Второй бочонок, правда, еще меньше размеров, прилетел чуть дальше. Упал в трех десятках шагов от них, прямо на готовящееся к выстрелу орудие. Древняя турецкая пушка с лежавшими рядом с ней запасами пороха и ядер рванула с такой силой, у Джавада заложило уши. Человек десять артиллеристов и стрелков, стоявших там, как корова языком слизала.

Следом упал ещё бочонок, рванувший с оглушительным грохотом. Горящая нефть полилась по камням, все затянуло черным дымом. Кричали сгоревшие заживо люди, рвались снаряженные патроны. Настоящий филиал ада на земле!

Поднявшийся с колен, Джавад перегнулся через бруствер. Дым в долине медленно рассеивался, обнажая то, что ещё недавно так скрывал. Взгляд хана сразу же выцепил необычные конструкции из дерева, которые враг, пользуясь дымной завесой, подтащил ближе.

— Катапульты? — удивлённо пробормотал, растирая копоть на лице. — Это же римские катапульты…

Конечно, он узнал эти метательные боевые машины. Ещё обучаясь в медресе Стамбула, он читал про них в сочинениях Плиния, Цезаря. Тогда это казалось невообразимой древностью. Действительно, какой был толк от катапульт тогда, когда на поле боя господствовала артиллерия и ружья. Жизнь же приподнесла очередной сюрприз, макнув зарвавшегося воителя в коричневую дурно пахнущую субстанцию.

— Катапульты…

Древняя метательная машина оказалась эффективнее своего дальнего потомка — пушки. Она быстрее заряжалась, была более точна в стрельбе и позволяла стрелять навесом. Джавад с искаженным лицом повернулся к стоявшей рядом пушке на здоровенном лафете. Эта тяжеленная махина, которую было и впятером не сдвинуть с места, словно смеялась над ним. Мол, косорукие, даже стрелять толком не можете.

Вновь повернувшись в сторону врага, хан зашипел от ярости. Железные повозки, по которым так больше никто и не попал из орудий аула, оказались на расстоянии одного броска от крепости.

— Аллах помоги нам, — прошептал он, с силой вцепившись в кинжал. — Кто знает, что этот хитроумное отродье еще там придумало…

А придумано было немало. Обшитые металлом повозки оказались полны сюрпризов.

Не добравшись до крепости, они вдруг остановились в паре десятков шагов от стены. Через мгновение у них откинулись борта и оттуда хлынули воины. Подхватив здоровенную лестницу, связанную из длинных слег, они что есть силы рванули к крепостной стене.

— К стене! Все к стене! — понеслось среди защитников, ринувшихся к брустверу. — Быстрее!

Джавад схватил свое ружье и начал судорожно жать на курок. Не сразу до него дошло, что оно было разряжено. Тогда из-за пояса выхватил пистолет и, перегнувшись через бруствер, пальнул в бежавших к стене горцев. Начали стрелять и остальные. Из ружей, пистолетов, кто-то даже достал старый дедовский лук.

Вдруг прямо перед носом хана по стене что-то сильно ударило и появилась верхушка лестницы. Здоровенные концы двух слег вылезли почти на метр. Следом показался здоровенный широкоплечий горец, топорик в руках которого казался детской игрушкой, а не смертельным оружием. Его тело защищал кольчуга с зерцалами на груди, голову — шлем с высоким шишаком. На руках красовались поручи с витиеватой гравировкой. Едва увидев перед собой Джавада, тот взревел и бросился на него.

— Господин! — кричал кто-то сбоку, пытаясь закрыть собой Джавада; грохотали ружья и пистолеты. — Стреляйте же! Стреляйте в него!

Куда там! Размахивавший по сторонам топором, горец выставил вперед небольшой щит, на который и пришлась большая часть пуль. Клепанное в три — четыре слоя и напоминавшее слоеный пирог железо щита прекрасно держало мягкие свинцовые пули. Этого горца из специально созданной имамом Шамилем тяжелой «штурмовой» роты, вообще, сложно было чем-то остановить. Шашкой рубить тоже бесполезно. Кольчуга двойного плетения с толстыми зерцалами, наручи и поножи, шлем на голове с легкостью держали почти любой удар. Лицо же «штурмовика» прикрывала железная «личина»-маска. По-всей видимости, его только кузнечным молотом нужно было долбить.

— Аллах Акбар! — на облаченного в кольчугу и доспехи горца уже бросились с шашками, пробую изрубить его. — Руби его, братья!

А на стену уже лезли другие. Такие же крупные, высокие. Другие просто не смогли бы носить столь тяжелое защитное вооружение.

С первых же шагов «штурмовики» выхватывали из нагрудной перевязи пистолеты и разряжали их в толпу защитников. Один пистолет за другим, один за другим. Кое у кого их, вообще, было с десяток — пять с одной стороны, пять с другой стороны. После бросали разряженное оружие и с топором в одной руки и щитом в другой неслись на защитников.

Вскоре стало ясно, что стену было не удержать. Кое-где защитники еще держались и сумели прижать нападавших к каменному брустверу. Но это были единичные успехи.

— Все в башни! Быстрее! — громко крикнул хан, взмахивая рукой. — Там укроемся!

Он еще надеялся отсидеться в этих старинных каменных цитаделях, в которых был укрыты большие запасы пороха, продовольствия и оружия. Заняв оборону, там можно было неделями отбивать атаки врага. За это время многое чего могло случится.

Джавад только повернулся к лестнице, как прямо на его голову с неба свалился увесистый мешочек с мукой и перцем. Глаза его закатились. На подкосившихся ногах он успел сделать лишь несколько шагов, как без чувств свалился на камень. А с высоты летел торжествующий детский крик.

— Попал! Попал! Я попал…

Очнулся Джавад уже глубокой ночью, когда на него щедро вылили несколько ведер обжигающе холодной воды. Часть ее попала в нос и рот, заставив его отфыркиваться и заходиться в хриплом кашле.

— Где я? Проклятье, где я? — мотал «чугунной» головой хан, не понимая, где находится. — Отвечайте, а не то велю сечь…

Только в этот момент прямо перед ним появилось довольной и ухмыляющееся лицо его заклятого врага — имама Шамиля. Бородатой лицо молодого мужчины презрительно скалило зубы.

— Очнулся, наконец, болезный? Все самое интересное проспал. Поднимите его и усадите ближе к костру. Пусть согреется, а то дуба даст, — крикнул кому-то имам и Джавада рванули за шкирку. — Что глазами лупишь? Удивил я тебя, вижу. Посмотри-ка на моих ангелов.

Сказано это было таким будничным тоном, что Джавада пот прошиб. Он стрельнул глазами в ту сторону, куда показывал его враг и увидел нечто темное и непонятное на фоне костра. Вдруг это пятно чем-то хлопнуло и перед ними предстал человек, совсем мальчишка, за спиной которого распластались черные лохмотья крыльев.

— Это мои ангелы! — с гордостью произнес имама, показывая на остальных мальчишек и одну девочку, сияющих чумазыми лицами. — Знатно они вас напугали! Говорят, твои люди так портки пачкали, что теперь и не отстирать их.

Джавад злобно скрипнул зубами. Было от чего злиться. Его, взрослого мужчины, воина, напугали какие-то молокососы с крашенными тряпками за спинами. О, Аллах, какое бесчестие! Ведь об этом теперь буду говорить по всему Кавказу. Мол, хан Джавад принял босоногих сопляков за настоящих ифритов из ада. Боже, какой позор!

— Ладно, не куксись… Кое-кто из моих людей тоже поначалу на колени падал и начинал молиться, — рассмеялся имам, прекрасно понимая чувства своего врага. — Это всего лишь наука. Слышал, наверное, о ней? — вновь довольно оскалился Шамиль, говоря какие-то мало понятные вещи. — Книжки надо читать! Книжки, а не жрать и пить в три горла! Эх, и чего тебе, дурню, мирно не живется? Ведь не старый еще и понимать должен…

Имама внезапно погрустнел. Улыбка пропала. Он тоже сел ближе к костру, оказавшись от своего врага на расстоянии вытянутой руки.

—…Чего на родную землю всякую шваль тащищь? Думал, я не узнаю о твоих шашнях с турками и англичанами? — негромко выговаривал он, время поворачивая голову к Джаваду и смотря на него укоризненным взглядом. — Ты же уродов сюда тащишь! Они все тут скупят на корню, а остальное разграбят. Неужели не понимаешь⁈ Великих друзей нашел? Думал, они тебе оружие, порох и пушки от большой любви везут? Столько лет, а мозгов с бабий ноготок!