На четвёртое место в частеречной эволюции Э. де Кондильяк поставил артикли. Своим созданием они обязаны стремлению первобытных людей конкретизировать предметное значение у существительных. Артикль стал знаком числа, падежа и рода (там же, с. 236).

На пятом месте в частеречной цепочке у Э. де Кондильяка оказались служебные слова (там же, с. 240) и на последнем, шестом, — местоимения: «Местоимения — слова, которые были придуманы последними, потому что необходимость в них ощутили позже всего; вероятно даже, что прошло долгое время, прежде чем с ними освоились» (там же, с. 241).

Таким образом, эволюционная цепочка частей речи у Э. де Кондильяка выглядит следующим образом: существительные → прилагательные и наречия → глаголы → артикли → служебные слова → местоимения.

В наше время мнение о правомерности субстантивной гипотезы о происхождении частей речи высказала в книге «Части речи в ономасиологическом освещении» (М.: Наука, 1978) Е.С. Кубрякова. Действительно, в этой гипотезе имеется своё достоинство: естественно предположить, что первобытные люди в первую очередь научились выделять в окружающем мире не признаки предметов как таковые, а сами предметы. Их наименования, таким образом, имели по преимуществу субстантивную природу, хотя в них имелись зародыши и других частей речи, поскольку существительное охватывало обозначаемый предмет вместе с его признаками. В качестве примеров, подтверждающих синкретическую природу существительного, приводят обычно существительные (стать, пасть и т. п.), которые совпадают с соответственными инфинитивами (стать, пасть и т. п.). Е.С. Кубрякова писала: «Несомненно и то, что первыми получали наименования объекты, непосредственно доступные органам чувств человека, — прежде всего его зрению и слуху. Этими объектами являлись скорее всего предметы…» (указ. соч., с. 29). На подобной позиции стоял В.3. Панфилов в книге «Взаимоотношение языка и мышления» (М.: Наука, 1971, с. 86–87).

Первые слова, по мнению И. Гердера, были созданы первобытными людьми на основе выкриков («междометий»), которые вырывались из уст наших животных предков, когда они испытывали сильные чувства. Благодаря осознанию их знаковой природы, они стали превращать животные междометия в человеческие слова. Эти слова были глаголами. Он указывал: «Имена появились из глаголов, а не глаголы из имён» (Гердер И. Трактат о происхождении языка. М.: Издательство ЛКИ, 2007, с. 146).

«Звучащие глаголы? Действия, а не то, что действует? Сказуемые, а не подлежащие?.. — вопрошал И. Гердер и отвечал: „Глаголы являются первоосновами языка“» (там же).

Для доказательства первичности глаголов в языке И. Гердер прибегал к двум основным аргументам — обилию глаголов в древних восточных языках и «глагольности» детского языка. Он писал: «Что же удивляться, если эти звучащие междометия стали первыми словами, и потому, например, восточные языки полны глаголов, составляющих основные корни языка… Ребёнок называет овцу не овцой, а блеющим животным, то есть превращает междометие в глагол» (там же).

Основным трудом Ф. Боппа является «Сравнительная грамматика санскрита, зенда, армянского, греческого, латинского, литовского, старославянского, готского и немецкого языков», первое издание которой выходило с 1833 по 1852 г. В этой работе изложена его знаменитая теория агглютинации (склеивания). Она была направлена на объяснение происхождения частей речи в индоевропейском праязыке, однако её легко спроецировать на праязык человечества вообще.

Суть теории агглютинации состоит в следующем. Праязык первоначально был корнеизолирующим. Он состоял из одних корнесловов. Аффиксы в нём отсутствовали. Корнесловы делились на глагольные и местоимённые. На базе последних в дальнейшем сформировались местоимения и служебные части речи. Однако некоторые местоимения в силу частого употребления с некоторыми глагольными корнесловами «приклеились» к ним и тем самым превратились в аффиксы. Это послужило началом образования первых частей речи, поскольку эти аффиксы стали выступать в качестве их частеречных показателей.

В своей «Пространной русской грамматике» (СПб., 1827) Н.И. Греч набросал свою историю происхождения частей речи. Он писал: «Спрашивается: которая часть речи существовала в языке прежде других? Прежде всех составилось междометие, но оное по справедливости может быть исключено из числа частей речи. По мнению нашему, первою частью речи было прилагательное имя, ещё неясное, неотделённое от междометия. Потом перешло оное в существительное, которое сначала было не нарицательное, а собственное, означавшее отдельный предмет, и потом уже сделалось нарицательным» (указ соч., с. 11). Вот в какой последовательности создавались, по Н.И. Гречу, части речи в конечном счёте: прилагательные → существительные → глагол «быть» → наречия → другие глаголы → предлоги и союзы → местоимения.

Эта гипотеза, с эволюционной точки зрения, до сих пор выглядит среди других как наиболее убедительная, хотя её автор, А.А. Потебня, жил ещё в XIX веке. В ней заложен несомненный эволюционный потенциал.

Первой частью речи А.А. Потебня считал первобытное причастие. Оно ещё не имело морфологических показателей времени, залога, рода и т. д., но в их номинативном значении было нечто смежное между предметностью и признаковостью. Они обозначали безразличную совокупность предмета и действия. Они указывали на ещё не расчлененные восприятия предметов и их признаков. Так, гипотетическое предложение «Лек», состоящее из одного первобытного причастия, было эквивалентом предложения «Птица летит».

А.А. Потебня писал: «Таким образом, слово, предполагаемое лексическою частью (лек-) глагола „летит“ означало не действие, взятое отвлеченно, а ещё не разложенное восприятие, безразличную совокупность предмета и действия, напр., не полёт, приписываемый птице, а летящую птицу без всякого разложения этого явления. Ближайшее значение части „лек“ в гл. „летит“ есть примета или признак, коим восприятие, напр., летящая птица, намечается мыслью для дальнейшей мысли. Такое же значение в той же мере предполагается и именем и есть столь же доименное, как глагольное» (Потебня А.А. Из записок по русской грамматике. Т. 1–2. М.: Учпедгиз, 1958, с. 90).

С развитием мышления люди стали способны расчленять подобные восприятия на отдельные представления. Тем самым они создавали основу для создания существительных и глаголов. На их основе стали возникать в дальнейшем и другие части речи.

Авторы рассмотренных гипотез о происхождении частей речи видели свою главную цель в обосновании первичности той или иной единственной части речи в языке. Найти такую часть речи — гадать на кофейной гуще. Логичнее предположить, что первичными в поливербальном языке были сразу три части речи — существительные, глаголы и прилагательные. Почему?

Именно в основе указанных частей речи лежат главные категории, с помощью которых люди в первую очередь ориентируются в мире. Вовсе неслучайно субстанции и их атрибуты лежат в основе суждения. Первые выступают в суждении в роли субъектов, а другие — в роли предикатов. Вот почему слова, обозначающие субстанции и их атрибуты, в первую очередь нуждались в специальных частеречных показателях. Эти показатели при этом не следует ограничивать только Аффиксами, поскольку в роли частеречных показателей способны выступать также и другие способы грамматической специализации — например, типичное значение у того или иного слова или типичная позиция в предложении.

Как формировались вторичные части речи? На основе трёх первичных и появившихся вторичных — например, предлогов. Мы можем это проследить на примере наречий. Так, легко обнаружить, что наречия утром или вечером в русском языке возникли из форм творительного падежа имён существительных. На основе существительных формировалось множество и других наречий: без оглядки, до отвала, с молотка, под боком, в сердцах, на ходу, наголову, назубок, в мерк бок о бок, шаг в шаг и т. д. Но не меньше наречий было сформировано и на основе прилагательных: по-русски, ярко, налегке, заживо, влево, втайне, подолгу, вкратце, издавна, потихоньку, впустую и множество им подобных.