— Ура, я на-ше-ел! — крикнул Лешка.
— Чего нашел? — спросили снизу.
— Гнез-до!
Он запустил руку в переплетение сухих веток и почувствовал тепло яиц. Они были серые, с черными крапинками. Птаха беспокойно закружила над его головой.
— Клади яйца в фуражку и давай нам! Выпьем их, — скомандовал Юрка.
— Жалко.
— Чего жалко?
— Птенчиков.
— Ну, и оставайся со своими птен-чи-ка-ми, — огрызнулся Витька.
Вспомнил он и другой случай. Вспомнил и улыбнулся.
После войны с картошкой было по-прежнему туго. Мать собрала в подполе полведра последней. Чтобы отходов было поменьше, сварила ее в «мундире» и оставила в кухне на лавке.
Пришел на обед отец, выложил на стол селедку, порезал тонкими ломтиками.
— Ставь, мать, картошку!
А картошки-то нет.
— Может, кто из вас растащил? — брови отца нахмурились.
— Мы не брали, — вразнобой ответили мальчишки.
— Тогда кто же? Может, Алтай?
— Может, — подтвердил кто-то из братьев. — Я видел, как он облизывался.
Отец схватил со стены ружье, загнал в ствол патрон и двинулся к выходу.
Алтая во дворе не было. Отец направился в сад, но и в конуре его не оказалось.
А в это время Лешка, схватив Алтая за ошейник, стремглав мчался к Щербаковым.
— Чего запыхался? — удивился Геннадий, друживший с его старшим братом.
— Знаешь, Алтай съел нашу картоху — папка рассердился, грозится убить его. Пока он ищет во дворе, я — фьють и в сад. Найдется, где схоронить?..
Алтай вырос. Был он из породы волкодавов, и его передали в лесничество. Отец и сейчас смеется: «Ловко ты меня, Лелька, обвел…»
«Написать, что ли, об этом? — ломает голову Лешка. — Да ну, чего доброго засмеют. А вот про пихту, пожалуй, можно». Еще в раннем детстве принес он из тайги крохотную пихточку, посадил в палисаднике перед домом. «Погибнет, — предупредила мать. — Пихте нужна тень и сырость». Но вот вокруг дерева поднялась калина, смородина, и поливал он чуть ли не каждый вечер. Сейчас пихта вымахала выше дома. Заглядывает мягкими пушистыми ветками в окна с резными голубыми наличниками, источая тонкий аромат.
А сколько мороки было с опытным участком?! Лешка выращивал южные огурцы, китайские помидоры, цветную капусту. Позапрошлой весной ударили заморозки, и все погибло. На следующий год он уже караулил, когда придет холод. Вечером закрыл одеждой каждую лунку огурцов, обвязал газетами каждый кустик томатов. В ту ночь не спалось: вдруг мороз и на этот раз все погубит? А осень вознаградила щедрым урожаем. На школьной выставке он получил первую премию.
«О премии писать не стоит, подумают: расхвастался. А про выставку упомянуть можно. И про чучела…»
Когда ему исполнилось шестнадцать, получил он в подарок охотничье ружье. Все последнее время Лешка только и мечтал, когда у него будет свое ружье. И вот новенькое, тульское — в его руках.
Но с охотой получилось то же, что и с рыбалкой. Бывало, уйдет с мальчишками на Богородский пруд, те с утра до вечера с поплавков глаз не сводят, а он то необычный папоротник встретит, то какую-нибудь гусеницу подкараулит.
— Чудак! — смеялись друзья. — Ухи-то из гусеницы не сваришь…
Вот и на охоте. Кругом — озера. Уток немало — было бы терпение. Другие отстреливали по дюжине. А он подобьет одну — давай потрошить. Приносил трофеев меньше всех. Но зато что оставалось у них, кроме воспоминаний? А у него? Вон из-за угла зорко следит за каждым его движением нахохлившаяся сова. Под потолком «летит» кряковый селезень. С комода настороженно смотрит болотный лунь. Со стены «пикирует» крачка. А на столе среди учебников «прыгает» в черно-белом сарафанчике длиннохвостая сорока.
Письмо Лешка закончил так:
«Друзья считают мое увлечение зоологией несерьезным. Дескать, несовременно. Ядерная физика, кибернетика — это да! А что твои жучки-паучки? О них все давным-давно известно… Посоветуйте, как мне быть…»
Недели через три пришел ответ.
«Уважаемый А. Белкин!
Не зная вас, трудно дать какие-либо определенные советы. Хочется сказать одно, науке нужны не просто физики и химики, а физики и химики, преданные своему делу всем сердцем. Только в этом случае от ученого или специалиста будет польза.
Как ядерной физике, химии, кибернетике, так и зоологии нужны люди, преданные ей всем существом. А в том, что они нужны, не сомневайтесь. Пусть вас не смущает, что зоологии известны всякие «жучки-паучки». До Дарвина тоже было немало известно. Кто знает, возможно, и наших современников ждут в этой древней науке неожиданные открытия.
Сообщаем: в Иркутске находится сельскохозяйственный институт, при нем имеется зоологический факультет с охотоведческим отделением.
Желаем вам найти свое место в жизни!
Литсотрудник отдела писем…»
Подпись была неразборчивой. Лешка и не стал разбирать ее.
— Мама, собирай мои вещи! — крикнул он, вбегая с письмом на кухню. — Еду в Иркутск.
— Чего там забыл?
— Поступаю в сельскохозяйственный.
— Он и в Челябинске есть. И от дома недалеко, и профессия хорошая — инженер.
— Федот, да не тот! Здесь технарей готовят, а там — о-хо-то-ве-дов. Понимаешь, сейчас нужны не просто специалисты, а люди, преданные своему делу всем сердцем. Вот возьми — почитай!
Мать долго вытирала руки о фартук и, наконец, дрожащими пальцами взяла отпечатанное на машинке письмо.
Глава 2
„ТЫ-ОХОТОВЕД!“
Поезд в Иркутск прибыл рано. По росистым мостовым расплескалось горячее солнце. С Ангары пахнуло утренней свежестью. Лешка, поставив чемодан на набережную, засмотрелся на реку. Она быстро несла чистые байкальские воды, посеребренные солнечными бликами. Сколько о ней слышал, сколько читал, а не представлял, что Ангара и в самом деле так красива.
Подойдя к берегу, порылся в кармане пиджака, нашел монету и, обернувшись спиной к реке, бросил ее через левое плечо: «На счастье!»
…И вот — первая пятерка. Когда в списке абитуриентов увидел ее против своей фамилии, глазам не поверил. Однофамилец? Нет. Другой такой фамилии не оказалось. Потом второй экзамен, третий, четвертый и — тоже «отлично».
Конкурс — шесть человек. Поступали с рабочим стажем, некоторые по своей специальности. Что он в сравнении с ними? Школяр, у которого, кроме аттестата, ничего нет.
Деньги, которые дали на дорогу, кончались. Их и так-то не было густо, а тут к нему поселились ребята совсем безденежные. Пришлось поделиться. И вот, ожидая решения приемной комиссии, Лешка решил поправить пошатнувшееся финансовое положение — поступил дворником в цирк. Соседи по комнате зубоскалили:
— Неплохо, Белкин, начинаешь. Горький с Шаляпиным баржи разгружали… Ты еще в институт не поступил — зверей изучаешь. Охотовед из тебя получится что надо.
Лешка пыхтел, не находя слов для обидчиков. А рано утром снова спешил на работу. Брал метлу и направлялся в клетки. За день так намахается, что метла уже казалась связанной из металлических прутьев.
Как-то, придя с работы, он услышал:
— Кончай цирковую деятельность. Ты — охотовед!..
* * *
Потекли, побежали студенческие будни. Первые лекции, первые бессонные ночи над грудой учебников.
Еще на экзаменах Лешка познакомился с камчадалом Геннадием Косыгиным. Глаза у него узкие, брови широкие, лицо скуластое, обветренное. Коренаст, широкоплеч. Походка тяжелая, уверенная. Ни перед кем не заискивает, сдержан — ни слова лишнего, никаких сверхэмоций. Говорит растянуто, выговаривая каждый слог. Сначала Алексею казалось, что Косыгин делает ударение на последнее «о», «непременно, безрезультатно». Долго не мог к этому привыкнуть, но со временем не представлял его говорящим иначе. И хотя Косыгин лет на десять был старше Белкина, это не помешало им крепко сдружиться.
На отделении охотоведов организовали стрелковый кружок. Геннадий предложил Лешке записаться.