Всматриваюсь в отражение зеркального шкафа, пытаясь понять, в каком месте я удивительная и насколько? Настолько, что один еле выдержал три месяца, а второй сбежал после первого же поцелуя?

Достав из серванта свою детскую фотографию, долго вожу пальцем по улыбающейся довольной физиономии. Мне десять. Прекрасно помню тот день. Наверное, сотые по счету соревнования и очередная медаль, добытая усердным трудом. Но радуюсь я совсем не ей.

Мой партнёр по танцам, Ваня Воржев, вытащил в игровом автомате маленького плюшевого медвежонка и подарил его мне. Только вместо слов благодарности я рассмеялась и сказала, что медведь похож на него, и я назову игрушку Ваней. После того дня Воржев бросил танцы.

Мне поставили нового партнёра, но с ним отношения ладились плохо. Вместо первых мест мы стали получать третьи. И через два года я тоже завязала с любимым хобби.

Не выдержала давления со стороны мамы, которая напирала каждый день. Я непременно должна была быть лучшей. Ведь хвастаться подругам, что твоя дочь заняла не первое место, не так приятно. На соревнованиях она появлялась всё реже, а слова поддержки включали в себя лишь упрёки. «Плохо стараешься». «Могла бы и лучше». «Увеличь количество тренировок». Без медалей и кубков я стала для неё пустым местом.

В двенадцать лет осознать, что мама любит тебя лишь за твои успехи — не самое приятное. Но зато с тех пор я стала контролировать каждое своё слово, сказанное в адрес другого человека.

Мы не имеем права высмеивать и словесно обижать людей. Особенно тех, кто испытывает к нам искреннюю симпатию.

На последующие три дня я превращаюсь в рака-отшельника. Закрываюсь от мира и ухожу мыслями в себя. Прячусь в своей раковине, анализируя произошедшее. Разбираю по полочкам: знакомство с Тимуром, мою нелюбовь к нему, его помощь, наши три дальнейшие встречи и поцелуй. В каком из этих звеньев желание его придушить сменилось на острое желание ощущать вкус его поцелуев? В какой момент появилась зависимость от тёмного взгляда, который постоянно держит тебя на прицеле?

Так же, как могу чувствовать голод или жажду, я чётко почувствовала, что моя возникшая к Тимуру симпатия взаимна. Тогда почему, даже не попробовав, он выстроил невидимый барьер? Отгородился колючей проволокой в виде слов, что совсем мне не пара.

Этот вопрос надоедливой мухой летает из стороны в сторону. Жужжит так, что громкая музыка не способна его заглушить.

Как отправить мысли про Тимура в блок? Ведь они отодвинули измену Ромы и предательство Ани на второй план. А мне сейчас стоит думать, куда двигаться дальше, а не про привлекательного мужчину.

Бабушка всегда говорит: «Если кажется, что не знаешь куда идти — остановись и оглянись по сторонам».

В стремлении угнаться за лучшей жизнью мы так привыкли к вечной беготне, что совсем разучились замедляться. Даже когда колет в боку, мы бежим из последних сил. Куда? Зачем? Даже чувствуя, что вот-вот выдохнемся, упадём, мы всё равно боимся замедлить бег.

Как часто мы позволяем себе насладиться магией утра? Без спешки заварить вкусный чай и бездумно понаблюдать в окно? Как часто обращаем внимание на прекрасные краски заката? Как часто гуляем в осеннем парке, шурша под ногами разноцветным ковром?

Я, например, вряд ли отвечу, когда в последний раз позволяла себе подобные мелочи. Поэтому случайно наткнувшись на рецепт творожной галеты, я решаю не отмахиваться от идеи её приготовить. Стоит представить вкус хрустящего теста в сочетании с тающей начинкой из медовых груш, как во рту собирается слюна, которая капает до ближайшего супермаркета.

Готовка всегда меня расслабляет. Служит некой медитацией. А сейчас, как никогда нужно переключить мысли, которые невольно крутятся вокруг Тимура. Остаётся надеяться, что вкусная выпечка вскружит мне голову сильнее загадочного парня.

Зная о действие закона «Ты встретишь больше всего знакомых, когда хуже всего выглядишь», я заставляю себя принять человеческий вид. Крашу ресницы, наношу матовый блеск на губы. Даже выпрямляю волосы. Уж сильно мне не хочется никого видеть.

В супермаркете у дома днём совсем немноголюдно. Женщина-кассир сидит, подперев голову рукой, и заразительно зевает, а охранник, спрятавшись в закуток из выстроенных тележек, разгадывает сканворд.

Первым делом я тщательно выбираю золотистые груши. Будто как минимум собралась участвовать в каком-то кулинарном конкурсе. Затем медленно брожу вдоль прилавков, бездумно забивая под завязку тележку. Возможно, ещё несколько дней я точно проведу в затворничестве.

— Даша! — Окликает знакомый женский голос, когда я уже направляюсь в сторону касс.

Я слышала этот голос миллионы раз. И даже по интонации могу предугадать выражение лица окликающей меня девушки. Но с недавних пор мелодичный тембр отзывается в ушах лишь грязными стонами.

Желания останавливаться нет, мало ли Даш в этом магазине. Но упрямое «Даша» раздаётся до тех пор, пока всё-таки не стопорит меня.

Примечательно, что с Аней мы встречаемся в отделе бытовой химии. В ряду возле средств защиты от блох, тараканов и прочих надоедливых насекомых.

Может, бросить тележку и скупиться в другом месте?

— Ну, не смотри, как на врага народа, — произносит бывшая подруга, когда, пересилив себя, я всё-таки разворачиваюсь. Её тон и улыбка совсем не подходят человеку, который собирается извиняться. Разве что за съеденную вместо тебя шоколадку.

Мне бы очень хотелось видеть её изрядно вымотанной жизнью, но Аня выглядит как обычно. Блузка с глубоким декольте, узкие джинсы, выгодно подчеркивающие упругий зад, высокие каблуки — её вечные опознавательные знаки. В руках ещё пустая корзина.

— А как надо смотреть на тех, кто спит с чужими парнями? — Спрашиваю, с вызовом глядя в предательские глаза. Кто бы знал, чего мне это стоит. Надеть маску безразличия и заставлять себя удерживать взгляд.

Я пытаюсь рассмотреть на её лице вину или раскаяние, но тщетно. Там штиль да гладь. И полная уверенность в собственной неотразимости. Как так уметь?

— Блин, Дашка, не надо стыдить своей правильностью. Отчасти ты сама виновата в случившемся. — Аня хочет подойти ближе, но я демонстративно выставляю перед собой тележку. Что есть силы хватаюсь за ручку, отгоняя от себя странные мысли. Интересно, если сильно её толкнуть, можно сбить человека с ног?

У бывшей подруги явно отсутствует инстинкт самосохранения, так как она смотрит на мои побелевшие пальцы, чересчур крепко сжимающие рукоятку, и продолжает перекладывать вину на меня.

— У Ромы уже скоро сперма из ушей полилась бы. Даже медики говорят, что длительное воздержание вредно для мужчин.

Кажется, надо проверить слух. Когда я пропустила главное среди нескончаемого потока слов? Она ведь уже сказала «извини»?

— Не знала, что ты волонтёр Красного креста. Мне благодарить, что позаботилась о его мужском здоровье? Ещё скажи, ради меня старалась.

Я буквально заставляю себя стоять на месте и всё-таки не бросить покупки посреди торгового зала. На будущее: надо ездить в супермаркет в другом районе. Пусть там дороже и не всегда свежие овощи, зато вероятность встретить человека, при виде которого подкатывает тошнота, равна нулю.

— Ты вряд ли поймешь, ведь буквально зациклена на сказочной, несуществующей любви. Но знаешь, для нормальных людей секс — такая же физиологическая потребность, как еда или сон. — Аня смотрит на меня, как учитель на отсталого ученика. — Ромка — красивый, видный парень. Таких надо стараться быстрее привязать к себе, а не держать на пионерском расстоянии. Подпустила бы ты его ближе, напитала бы лаской, и ничего бы не было у нас.

Надеюсь, она не выставит мне счёт за свои непрошенные советы. Явно делиться мудростью, добытой на бесконечных семинарах.

— Не надо делать меня воплощением зла. Всё случилось само собой. Я честно ничего не планировала. — Анин снисходительный тон совсем не похож на исповедь. — Мы просто танцевали, когда ты ушла спать. Но в какой-то момент Рома стал прижимать меня сильнее, а его руки стали жить своей жизнью. И знаешь, мне не захотелось его отталкивать. Его прикосновения были приятны и согревали. В ту минуту я видела в нём не твоего парня, а голодного мужчину. Он словно год провёл в армии и впервые увидел девушку.