С удивлением Варя увидала, как всё дальше стены пламенные от них с Тихоном отходят. Потухают будто, отползают боязливо.

Глазам своим Варя не поверила. А комочек чёрный, что котёнка ей напомнил, всё дальше отползать от них стал.

Пригляделась Варя — а у комочка руки почти человеческие. С пальчиками малыми да тонкими. Которыми он на огонь машет. А огонь его слушается. Ушки острые вверх-вниз ходуном ходят. Да носик чувствительный дёргается, будто дым уловить старается. А следом за ним хвостик тонкий по земле извивается.

Враз Варя его признала — как мешком воспоминание ударило. Как прикармливала оладьями масляными анчутку мелкого. На этом же месте почти что. А теперь анчутка этот пламень опасный вокруг потушал.

Закружилось у Вари всё перед глазами. Ежели б не Тихон, наземь бы упала. А анчутки всё равно — ходит себе вокруг них. Пассы ручками делает. Отчего пламень и успокаивается. Затихает. Потухает почти что.

Вот и не осталось его. Как и не было. И анчутка тогда остановился. На лапки задние присел.

Отстранилась тогда Варя от Тихона. Осторожно подошла к комочку чёрному поближе. Ещё не до конца соображая, что ж произойти успело. На корточки перед ним опустилась.

Осторожно анчутка на неё поглядел глазками круглыми. Поморгал внимательно. Да в руки не дался — так и тяпнул за палец. Потом только ладонь обнюхал.

Улыбнулась ему Варя. Пожалела, что в этот раз угощения не взяла никакого.

— Спасибо, — анчутке прошептала. Уж попыток не делаю погладить.

А анчутка на четыре лапки встал да по кошачьи прочь поскакал. Только Варя с Тихоном его и видели. Маленький, да удаленький. Помахали на прощание. А Варя про себя решила оладий побольше напечь. Коли выберутся отсюда.

Снова шум со стороны какой-то раздался. Тут Варя с Тихоном уж наизготовку встали, ожидая врагов возвращения.

В свете Навьем фигура высокая возникла. Девичья да стремительная.

— Отбились? Вот и хорошо, — торопливо Марья Моревна сказала, чешуи зелёной ошмёток с плеча потряхивая. — А меня тут... задержали маленько.

Хмыкнула Варвара, глядя на лицо Марьино чумазое да руки с царапинами — видно, той тоже тяжеловато пришлось. А Марья уж подбоченилась да на них с Тихоном выжидающе глянула.

— Так что? Возвращаемся домой-то?

— Да! — не сговариваясь у Вари с Тихоном одновременно вышло.

Тогда ловко Марья пальцы ладоней между собой переплела да выгнула резко, разминаясь. Растёрла ладони друг об друга, как если б замёрзла. Да обе руки на ствол древесный положила.

Мгновения не прошло, а ствол от касания этого будто подпрыгнул и светом налился. А Марья на Варю глаза перевела внимательные.

Подошла к ней Варя ближе. Вроде и только познакомились. А грустно отчего-то. Хорошо б Варе такую подругу боевую в Яви иметь. Так что без сожалений размотала Варя суму. Протянула Марье яйцо, изнутри постукивающее мелко. Обеими руками Марья его подхватила, к себе прижала, словно ребёнка. А я яйцо и затихло будто. Успокоилось.

— А что... — само у Вари вырвалось. — Сломаешь теперь?

Сурово Марья на яйцо глянула. Потом на Варю глаза с хитринкою подняла:

— Неа.

Улыбнулась ей лукаво. Меч на поясе поправив. И деловито по сторонам огляделась:

— Всё, кыш отсюдова! Пока ещё чего не приключилось.

Нет у Тихона с Варварой повода с Марьей спорить. Первой Варвара на ствол заскочила.

— И неча сюда как к себе домой ходить! — напутствовала Марья. А у самой смешок на дне глаз совиных плещется.

— Это уж как получится, — в тон ей у Варвары вышло.

И с лёгким сердцем в кольцо древесное она и скользнула. Чуть-чуть только бока себе поободрав.

***

Хмурится Анисья над крынкой. Вся вода мутная — что тина болотная. Не даёт ничего рассмотреть на дне. Волнуется да брызгается.

Только Анисья не из волнительных. Плюнула на всякий случай через плечо левое да дальше лучины жечь продолжила. Подожжет, подождёт, покуда до середины прогорит, и в крынку кидает. Где и булькает лучина в мути.

Приглядывается Анисья. Двумя руками за бока крыночные берётся да крутит. Крутит, чтобы водоворотом внутри всё закрутилось. Слова нужные бормочет. А потом как даст крынкой об стол прямо.

Как не треснула крынка — одной Анисье известно. Только муть на воде поуменьшилась. Растворилась али на дне осела. И на поверхности водной ток лучинки пожжённые и остались — столько ровно, сколько Анисья бросала. Ни одна не потонула.

Отпустило маленько старую. Сердце поспокойнее биться стало. Не даёт Велес ворожащим знаков неверственных.

***

Давно зари такой Годана не припомнит. Чтоб прям чистотою природу омывала. Воздухом алым от несчастий кутала. Птиц певучих свежестью поила. Будто Зоряница руками своими ночь по сторонам раздвигает.

Тишина звенящая ручейками вокруг разливается. Да небо чистое такое, прозрачное.

Светлый день сегодня будет. Солнечный.

Вышла Годана за порог. Сама в утро такое будто легче стала. Лебёдкой словно оборотилась. Под ногами только мешается чего-то. Меховое.

Глядь — а на дороге пред ней шкура валяется. Густая. Волчья. Только с отливом лисьим. А вокруг неё клубок катается.

Знает его Годана.

— Ух, ве-едьма, — не без уважения проговорила. Да наклонилась невзначай.

Клубок будто и ждал этого: прыг, да на руках у Годаны оказался. Затих. А Годана его накрыла ладонями да снова голову к небу подняла.

Никогда такого рассвета ей не виделось.

***

Чует Варвара — будто вся отбитая. На земле лежит. Зябнет. Подниматься надобно. Не даёт отбитость оснований валяться просто так.

Открыла глаза — утро вроде бы. Только чего она на улице-то лежит? До дому что ль дойти не успела? Чудно...

А потом глазами моргнула, да как вспомнила!

Разом подскочила, по сторонам головою вертя. Глазами всё, чего делается, выцепляя.

А ничего и не делается. Поле вокруг чистое. Местами только помятое. Над которым утро занимается. А вот если на ноги полностью подняться — то и Тихона видать. На спине лежит с глазами закрытыми.

Видно натренировалось уж у Вари сердце — не выпрыгивает да не суетится. Только тело в всё движение пришло и рысью к Тихону кинулось.

Ежели опять помёр, то не знает Варвара, что и делать.

Нет, дышит вроде. И лицо морщит, ежели по щекам его побить.

Живой.

— Да не сплю я, не сплю! — говорить даже не разучился.

Можно, наверное, и не лупить больше. Так что с удовлетворительным чувством Варвара на межу села. Ненадолго, правда — как раз сума её под гузно попалась. А там светец. Острый. Пришлось Варваре стоять остаться.

Поднялся и Тихон. Руки в стороны развёл — потягиваясь. Шею сзади размял. Выспался, видать. Хотела уж Варвара спросить, чего снилось, как на полуслове поперхнулась. Рану на Тихоновом колене приметила.

Через штаны красная полоса идёт. Поморщилась Варвара, будто у ней рана эта, а не у Тихона. Да скорее дёрнулась к ней — кровь унимать.

Горячая рана, алым так и мажет.

— Ты чего! — взвился Тихон, ладонь её перехватывая. — Хочешь, чтоб шкура с тебя живьём посходила?!

Да дёрнул вверх, от крови своей подальше. Только красное всё равно на пальцах да на запястье у Вари осталось.

Смотрит Тихон на руку ей глазами страшными. Варя аж сама заволновалась. И тоже на пальцы измазанные смотреть начала. А с ними ничего и не делается.

Повертел Тихон ладонь ей со всех сторон. С напряжением на Варю глянул.

— А чего случиться-то должно? — не без робости Варя спросила, сама не зная чего ожидая.

— Да как же... — поскрёб Тихон затылок. — Ежели крови оборотнической коснуться, то обжечься должно!

А у Вари и не горит ничего. Не щиплет даже. Кровь как кровь.

Тут у Тихона лицо вытянулось.

— Варька... — выпустил он руку ей. И в оба плеча вцепился. В глаза заглянул — а у самого очи лучатся, будто подсвечивает их изнутри. — Варька... Это ж значит... Что не больше проклятия оборотнического!

Да рассмеялся вдруг так счастливо — никогда ещё Варвара такой радости не видала на Тихоне. Аж самой смеха сдержать не получилось. Да и на ногах устоять. Но это Тихон постарался — взял да подхватил Варвару на руки. Ещё и закружил, разбойник.