Дьявольщина. Он полагал, что поворот был справедливым, но, клянусь рогами Херне, лучше бы она этого не спрашивала.

— Я опечален гибелью людей.

Ее янтарный взгляд стал настолько острым, пока не проник сквозь его защиту.

— Это еще не все.

Гадство. Он сам её толкнул на это. Теперь он был обязан дать ей ответы. Но он гораздо охотнее выпустил бы себе кишки собственными когтями. — Клянусь Богом, я до сих пор чувствую себя так, будто облажался. Может, если бы я посоветовал ему что — нибудь получше, он бы остался сосредоточенным. Или если бы я позволил ему совершить убийство так, как он хотел, вместо того, чтобы следовать плану, когда он становится добычей. Или, если бы я двигался быстрее, возможно, я убил бы адского пса до того, как он выстрелил.

Ее взгляд смягчился.

Если она скажет, что жалеет его, он швырнет поднос в стену.

— Это не поможет тебе сочинить песню, медвежонок. То, что я чувствую, касается не его; все дело во мне. — И это слишком, слишком близко к чувству вины, которое он испытывал за то, что убил собственную мать своим рождением.

— Я понимаю твоё чувство вины, — сказала она ровным тоном. — Однако… Как вежливый мужчина, Алек мог умерить свои суждения, чтобы пощадить тебя. Но, согласно местному мнению, кахир по имени Оуэн говорит все, что думает. Если бы Оуэн думал, что ты можешь сделать что — то еще, он бы сказал.

Бен моргнул. Очевидно, Оуэн был не единственным, кто мог быть прямолинейным.

— Никто не мог предвидеть, что какая — то женщина прикажет Уэсли стрелять, или что он подчинится ей.

— Я должен был догадаться. Он знал Сару. Спаривался с ней на последнем Собрании. — Мужчина против адской гончей заставил бы Сару трепетать. Она отлично умеет настраивать самцов на драку.

Эмма побледнела, и ее руки сжались на коленях. Вероятно, она заново переживала свою собственную близкую смерть от адской гончей.

— Тебе лучше поторопиться и взять интервью, — подсказал Бен.

— Я так и сделаю, если ты поешь и перестанешь чувствовать себя виноватым за то, что не мог изменить. — Она встала и, к его удивлению, наклонилась вперед и обняла его за талию.

И, клянусь Матерью, она обняла его самым теплым, самым утешающим объятием, какое он когда — либо получал.

***

Сидя рядом с Беном во втором ряду внедорожника Райдера, Эмма закрыла глаза, желая, чтобы этот день поскорее закончился. Позади них, в третьем ряду, тихо дремала Минетта. По дороге Райдер разговаривал с братом об их строительных проектах. Его мрачный, прокуренный голос почему — то успокаивал, может быть, потому, что теперь он был ее другом.

«Друг», должно быть, одно из самых красивых слов в языке. И как забавно было то, что она думала, что не нравилась ему, а оказалось, что он просто не доверял женскому полу? Может, она научится не делать предположений.

Бедняжка Минетта, у нее такая плохая мать. О, Эмма понимала, как опустошительно чувствовать себя никому не нужной. Пока Эмма была у Бена, Минетта получала всю любовь, какую только мог вынести детеныш.

Машина подскочила на ухабе, и Эмма стиснула зубы, когда бандаж царапнул ее по ноге. Ее мышцы уже болели от усталости после всех предыдущих прогулок. Хуже того, она чесалась от металла в этой дурацкой машине. Происходя от фейри, которые терпеть не могли железо, Даонаины как правило, избегали городов и… ненавидели машины.

На самом деле, прямо сейчас она чувствовала себя сварливее, чем бездомный гном.

Близость Бена не помогала. Его плечи были такими широкими, что он задевал ее при каждом покачивании машины. Его рука была твердой и теплой, и она сделала успокаивающий вдох.

Но это не помогло. В воздухе витал его насыщенный мужской аромат, в котором сегодня отсутствовали обычные акценты дерева и кожи. Рядом с ним не было ни инструментов, ни дерева, и эта мысль приводила его в уныние.

Вспомнив о его ране, она наклонилась вперед убедиться, что его плечо не задето. Нет, он поправил лямку на плече, и на его белой рубашке не было пятен.

Когда она откинулась на спинку сидения, его темно — синие глаза встретились с ее.

— Со мной все в порядке, о, целитель? — Смех вернулся в его голос.

С ним действительно все будет в порядке. Когда ее тревоги рассеялись, на ее лице появилась непрошеная улыбка.

— Выглядит хорошо.

— Я поблагодарил тебя за заботу обо мне прошлой ночью?

Она пожала плечами.

— Я ничего не сделала. Не то что целитель. Я просто держала тебя за руку.

— Ах, дорогая, ты сделала гораздо больше. Твое присутствие дало мне повод бороться с болью, бороться со смертью.

Осознание того, что она помогла ему, согрело ее быстрее любого огня, но его ужасающие слова задели ее за живое.

— Не умирай, — прошептала она.

Солнечные морщинки возле его глаз разгладились, и он подвинулся обнять ее за плечи и притянуть к своему мощному телу.

Она ахнула от удивления, но чувство безопасности удержало ее от движений. Он был таким большим, таким сильным.

Во время Собрания ее держали мужчины. Но… это… это было по — другому. Было общее чувство нежности и уюта. Нечто такое, чего она никогда не испытывала… никогда. Медленно вздохнув, она закрыла глаза и прижалась ближе, и он издал урчащий звук удовлетворения.

Он был так близок к тому, чтобы вернуться к Матери. Мысль о мире без этого большого гризли была просто невыносима.

И целитель причинил ему такую сильную боль. Каждый раз, когда Донал все глубже погружался в рану, она могла поклясться, что чувствовала себя так, словно вместо этого целитель мучил ее. Каждый стон Бена вонзался копьем прямо в ее сердце.

Да, ее сердце. Потому что с каждым днем, проведенным в его присутствии, она влюблялась в него все больше. Его громкий смех, его рокочущий голос, его нежность с ней и Минеттой, даже его легкая привязанность к брату.

Святая Матерь, она любила его.

Любовь. Сколько песен было написано об этом чувстве? Теперь она знала почему. Чувство было ошеломляющим, оно проникало в пустоты ее души и наполняло их золотистым теплом.

И, в то же время, такая забота… причиняла боль… потому что, клянусь Богиней, у нее здесь не было будущего. В ее любимых песнях и сказках любовь была наградой за мужество, и хорошая женщина — оборотень в конце концов завоёвывала своих партнеров. Но Эмма не была хорошей женщиной — оборотнем. Вместо того чтобы спасать других, она стала причиной их смерти.

В конце концов, любовь не станет ее наградой. Бен отвернулся бы от нее, узнай он, что она сделала.

Нет, она должна просто дорожить предложенной им дружбой, и не стремиться к большему.

Отодвинувшись от него на несколько дюймов, она отбросила сожаления и обратила свои мысли к тому, что должно было произойти.

Обряд, посвященный возвращению к Матери.

Она готова. В основном. Весь день, несмотря на усиливающуюся боль в ноге, она искала оборотней, которые знали молодого кахира. Она слушала, что произошло в ту безлунную ночь, узнавала о людях, вовлеченных в это дело, получила инструкции о молодых мужчинах.

Если бы она знала больше на своем первом Собрании, то, несомненно, смогла бы предотвратить проблемы. Весь день она вспоминала о смерти Андре и Гэри.

Рядом с ней Бен потерся спиной о сиденье и поморщился от боли в раненом плече.

Оторвавшись от мрачных мыслей, Эмма прищурилась.

— Перестань чесаться.

Он взял ее за руку и пробормотал:

— Ты чертовски мила, когда начинаешь командовать.

— Что?

— Спасибо, что беспокоишься обо мне, дорогая. — Он поднял ее руку, поцеловал и начал покусывать ее пальцы, посылая мурашки вверх по руке к ней… конечно, не к сердцу.

— Ненавижу машины, — губы Бена изогнулись в улыбке, и Минетта, сидевшая на переднем сиденье, обернулась посмотреть, и он подмигнул ей.

Райдер, сидевший за рулем, бросил на него удивленный взгляд в зеркало заднего вида. — И это говорит оборотень, которому принадлежит столько кранов и грузовиков, что это произвело впечатление на детеныша?