась неприятность — кто-то его пристукнул. А повесили все на папку. Я же говорю — мокруха.

Ну вот, опять. Каждый раз, как с кем-нибудь из нас случается что-то драматическое, Сэм ухитряется выдать нечто еще покруче, пострашнее, еще драматичнее…

— Это… — Тайрон мужественно пытался подобрать слова. А какие тут слова, когда ты вдруг узнаешь, что у одного из твоих приятелей отец сидит в тюрьме за убийство? — Это… В смысле… Это же ужасно!

— Что делать, такая жизнь, пацаны. — Сэм шумно потянул газировку через соломинку. — Я не видел своего старика с тех пор, как мне исполнилось пять лет. Иногда мамуля рассказывала кое-что про его очередные нелады с законом. Еще шутила, мол, последние известия о Катастрофе.

— О катастрофе? — переспросил Тайрон.

— Его так зовут. По-настоящему его имя Тони, но у него столько было в жизни всяких передряг, что все его называют Катастрофой — Катастрофа Лопес.

Сэм произнес это с гордостью.

Наступила пауза. И тут Джейк, который перед этим все молчал, снова заговорил.

— Катастрофа, — сказал он, и я понял по его лицу, что он все еще злится на Сэма за то, что тот сказал про его отца. — Интересное имя, правда?