Этого Мила вынести не смогла. Она с возмущением распахнула глаза и выдернула кислородную трубку из носа.

– Тебе не в фирме Черкасского надо работать, Чижова, а в реанимации. Ты и мертвого поднимешь! – выпалила она.

– Доброе утро, спящая царевна! – обрадовалась Катя.

Она не сошла с ума, и дух Милы никуда не утаскивал собственное тело. Ее коллега просто очнулась. Но почему-то не пожелала ни с кем поделиться этой хорошей новостью.

– Мил, ты почему партизанишь? – поинтересовалась Катя. – Представляешь, что я подумала, когда заглянула к тебе, а постель – пуста.

– Да доктор только перед тобой ушел, я подумала, что никто больше не явится, и позволила себе нормальные человеческие радости: телек и душ.

– А доктор знает, что тебе стало лучше?

– Нет, конечно.

– Почему?!

– Потому что первое, что я услышала, когда пришла в себя, это слова доктора: «Не волнуйтесь, если она очнется, мы это дело быстро поправим. Исход болезни будет целиком и полностью зависеть от вашей платежеспособности». «Хотите заглянуть в мою налоговую декларацию?» – спросил какой-то второй мужик противным голосом. «Нет, конечно, я верю в вас и в тот счет, который вы открыли на мое имя...»

– Душевная беседа у кровати тяжелобольного, – оценила Катя.

– И не говори. Я от ужаса чуть обратно в кому не впала! Вместо криков радости и транспарантов: «Добро пожаловать в мир живых!» – услышать такое... Я поняла, что мое выздоровление кому-то сильно помешает. Этот кто-то подкупил моего лечащего врача. И я нахожусь в полной их власти. Захотят – вообще отравят и скажут, что так и было. В свете всего этого спящая царевна не спешила просыпаться. Сначала мне, естественно, было очень не по себе. Хотелось хоть с кем-нибудь поделиться. Но даже позвонить не получалось. Ни мобильника у меня, ни карточек для таксофона. Хотя кому бы я позвонила? Кто бы мне поверил? Так что уже несколько дней на свой страх и риск я веду двойную жизнь. Это несложно. Здесь все делается по часам. Обходы, капельницы, уколы. К счастью, уколов мне не назначено. Вот капельницы втыкают, но я их тут же вытыкаю, сливаю в стаканчик. Телик от скуки смотрю. Одна проблема – никакой еды. Воды-то можно и из-под крана выпить, а вот с твердой пищей – беда. Хотя, знаешь, я и эту проблему решила. Несколько раз доползала до столовой. Тут все друг на друга похожи – бледные и в халатах. Так что на меня никто особо не смотрел. И я воровала ватрушки и молоко с подноса. А ты, кстати, Катюх, что-нибудь поесть принесла? Нет? Ну что ж ты, пришла навещать больного с пустыми руками! Могла бы хоть обязательных бананов притащить.

– Но ты же была в коме! – попыталась оправдаться Катя. – Как бы я бананы в тебя впихивала? Через капельницу? Слушай, Мил, а кто этот кто-то, который врача подкупил? Наверное, Черкасский не хочет, чтобы ты показания давала.

– Нет, это не Олег, – покачала головой Мила. – Я, конечно, лица не видела. Но голос точно не его.

– Значит, вы с ним на самом деле были знакомы и он не нападал на тебя? – Катя решила все-таки сверить их показания.

– Нападал, но не больно, а даже приятно, – призналась Мила. – Если честно, это было не слишком прилично. Но мы наплевали на приличия. Покурили травки, расслабились...

– В нашей подсобке? А что, все номера люкс оказались заняты?

– Иногда, видишь ли, не до номеров. Страсть захватила и понесла. Впрочем, тебе, наверное, не понять.

– Наверное, – согласила Катя.

Больше никакой страсти, лодок, самолетов и театров. Лучше не понять, чем оказаться на месте Милы. Да и на своем месте – тоже.

– И что теперь? – спросила Катя. – Как долго ты будешь прятаться в коме? Убежище, как оказалось, не слишком надежное.

– Да нет, обычно я осторожна. Говорю же, за десять минут до тебя у меня тут ошивались доктор и тот мужик с противным голосом. Ты, кстати, их не встретила? Потом они ушли, я и решила, что до вечера никто не заглянет. Ко мне же никого не пускают. Да и очередь из желающих не стоит.

– Мы с Ниной Федоровной за тебя переживаем, – заверила Катя. – Она несколько раз звонила в больницу, но ей сказали, что пока все без изменений.

– Если бы ты знала, как я хочу отсюда выбраться, – вздохнула Мила. – Но не в окошко же прыгать. Ума не приложу, что делать.

– Давай сейчас вместе уйдем.

– Боюсь, меня отсюда просто так не выпустят. Если размер счета приличный, доктор может пойти на крайние меры.

– У меня с собой мобильник. – Катя полезла в свою сумочку. – Хочешь, в милицию позвоним?

– И что скажем, Кать? Что меня из комы не выпускают? Держат в заложниках, угрожая клизмой?

– Но долго притворяться растением ты тоже не сможешь.

– Ну, если это какая-нибудь роскошная роза, почему бы и нет? Вообще-то, у меня слабость, головокружение и я много сплю. Так что это не очень трудно.

– Думаю, тебе пойдет на пользу домашний режим. А отсюда надо выписываться, – решила Катя.

– И каким же образом? Ведь медсестры обычно с доктором заодно.

– Зато я заодно с тобой. Вместе мы – сила.

Катя выглянула в коридор. Ни души. Пациенты в палатах, время вечерних уколов еще не наступило. Так что единственная, кого предстояло обезвредить – та самая толстушка, дежурная медсестра на первом этаже.

Катя спустилась вниз. Медсестра с бдительным видом сидела за своим столом. Катя представила, что это ее несуществующая бабушка, которая живет в Одессе и приглашает провести у нее летние каникулы.

– Ой, спасибо вам огромное! – кинулась Катя к посту номер один. – Вы подошли неформально. Разрешили посещение. Для меня это очень важно. Так мало встречаешь неравнодушных людей. Даже не знаю, как смогу вас отблагодарить. Хотя есть у меня одна вещь...

Катя начала рыться в сумке.

– Вы что, девушка? Мне ваших подачек не надо. У нас тут частная клиника. Мы хорошо зарабатываем, – приняла медсестра независимый вид.

– Да я не деньги, зачем вы так? Я от души. Вот! – Катя торжественно извлекла тюбик с детским кремом. – У меня подруга лечебную косметику распространяет. И порекомендовала мне этот крем. Вы не смотрите, что он выглядит как обычный детский. Это просто упаковка. А содержание – самое инновационное. Это омолаживающий крем. Новейшая разработка! На основе стволовых клеток. Пока его вот в такие тюбики маскируют, чтобы избежать ажиотажа. Выпуск ограничен. Только для своих. Я попробовала – эффект потрясающий. Вот как вы думаете, сколько мне лет?

Толстуха похлопала глазами.

– Ну... двадцать пять? – предположила она.

– Голубушка, да мне уже сорок пять стукнуло.

– Не может быть!

– Это все крем, – скромно потупилась Катя. – Я готова им с вами поделиться. Правда, он не всем подходит. Возможна аллергия. Так что нужно нанести на лицо сначала для пробы. Если все будет хорошо, я вам этот тюбик подарю. Давайте, пробуйте.

– Прямо здесь?

– Ну так нет же никого. Приемные часы уже закончились.

– Но здесь нет зеркала. Оно в ординаторской.

– Сходите, намажьтесь. На меня прямо сразу подействовало. А через неделю я лет на десять помолодела.

– Ох, не знаю, – заколебалась женщина. – Мне вообще-то пост оставлять нельзя. Но попробовать очень хочется. И девчонкам потом расскажу. К нам тут ходит одна с каталогом. Тоже обещает потрясающий эффект. Но что-то я не замечала. По-моему, все эти кремы одинаковы.

– Мне тоже так раньше казалось. – Катя принялась энергично кивать. – А потом я поняла: нужно не на красочный каталог смотреть и не на яркую упаковку. Главное – содержание. Моему крему даже реклама не нужна, так он хорош. Но это только для избранных...

– Ладно, я мигом, – решилась медсестра, выхватила у посетительницы из рук тюбик и удалилась быстрым шагом.

Конечно, Катя не стала ждать, возникнет ли потрясающий эффект. Аллергии на детский крем точно не будет. Так что совесть ее была чиста.

Мила все это время дежурила на лестнице. В палате обнаружилась одежда, в которой ее привезла «скорая». Так как кровоточащих ран не было, вещи находились в весьма приличном состоянии. И теперь Мила, почти при полном параде, только без янтарного ожерелья, приобщенного к делу в качестве улики, спустилась вниз. Никто не помешал ей выйти в больничный двор, а потом на тихую московскую улочку. Охранника у ворот интересовали в основном те, кто входит.