ВАНЬКА 10

Глава 1 Привет из прошлого

— Вот, товарищи, Воробьев… — Циммерман ткнул в мою сторону прокуренным пальцем.

Так, что за дела?

Мужики в кожанках, ему — товарищи, а я?

Почему Семен Самуилович на этот раз перед моей фамилией общепринятое в молодой советской России для классово близких людей обращение на вставил?

Что, я, уже ему — не товарищ?

Дистанцируется старый хрен от меня?

Ещё и бледный он в сей момент как полотно… Вон, даже руки у завотделом трясутся.

— Проходите, Воробьев…

Опять же пальцем, один из незнакомцев мне указал на стул.

Что они тут пальцами-то растыкались…

Указующий перст, жест — неприятный. Не способствующий установлению близких и доверительных отношений. Кто указывает, как бы, вольно или невольно, выше себя ставит, того, кому пальцем тыкнуто.

Прошел, сел. Куда мне деваться…

Заведующий отделом, параллельно со всем этим, на голубиных лапках в угол спятился, на стуле притулился и глаза в пол упёр. Как и нет тут его. Ветошью, козлина, прикинулся.

— Почему факты из биографии утаиваешь? — это мне уже второй, не тот, кто пальцем на стул указывал. Говорит хрипло, с горлом у него, наверное, что-то.

Семен Самуилович на своем лице всю мировую скорбь многострадального народа изобразил. Вот де, не зная, на своей чахоточной груди змею пригрел…

— Какие факты? — уточняю на всякий случай. Понял я уже, за что меня сюда притянули. Имеется, так сказать, несмываемое пятно в глазах советской власти на моей биографии.

Тот и другой, что в кожаных куртках, брови синхронно сдвинули.

— А, кто у нас царя Николашку от справедливого возмездия спас?

Завотделом при этих словах на стуле даже качнуло. Для него такое новостью было. Не введен он был в курс дела, зачем товарищам из комиссии, наделенной чрезвычайными полномочиями, популярнейший автор санпросветовских стихов потребовался. Сказали немедленно представить и всё.

Мля…

Вот и аукнулось мне…

Николашку… Тьфу! Николая Александровича спас.

Пусть я и ля-куртинец, и на каторге в Африке был, а тут — такое… Данное деяние всё перечеркивало.

Сижу, молчу, сказать мне нечего.

Было такое, отпираться не буду.

Глава 2 В бега

Вина моя перед нынешней властью — большая. Даже — огромная.

А, как меня наказать за это могут? Соразмерно провинности? Что мне грозит? Высшая мера социальной защиты?

Так, опять я по-старому мыслю… Не привык ещё нынешним реалиям.

Тут, в новой России, сейчас многое не как до революции. Высшая мера социальной защиты предполагает не наказание преступника, а защиту от него социума. Вот и могут решить, что надо от меня избавиться за прошлое прегрешение и возможные будущие. Чтобы больше от меня вреда не последовало.

Эта мера, как и другие, — временная. При коммунизме, что сейчас строится, преступлений не будет. Не от кого будет и защищаться.

Ну, что же, Иван Иванович, хуже уже не станет. Лучше — может.

Я нырнул в плын…

Не прошло и половины минуты, как в комнате на полу лежало три тела. Нет, греха на душу я не взял, завотделом и двое в кожанках дышали, сердца их бились. Отсутствовало только сознание. Если сказать по-простому — вырубил я их.

В свой кабинет возвращаться мне нельзя, по коридорам наркомздрава шарашиться — тоже. Поживится кто-то моим пайком…

Кабинет Циммермана находится на первом этаже, окна выходят во двор. Через одно из них я здание и покину.

Своё рабочее место я как был оставил, в карманах имелось немного денег, папиросы и спички. Вот и всё богатство. Маловато будет для жизни в бегах.

Я огляделся по сторонам. На удивление, был я сейчас совершенно спокоен.

Сейф. Даже и не закрыт. Ещё и ключ из дверки его торчит. Может там что нужное мне имеется?

Семь бед — один ответ.

Циммерман оказался не бедным — на полке сейфа лежали две пачки совзнаков. Причем не мелких номиналов. Откуда столько у завотделом? Просто Корейко он какой-то…

Берем? Берем, что тут думать-то. Деньги всегда пригодятся.

Бутылка водки? Оставлю на месте. Пусть Циммерман стресс снимет когда очухается.

Товарищи в кожанках сделали меня богаче на два револьвера и горсть патронов к ним. Последние надо потом только от табачного сора почистить. Денег у чекистов с собой было немного, но не оставлять же их.

Изъял я у одного из товарищей с чрезвычайными полномочиями ещё и серебряные часы. Они явно не его были. Часы — наградные, за отличную стрельбу. Получены старшим унтер офицером Иваном Стройковым в 1897 году. Сам нынешний обладатель часов в данном году ещё пешком под стол ходил и заслужить их не мог.

Мне эти часы сейчас нужнее. Свои-то у меня на столе в кабинете остались. Причем, гораздо лучше этих — швейцарские от торгового дома Георга Фавра Жако. Да, мои тоже не вершина часового искусства, но — лучше.

Я подошел к окну. Во дворе наркомздрава было пусто. Ну, хоть в чем-то повезло…

По улице я шел неспешно, папиросочкой попыхивал. Гуляю я просто, ничего меня не тревожит.

Как из столицы выбираться? Где-то через пол часа Циммерман и мужики в себя придут. Раньше тревога подняться не должна — дверь в кабинет завотделом я изнутри на ключ запер, а сам он у меня в кармане.

Кстати, надо его выбросить.

Сказано — сделано. Ключ полетел в траву под дерево.

Небольшой запас времени у меня имеется, но он не велик. Поезда отпадают, первопрестольную я покину пешим ходом.

Дальше куда? Вот это — вопрос.

Куда-то, где меня не знают. Россия велика…

Может, рвануть за границу?

В Африку, к диким обезьянам? Увольте, были уже…

В Северо-Американские Соединенные Штаты? В гости к Томасу Вильсону?

Думать надо. Князя Александра Владимировича искать. Без него у меня к моим деньгам в банках острова доступа нет.

Размышлял я про всё это на ходу. Туда-сюда по Москве бродил для запутывания следов. Читал я про такой метод ещё дома. Здраво подумать — ерунда всё это, надо мне скорее из столицы убираться.

На Сухаревской площади я купил себе куртку. Хоть и тепло пока, но в одной гимнастерке ночью будет холодновато.

Там же обзавелся видавшим виды солдатским вещевым мешком, прикупил продуктов. Без еды-то ноги быстро не заходят.

Денег у меня почти не убыло. Это радовало.

Уже когда я с Сухаревки выходил, то гора с горой сошлась. Чуть не налетел на меня сослепу седенький старичок.

Вот себе ничего! Это же… Илья Ильич! Антиквар!

Я еле его и узнал. Не, столько тут не живут! В нашу прошлую встречу он в солидных годах был, а тут ещё больше десяти лет прошло.

Глава 3 Ещё одна новость

Илья Ильич, с последнего раза, когда я его видел, сильно исхудал. Одежда, что на нём была, вызывала жалость. Такую только рамоньщику отдать, а не на себе носить.

Ещё и старик был выпивши.

— Добрый день, Илья Ильич.

Антиквар подслеповато прищурился.

— Ваня?

Узнал меня антиквар, узнал! Склероз ещё не одержал над ним победу.

— Я, Илья Ильич, я.

— Рад, рад… Горе-то какое…

Что-то я не совсем понял Илью Ильича. То ли рад он мне, то ли — горе, для него это.

— Слышал, Ванечка, императора убили…

Так, так, так… Опа на… Что-то сегодня весь мой день вокруг императора вертится.

— Пойдёмте, Илья Ильич, в сторонку отойдём.

То, что я услышал от антиквара, было для меня неожиданной новостью. Что Николай Александрович и его семья арестованы, это я знал. Слышал, что куда-то на Урал их отправили. Газеты, понятное дело, об этом не писали. Было о чем другом советским газетам сообщать.

— Доната Всеволодовича, Ваня, помнишь?