— Не, я был с Джейком и Тайроном, — сказал этот мерзавец. — Хотел дать Мэтту возможность… приятно провести время. — Он подмигнул. — Ну, вы меня понимаете…

— Не нужно смущаться, — сказал папа. — Это вполне естественно. Кто она?

— Да, — подхватил Сэм, — кто эта милашка?

Я впал в панику и ляпнул:

— Ссс… Ссс… Симона. Она из нашего класса.

Мама улыбнулась.

— Ты раньше не говорил, что у вас в классе есть какая-то Симона.

— Да я раньше не обращал на нее внимания, — пробормотал я. — Давайте не будем о ней говорить.

— Нет, будем! — Сэм уже по-настоящему наслаждался. — Расскажи нам, Мэтью, какая она.

Мама с папой смотрели на меня и ждали.

— Ну-у, она такая тихая, довольно умная и, наверное, немножко застенчивая.

— И красотка, правда ведь?

Я прищурился. Я все-таки отомщу Сэму, даже если это будет последнее, что я сделаю в своей жизни!

— Да, — холодно проговорил я. — Она очень красивая… Такая женственная…

Мама вдруг подтолкнула отца локтем.

— Знаете, мне нужно кое-кому позвонить. Я пойду наверх.

Она многозначительно посмотрела на него и быстро вышла из кухни.

У меня никогда не было проблем по части общения, но, строго между нами, тот разговор с Мэтью и Сэмом «о пестиках и тычинках» не сказать чтобы прошел с ошеломляющим успехом. Некоторые слова и выражения интимного свойства звучали очень странно даже в моих собственных ушах — как будто их никто и никогда не произносил вслух.

Мэтью все пытался меня перебить, говорил, что все это прекрасно знает и незачем вдаваться в такие подробности, но Сэм, к несчастью, оказался страшно наивным по этой части и задавал вопросы, на которые мне довольно трудно было ответить.

Нет, нет, нет! НЕТ! Только не это! Только не на кухне! Не от родного отца! Не надо, пожалуйста, не надо!

Папа, отчаянно подбирая слова и страдая все сильней, пытался рассказать нам о сексе. То и дело наступали долгие мучительные паузы. Когда ему приходилось употреблять слова, которые его смущали — такие, как «презерватив», «эрекция», «сперма» и так далее, — он вздрагивал, как будто они причиняли ему физическую боль.

Можно не объяснять, что Сэм отрывался по полной программе. Он без конца задавал вопросы, от которых мне хотелось спрятаться под стол.

— Значит, у парня при этом… А девчонка… Объясните, пожалуйста, еще раз, мистер Бертон.

И так без конца.

— А что же такое все-таки «безопасный секс»?

«Ну, всё! — подумал я. — Это… это уже слишком! Это официальное объявление войны!»

После Большого Разговора о Сексе мы поднялись наверх. Пока шли по лестнице, Сэм хмурился, как будто все еще обдумывал про себя увлекательные, но и пугающие новые знания о том, как устроены мальчики и девочки. Мы вошли в мою комнату, закрыли за собой дверь, Сэм рухнул ничком на мою кровать, уткнулся лицом в подушку и в диком восторге заколотил по матрасу кулаками.

— Сэм!

Я сгреб его за шиворот, рывком поднял на ноги. В его глазах от смеха стояли слезы.

Я ничего не мог поделать. Я хотел рассердиться, но вместо этого и сам расхохотался как сумасшедший.

Бедный папочка! Если бы он только знал!

Перелет был поганый. Оттолин ни разу в жизни не летала на самолете. Она прочла в каком-то дурном журнале из тех, что приходят к ней по почте каждую неделю, будто бы полет на большой высоте отрицательно действует на людей с силиконовыми имплантантами.

У Оттолин имеются силиконовые имплантанты. В верхней части тела, если вы понимаете, о чем я. По правде сказать, у нее, по-моему, имплантантов даже больше, чем родного тела.

Девять часов подряд она просидела рядом со мной, плотно обхватив себя руками, и шептала:

— Катастрофа, они сейчас лопнут! Знаешь, так бывает. Хлоп! И забрызгают всех вокруг. Я просто чувствую, что они вот-вот шарахнут.

Я купил ей выпить. Потом еще. Когда самолет заходил на посадку, мы уже были, как говорится, в состоянии полной анестезии.

Я все время твердила одно:

— Катастрофа, чтоб тебя черти взяли! Хоть бы все это было не зря!

Чтобы как-то отвлечься, я стала думать о том, на что мы потратим вознаграждение, ну, то есть наследство, или как его там…

Купим себе большой, шикарный дом в стиле ранчо, с просторными туалетами и золотыми кранами в ванной, поближе к Голливуду, чтобы я смогла продолжить актерскую карьеру. У нас будет земля, лошадки, куча горничных и всяких прочих служанок, и все они будут обращаться ко мне очень почтительно, ну, там: «Доброе утро, миссис Лопес», «Я могу идти, миссис Лопес?».

Наверное, этот недоносок Сэм тоже будет при нас болтаться, ведь денежки-то мы получим через него. Но я старалась представлять его себе в образе шустрого, остроумного подростка, который постоянно говорит что-нибудь смешное и не доводит всех окружающих до ручки, вроде как Маколей Калкин[4] до того, как он окончательно свихнулся, женился и так далее.

Все-таки не зря мы это затеяли, уговаривала я себя, покрепче придерживая свою грудь (эти штуки, как-никак, денег стоят!). Нет, совсем не зря.

Меня немного разочаровало, что Сэм собирается влюбиться в Марка Крамера. Это ведь такая пошлость… В Марка все влюбляются.

Я думала, что у Сэм больше вкуса. Например, мы с ней разговаривали не о том, о чем обычно болтают. Мы говорили о музыке. Она записала мне имена гитаристов, которых стоит послушать, — не только Хендрикса, Клэптона, Планта (о них я уже читала), но и других, таких, как Альберт Ли, Джефф Бек, Скотти Мур, Джеймс Бертон. Она составила для меня список рок-групп эпохи шестидесятых, которые советовала послушать, и пообещала достать для меня интересные компакт-диски.

Даже странно. Вроде она вполне современная девчонка, но когда я пыталась поговорить с ней о таких направлениях в музыке, как транс, техно или драм-н-басс, она только мотала головой, как будто просто не хотела ничего слушать.

В плане музыки она была точно древняя старуха и в то же время в курсе всех современных новостей. Ну и что? Если честно, придя домой после школы, я разыскала у себя в закромах компакт-диск группы «Дорз» и поставила его по новой.

Ну никак все это не монтировалось с тем, чтобы развесить сопли по поводу Марка Крамера! Она такая классная, непохожая на других, откуда же эти штампы в том, что касается любви?

В тот вечер дома у нас стало совсем тяжко.

Мамуля зациклилась на своей идее спасать меня, пока не поздно. По ее мнению, я — просто ходячее собрание всех стандартных подростковых проблем. Лишний вес, низкая успеваемость да еще и друзей моих она не слишком одобряет.

Ей вдруг стукнуло в голову, что мне необходимо дважды в неделю заниматься с репетитором. После ужина она позвонила маме Мэтью, вообразив почему-то, что та может ей посоветовать парочку-другую частных преподавателей. Родители «трудных подростков» должны помогать друг другу, не правда ли? Вместо этого ей все уши прожужжали про новую подружку Мэтью.

Не знаю почему, но в нашем квартале родители постоянно как будто соревнуются между собой. Вечно они сравнивают достижения своих деточек: кто раньше начал ходить, говорить, кто лучше учится в школе, у кого самое интересное хобби, какие они остроумные, как они занимаются кто спортом, кто музыкой, сколько у кого друзей, кто какие экзамены сдает. И так без конца.

Моя мамуля тоже считает себя обязанной играть в эту игру, и, к сожалению, она всегда проигрывает. Иногда я слышу, как она разговаривает с какой-нибудь другой мамашкой по телефону. «Мой Тай увлекается всем понемногу», — говорит она с отчаяния или: «Он блестяще разбирается в Интернете». На языке родителей все это означает только одно: «Я стараюсь, как могу, но, честно говоря, мой сын полнейший, безнадежный неудачник».