Он появляется в темноте парка внезапно. Такой же уверенный в себе и властный, каким я привыкла его видеть. Медовые глаза в свете уличных фонарей горят, как у зверя, и этот взгляд прожигает меня своей тяжелой давящей силой.

Пусть он подойдёт. — думаю я взволнованно, — Если мое желание сбудется, то это значит, что я ему не безразлична. По-настоящему А если он скажет вслух мое имя, то это будет… будет как знак, что у меня всё ещё есть шанс на…

— Катя! — его настойчивый голос звучит в моих ушах, как самая лучшая музыка. — Катя, где ты?

«Я здесь», — хочу ответить ему, но мои собственные губы почему-то никак не хотят повиноваться мне.

— Катя!

Его зов уже совсем близко. Вздрагиваю от слишком громкого звука и…

Просыпаюсь.

Вокруг — сероватая дымка раннего утра. И очень зябко от сырой летней прохлады. Я моргаю и никак не могу понять, где нахожусь, пока рука не нащупывает под собой груду рыхлых сухих иголок.

И тогда все становится на свои места.

Вчера я сбежала от босса и так сильно не хотела, чтобы он нашел меня, что кружными путями вернулась со стоянки за оградой обратно в парк к самой большой голубой елью. В том самом месте, где когда-то нашел себе укрытие старый бездомный эрдельтерьер Люси. Пёс, которого маленький сынишка моего босса назвал женской кличкой вопреки его мужскому полу.

А потом я уснула, молча глотая горько-солёные слёзы и слушая затихающее «Катя. Катя, вернись — где-то в дали.

Сейчас здесь нет никого, кроме меня. Только чувствуется застарелый запах псины и хвои. Спина совсем затекла от неудобного положения, и Я понимаю, что продремала, прислонившись к шершавому стволу, несколько часов.

Голые ступни без туфель совсем озябли, а от лёгкого шелкового платья, в котором я сбежала с вечеринки, толку нет. Утренняя прохлада пронизывает меня насквозь.

Кое как размявшись, встаю и сразу же наступаю босой ногой на какой-то острый сучок.

— Блин. — Шиплю себе под нос, поджимая пальцы. — Дура ты, Катя. Вот зачем надо было туфлями разбрасываться?.

Действительно, зря я швырнула единственную обузь в Царевичева. Ему они без надобности, а мне бы сейчас пригодились, чтобы добраться до…

На этой мысли я замираю.

У меня больше нет дома. Из квартиры папаши-алкоголика я ушла вместе с любимой маленькой сестрёнкой и сняла небольшую комнатушку в аренду. А потом, кота Царевичев предложил мне место няни для его сына, легкомысленно освободила жилье и переехала с Настюшей в особняк босса.

Что же теперь делать?

Сердце в который раз сжимается от боли при воспоминании о том, как Царевичев обманул меня. Ну, или просто ничего не сообщил о том, что до сих пор женат. Так ведь и я не спрашивала ни о чем. Просто доверилась слухам, такая вот наивная идиотка. И решила, что у нас всё серьезно.

Если бы только он поговорил со мной… если бы честно предупредил, пообещал, что скоро разведется… я бы сумела сохранить доверие. А теперь только и думаю о предостережении своей подруги Людки.

Она ведь, можно сказать, спец по несчастным романам. И сама же только вчера после очередного неудачного знакомства советовала мне с горечью: «Никогда не связывайся с женатым мужиком. Если женатик вводит девушку в заблуждение, то он — потаскун и бессовестный обманщик!

Что есть, то есть. Именно это со мной босс и проделал — ввел в заблуждение насчёт серьезных отношений, распустил руки и..

Ну спасибо ему хоть, что остановился прежде, чем я узнала правду.

Тяжело вздохнув, раздвигаю колючие лапы голубой ели и выхожу прямо в свежую серость этого грустного утра. Надо что-то придумать с жильем для нас с Настюшей, но в голову ничего не приходит Кругом одни проблемы и опасности: денег нет, потому что зарплату няни мне ещё не выплачивали, а старый враг босса теперь точит на меня зуб за то, что я уже трижды помешала ему похитить маленького сынишку Царевичева.

Засада прям какая-то со всех сторон. Ловушка, из которой я пока не вижу выхода.

Продолжая ломать голову над проблемами, бреду по парковой дорожке и сонно зеваю. Иногда посматриваю под ноги, чтобы ненароком не наступить босыми ногами на какое-нибудь случайное стеклышко или сучок.

— Катя!

Этот окрик звучит так внезапно, что я аж подпрыгиваю на месте и оглядываюсь в испуге.

За моей спиной стоит он. Мой любимый женатый босс.

На его красивом мужественном лице со следами недосыпа читается такая усталость и опустошение, что у меня сжимается сердце. Так хочется броситься к нему… почувствовать тепло его объятий… услышать знакомый бархатный голос с волнующими низкими нотами, в которые так приятно вслушиваться, если прижать ухо к его груди.

Но я не могу больше этого позволить. Иначе просто перестану сама себя уважать, Артём, Артём… что же ты сотворил с моим доверием?.

От этой мысли терзающая меня горечь становится ещё сильнее. Она, как яд, разъедает мои нервы, и я инстинктивно делаю небольшой шаг назад. Просто, чтобы оказаться от Царевичева подальше.

— Катя, нет — он дергается ко мне с протянутой рукой, но когда замечает выражение моего лица, резко останавливается. Словно натыкается на плотную каменную стену.

— Не трогай меня, Артём, — сдавленно прошу я, и мое горло перехватывает короткая судорога, отголосок вчерашнего горя. — Не… надо.

— Выслушай меня хотя бы, — мрачно предлагает он. На его лице ходят желваки. Я медленно вдыхаю и выдыхаю, чтобы избавиться от лишних эмоций, а затем решительно и почти спокойно киваю:

— Обязательно выслушаю. Только сначала хочу сказать тебе кое-что.

Взгляд Царевичева вливается в мое лицо. Вижу. как он старается разгадать, какой реакции и каких выходок от меня ждать. Почему бы не помочь ему в этом? Я устала играть в чехарду чувств и разума.

— Ты босиком, — отрывисто бросает он. — Может, сначала сядем в мою машину? Ты совсем продрогла. Заболеешь ведь, маленькая, ну.

— Не называй меня так! — резко перебиваю я

Это нежное словечко из репертуара влюбленных парочек сейчас для меня все равно, что нож по сердцу.

— Хорошо, хорошо, — поднимает он руки вверх. — Катя, пойдем в машину. Пожалуйста.

Я молча смотрю на него в коротком раздумье.

Первый детский порыв — занять позицию обиженки и пуститься в бега, как я это сделала вчера, — уже прошел. Горел-тлел всю ночь и окончательно потух вот только что, прямо сейчас, когда я увидела Царевичева.

Нельзя же человеку жить одним днём, как бабочка или стрекоза, не думая о последствиях. На мне лежит огромная ответственность за маленькую сестрёнку, о которой больше некому позаботиться.

Так что надо взять себя в руки и хоть что-то предпринять для решения проблем, в которые я по собственной же глупости и вляпалась.

— Ладно, — я обхожу своего босса осторожно, как бомбу замедленного действия, и направляюсь в сторону парковки.

Он наблюдает за мной исподлобья тяжёлым мрачным взглядом, от которого меня охватывает неуютное ощущение неуверенности в себе. Чувствую себя какой-то добычей на прицеле охотника.

Идти босиком неудобно и колко. Я несколько раз натыкаюсь на острые камушки, хотя пытаюсь идти осторожно и медленно. Но у меня не получается. В итоге, когда я в очередной раз спотыкаюсь и тихо ойкаю под нос, Царевичев не выдерживает.

— Ну всё, хватит, Катя, — рявкает он. — Ты себе так все ноги изранишь.

— И что? — я хочу обернуться, чтобы смерить обманщика независимым взглядом, но вдруг чувствую крепкую хватку на своей спине.

И мои босые ноги отрываются от земли.

— Я сам тебя донесу, — сухо говорит Царевичев, глядя на меня своими невозможно красивыми медовыми глазами. — А если ты сейчас пикнешь хоть слово против, то я тебя заткну поцелуем, поняла?