«Я хочу, чтобы эта официантка поплатилась за то, что влезла в мою жизнь! Ты обещал. И ты мне должен, забыл? я вывезла тебя из ловушки Волчарина! Уж будь „любезен" держать меня в курсе» — отчитывает сообщника блондинка.

«Мне пока некогда заниматься ею. Сначала надо с Тёмки твоего бабла срубить, пока он не очухался. А потом ещё с боссом своим покумекать..»

«Мне плевать, что тебе там надо. Я хочу получить видео, где эта дура размазывает сопли и визжит о пощаде! Всего одно видео, Серж. А потом она должна исчезнуть. И да, если ты сделаешь себе приятное и попользуешься ею перед тем, как выбросить, то будет тоже неплохо.»

«Лина, я с девкой Тёмы обязательно разберусь, — зло отвечает Филин. — Но только завтра, а не сегодня. Ты останешься довольна, гарантирую. У тебя всё?»

«Нет, не всё — Ангелина тоже заводится и вдруг импульсивно заявляет: — А знаешь, я приеду. Хочу сама всё увидеть! куба ты забурился? Забыла, как эти дачи называются.»

«Ты дура? — взрывается Филин. — По мобиле о таком болтать! Идиотка… жди, позже с тобой свяжусь сам. Сам, сказал!»

На этом связь прерывается.

Я смотрю на жену Царевича расширенными глазами. От разговора, записанного жучком Короленко, у меня волосы буквально дыбом встают. Так-то и раньше было понятно, что ничего хорошего от похитителя ждать не придется, но услышать озвученный план со всеми ужасами — это в разы страшнее.

Ангелина прикрывает глаза, не выдержав лютого взгляда Царевичева. По ее лицу разливается такая мертвенная бледность, что она кажется похожей не на человека, а на красивую восковую куклу.

— Чего… — сглатывает она и откашливается, чтобы продолжить прерывистым голосом: — Чего ты хочешь? Артём, пожалуйста… я не хочу в тюрьму! Я не смогу там… давай договоримся! Всё… всё, что угодно… развод… помнишь, ты хотел развод по-хорошему? Добровольно, Артём!

— Договариваться тебе надо не со мной, — грубо обрывает ее Царевичев.

— А-а… с кем? — запинается она и в смятении прикрывает рукой свой дрожащий подбородок, словно удивляясь, чего это он так трясется.

— С Катей.

Коротко бросив этот ответ, Царевичев ободряюще сжимает мне руку и подчёркнуто отступает в сторону.

Ангелина переводит на меня откровенно панический и умоляющий взгляд.

Поразительно, насколько сильно изменилось выражение ее ярко накрашенных глаз, с того момента, как она прослушала компромат на себя… Просто небо и земля!

Стиснув зубы, я смотрю на нее с нескрываемым отвращением. Блондинка подмечает это моментально. Она с торопливым усилием выдавливает из себя:

— Катя, пожалуйста. прости меня!

И неожиданно падает передо мной на колени.

Поверить не могу, что это происходит!

Гордая самовлюблённая топ-модель, которая всегда так презрительно задирала нос, теперь заискивающе смотрит на меня снизу вверх. И самое противное в нашей ситуации то, что Ангелине фактически даже не пришлось уговаривать свое эго сделать это. В смысле — унизиться передо мной.

Потому что я не чувствую в ней той глубинной эмоциональной ломки, которая бывает у людей, когда им приходится делать что-то категорически неприемлемое. для них самих.

Жена Царевичева — надеюсь, очень скоро уже бывшая! — настолько расчётлива по натуре, что ей не зазорно постоять на коленях ради более важной задачи: избежать Уголовного наказания. Помнится, моя подруга Людка как-то говорила, что такое поведение частенько встречается у тех, кто привык во имя своих целей ежедневно ходить по чужим головам. Ну и всячески подлизываться к тем, кто может быть им хоть чем-то полезным — властью, связями или одноразовой услугой.

— Встаньте, — говорю ей, поморщившись. — И давайте без драматизма.

Поколебавшись, она кивает и поднимается на ноги гораздо более буднично, чем падала коленями на тротуар. Последствия ее импульсивного поведения уже красуются на ее тонких капроновых чулках расползающимися зацепками.

— Катя, ты меня пойми, — с ненатуральной задушевностью произносит она, цепко наблюдая за выражением моего лица. — Когда я приехала сюда, надеясь наладить жизнь с мужем, и поняла, что он решил развестись… у меня был нервный срыв. Я хваталась за любую возможность удержать его! А потом Серж сам позвонил мне и попросил о помощи… клялся, что сумеет решить любые мои проблемы! И я ему поверила.

Я прерываю ее вопросом:

— Это вы отвлекли человека из моей охраны, чтобы заманить мою сестру, несмышленого ребенка, в ловушку к Филину?

— Сестрёнку? О! А я думала, это твоя дочь.

— Это сейчас неважно, — говорю с досадой. — Ответьте на вопрос. От этого зависит ваше будущее.

— Нет-нет, это не я, — мгновенно открещивается блондинка. — Серж упоминал, что в охранном агентстве Короленко у него есть кто-то свой. И он действовал с их помощью, а я тут ни при чём.

— Лина, не надо юлить и врать, — вмешивается Царевичев. — Девочка уже сообщила нам о том, что это ты ее выманила из гардеробной. Сказала ей, что якобы внизу ее ждем мы с Костиком.

— И вы поверили детской выдумке? Мало ли кого она могла увидеть.

— Перестань, — жёстко перебивает Царевичев. — Не хочешь признаться по-хорошему? Ладно. Но у нас есть ещё и свидетельница, которая видела тебя возле входа в гардеробную. Одна из ассистенток Лебеды.

Ангелина бросает на него яростный взгляд, но перед угрозой новых доказательств возражать больше не осмеливается.

— Да, это я выманила девчонку! — кисло сообщает она. — Серж попросил, пришлось срочно импровизировать.

Я на секунду прикрываю глаза и стискиваю кулаки. Так и хочется заорать на эту стерву: «За что?! За что вы так поступили с невинным беззащитным ребенком? Как вы могли? Вы же мать, у вас есть свой ребенок.»

Но затем резко вспоминается, что мать из Ангелины никакая. А привязанность к сыну — нулевая… если совсем не минусовая.

Да уж, не женщина, а инопланетянка какая-то яйцекладущая. Вроде марсианской кукушки. Снесла яйцо и кому-нибудь подбросила… А может, она просто социопатка?

— Мне вас не понять, — сухо констатирую я в конце концов после затянувшегося молчания.

Ангелина крепко сжимает ярко накрашенный изящный рот. Глаза ее так и шарят по моему лицу в поисках хоть какого-то слабого места и шанса на отмазку, но я стою с хмуро-каменным видом и отстраненно прикидываю, что мне делать с этой бессердечной «инопланетянкой».

Тогда она заискивающе косится на Царевичева.

— Артём, ты же понимаешь, если я сяду в тюрьму, то это может испортить жизнь Костику… нашему сыну! За его спиной друзья будут болтать, что его мать уголовница.

— Будет тяжеловато… но Костя это переживет — холодно отвечает он. — А вот если бы ваши с Филиным планы осуществились, то я бы обеспечил тебе не просто срок в тюрьме, но и самое неприятное там место пребывания. Можешь на меня не смотреть, Ангелина, я уже сказал — всё зависит от Кати.

Смотрю на замкнутое лицо Царевичева и каким-то внутренним чутьем улавливаю, как неприятна ему сейчас официальная супруга. Быть связанным с женщиной, которую пришлось подкупить только ради того, чтобы она не избавилась от сына до рождения… это тяжкая ноша. Угнетающая и сковывающая, словно кандалы. Только теперь эту ношу мы с ним делим на двоих.

Что ж… пожалуй, в моих силах скинуть ее с наших плеч побыстрее и вдохнуть жизнь полной грудью.

— У меня тоже есть к тебе один вопрос, Лина… — вдруг добавляет Царевичев. — Мы нашли Морозова на заброшенной лесной дороге возле «Горной сказки» без сознания. Это вы с Филиным постарались? Отвечай.

— Я не… — вскидывается Ангелина, но он предостерегает:

— Без вранья. И в глаза мне смотри.

Она несколько секунд бегает взглядом по его холодному лицу, потом, видимо, приходит к выводу, что игра не стоит свеч. И с крайней неохотой цедит:

— Да! Я встретила Матвея на главной дороге, кода вывозила Сержа из вашей западни. Но он сам виноват! Зачем-то остановил меня и начал расспрашивать, давно ли я видела Филина.