Аристократ кивнул, сделал вид, что поворачивается на бок и собирается спать, в действительности же дождался, когда ляжет сама Велемира. Выждав ещё какое-то время, он тихонько позвал:
- Велемира.
В ответ тишина. Уснула. Он достал свёрток и раскрыл его. Аристократ не поверил ни единому слову княжны, но пока не знал, какие мотивы толкали её лгать, да ещё таким нелепым способом. Сначала нужно проверить слова Бояна и узнать, что было в письмах, которые купец ему передал.
Перебирая конверты, Аристократ выбрал, наконец, один из них. Судя по дате письмо было написано за полтора года до начала войны и предназначалось некоему Войтеху из Жирмицы.
«Здравствуй, Войтех!
Я много думал о нашем с тобой разговоре, о том, что такое свобода воли, о том, как мы, по сути былинки на ткани мироздания соотносимся с Первопламенем, о том, насколько взгляд Церкви соответствует моему мироощущению. Не всё, что ты говорил, мне ясно. Но твои слова заставили задуматься и меня.
Нас учат, что Первопламя предопределило всё, а нам остаётся лишь смириться с естественным ходом вещей. Наши желания нам не подвластны, говорят церковники, мы не можем выбрать, что желать. Тогда где источник желаний? Их источник – это предначертанная Первопламенем тропа, с которой не свернуть. Мы можем делать, что пожелаем, но не можем выбирать, что желать.
Мне всегда казалось, что есть в этой вроде логичной мысли какая-то очевидная ошибка. И твои слова укрепили меня в этом убеждении. Ведь наши желания не всегда сообразуются с тем, что нам диктует долг. И мы преступаем через желания, мы ставим долг выше потребности! Когда в бою сердце замирает от страха, воин желает одного – бежать. Но он переступает через своё желание, идёт вперёд ради победы или смерти! Когда княжна не любит своего суженного, но брак необходим в интересах семьи, она переступает через своё желание и даёт согласие! Всё это очень похоже на то, что ты называешь свободой воли. Животное не способно демонстрировать подобные поступки. Сколько раз я видел, как твари разбегаются, заслышав громкий шум, повинуясь одному лишь желанию. Человек же способен через своё желание преступить. А значит и не надо выбирать, чего желать, достаточно быть способным выбрать отказ от воплощения желания.
Отсюда следует, что мы осуществляем реальный, а не иллюзорный выбор. Мы сами творим будущее. Но такое неподвластно простым смертным. А значит в нас действительно есть частичка Первопламени, значит все мы чуточку боги!
Такие мысли пришли мне в голову после разговора с тобой. Но я пока не уверен в их правильности, вижу много уязвимых мест. Я бы хотел продолжить учиться у тебя премудрости, Войтех. Готов назвать тебя учителем и позволить проповедовать на моих землях!
Прощай, учитель!»
Дочитав письмо, Аристократ отложил его. Отец явно был еретиком, настолько сильно его мысли расходились с учением Церкви Первопламени. Но никак не изменником! Последняя мысль звучала в голове Аристократа уже не так твёрдо, как раньше. Он продолжил чтение, углубился в переписку с Войтехом и выяснил, что отец принял веру священника, сам сделался красным и поклялся ему в верности. В одном из писем Драгомир заявляет, что данная им клятва Радигосту не значит ничего, потому что приносилась именем лжепророков из Церкви Первопламени. А письма, которые отец отправлял перед войной и вовсе были полны мятежных мыслей. Драгомир упомянул и заговор против Радигоста, и готовность поднять восстание, как только остальные младшие князья решатся на это. Тут ответы Войтеха стали даже более сдержанные, чем порывы князя Кривени: священник писал, что бунт нужно подготовить, алые должны получить право проповедовать на территории всех княжеств, привлечь как можно больше сторонников, расположить к себе всех князей и единым фронтом выступить против Радигоста. В какой-то момент Драгомир становится совсем отчаянным и утверждает, что сам является выразителем воли Первопламени, называет себя чуть ли не новым пророком. Войтех пытается его урезонить, но тот не слушает. Из туманных намёков становится ясно, что отец действительно готовил бунт против Радигоста, причём был не рядовым исполнителем, а одним из его зачинщиков, пытался привлечь на свою сторону и других младших князей.
Прочитав переписку отца и Войтеха, Аристократ впал в отчаяние. Боян не соврал ему. Его отец был изменником. Действия верховного князя полностью справедливы. Вместо смирения и благодарности за то, что Радигост закрыл глаза на хитрость Истислава, Аристократ проклинал своего благодетеля. А что Истислав? Неужели отец не говорил с ним об этом? Да какая уже разница! Всё, что знал Аристократ – ложь. Он не имел права мстить, потому что его отец был простым бунтовщиком, преступником, нарушившим древние законы предков.
Подумав обо всём этом, Аристократ посмотрел на мирно спавшую в сторонке княжну. Как бы там ни было, но он спас её. А значит вернул долг, получил право на прощение.
Эта мысль немного успокоила Аристократа, он вернулся к чтению переписки отца и Бояна. Купец и здесь не соврал. Они с отцом были близкими друзьями, их переписка носила скорее деловой характер, но иногда еретические мысли проскакивали и между ними. Боян не одобрил решение отца поднять бунт, но всё-таки оказал посильную помощь. После начала бунта переписка между ними почти что сошла на нет.
Аристократ сложил письма и спрятал их обратно в свёрток, мрачно посмотрел на стены пещеры. Выходит, купец и этот таинственный Войтех готовили новое восстание! Алые уже повсюду, они даже до Мракгорода добрались. Всё, как и писал Войтех отцу. Сам Боян наладил связи между подземельем и поверхностью, приобрёл влияние, в том числе политическое. Очевидно, эти двое хотели привлечь Аристократа к бунту.
«Этому не бывать! – решил Аристократ. – Я не поднимусь до уровня отца и не стану изменником!"
Вот только теплые воспоминания о семье, о доброте и щедрости Драгомира мешали принять эту мысль. Вместо того, чтобы снять с души Аристократа груз, чтение переписки лишь увеличило его. Да, Драгомир был изменником, но что это меняло? Он по-прежнему был отцом Аристократа. Хорошим отцом! Радигост казнил и Драгомира, и мать, и братьев с сёстрами. Разве такое можно простить, даже если казнь была оправданна законами?
Той ночью Аристократ так и не уснул, ворочаясь с боку на бок и предаваясь тяжёлым размышлениям.
12
Мечтатель так вымотался за долгий день, что крепко проспал всю ночь в движущейся повозке и проснулся только на утро, когда караван остановился на привал. Торговец и наемные рабочие готовили себе еду в сторонке, кроме лежавшей напротив девушки поблизости не было никого.
Его невольная спутница уже не спала, уставилась своим единственным глазом в пол повозки, прижала руки к лицу и не шевелилась. Похоже, она была шокирована изменениями, которые с ней произошли. Если бы не повязка, девушку можно было назвать вполне привлекательной: узкий подбородок придавал лицу геометрическую строгость, единственный глаз был обрамлён аккуратными пышными ресничками, вздернутый маленький нос органично смотрелся на по-детски чистом лице. Мечтателю стало жаль подругу Геометра - совсем молодая, а уже увечная.
- Привет, - он пододвинулся к ней и приветливо улыбнулся. – Меня зовут Богдан. Вчера наше знакомство не заладилось и ты, возможно, не помнишь, что произошло.
Она с каким-то безразличием перевела взгляд с пола на Мечтателя, непонимающе моргнула оставшимся глазом. Невозможно было определить, поняла она смысл сказанного или нет.
- А как зовут тебя? – немного растерявшись, спросил Мечтатель.
- Некраса, - сухо ответила девушка, удивив своего собеседника.
- Я уж подумал, ты не только слепая, но и немая, - коротко хохотнул Мечтатель, но девушке его шутка явно не понравилась. Она вздрогнула, приложила пальцы к повязке на лице, оставшийся глаз наполнился слезами.
– Прости, неудачно пошутил, - смутился Мечтатель. Он толком не знал, как себя вести, что вообще можно было рассказывать, а чего нельзя, и куда девать эту неизвестно откуда взявшуюся Некрасу.
