— Надо полагать, когда работающие кипу заканчиваются, туда подвозят новых? — спросил Скрипач.
— Иногда, — пожала плечами Лийга. — Они же самовосстанавливающиеся, умеют друг друга и себя чинить… в общем, раз в год туда, может, что и завозят, но не чаще.
— Ага, ясно, теперь ясно, — кивнул Скрипач. — А в тех, которые уже совсем развалились, селятся эффари. Веселое место, эти ваши холмы.
— Да не очень, — покачал головой Рифат. — Хотя шрика нравится там развлекаться.
— А почему шрика, в таком случае, не убивают эффари? — спросил Ит. — Почему для них опасны эффари? Если они охотятся, то…
— Потому что это грех, — Рифат помрачнел. — Слишком велик риск добить животное, оно может сразу умереть от выстрела. Если умрет после, через время, то никаких вопросов нет, конечно. Но чтобы животное умерло не моментально, надо попасть определенным образом, это не каждый умеет и может.
Скрипач задумчиво посмотрел на Рифата.
— Это то, о чем ты мне сказал в самый первый день? — спросил он. — Избить можно, искалечить можно, главное, чтобы жертва умерла сама, чтобы не брать грех, да?
— Умница, Скиа, — покивал Рифат. — Ты поняла всё верно. Шрика воспринимают чужую смерть, как волю Бога. Если ты причинил увечья кому-то, но жертва после них жива, твой поступок не считает убийством. Когда я нашел вас там, у моря, я узнал почерк шрика. Это в их обычаях, так поступить. Если Богу будет угодно, жертва выживет.
— Мы выжили. Рифат, ты, случайно, не бог? — спросил Скрипач.
— Ну, если говорить, как шрика… — Рифат задумался. — Бог послал меня в тот день на берег, и с моей помощью позволил жертвам остаться в живых. Это допустимо.
— А если надо кого-то убить? — спросил Ит. — Что они делают? Вдруг придет помощь, и…
— Они не пропустят помощь, — Рифат отвернулся. — Они замкнут кольцо, и будут ждать смерти жертвы. Я видел такое, и не хочу про это говорить.
«И не надо, — подумал Ит с ужасом. — Потому что теперь, кажется, стало понятно, как погибла его семья. Если это действительно так, нужно срочно переключить на что-то другое этот разговор, нельзя издеваться над Рифатом, это слишком».
— А какие машины находятся там, в холмах? — спросил он. — Большие?
— Разные, — кажется, Рифат понял, что Ит решил уйти от темы, и обрадовался этому. — Есть транспортные, есть добытчики, есть сельскохозяйственные. С десяток пустынников, если правильно помню. Морских нет, конечно, их уже давно не осталось.
— Интересно было бы посмотреть, — заметил Скрипач, который тоже догадался о том, что тему лучше сменить.
— Так записи же есть, — пожала плечами Лийга. — Во, глядите… а, нет, лучше вот эту, тут они пытались загнать пустынника, и посмотрите, чем дело кончилось.
Шагоход, который Лийга назвала пустынником, оказался среднего размера, метров шесть в длину, и около трех в высоту. Арахноид, тут же понял Ит, но как-то интересно сделан, и двигается весьма быстро и ловко. Да и выглядела машина вполне приятно: ладная, аккуратная, гармоничная…
— А что у него на лапах такое? — спросил Скрипач.
— Это и есть сама лапа, — ответила Лийга. — Они же для пустыни, когда надо идти по песку, он раскрывает ступню. Здесь почва позволяет ему ходить на иглах, то есть на сложенной стопе. За счет этого скорость будет выше.
Скорость машина и впрямь демонстрировала завидную: от догонявшего другого арахноида меньшего размера, на котором сидели верхом охотники, она уходила весьма лихо. Маневрировала, прыгала, перескакивала через кустарники, и достаточно легко проходила сквозь заросли. Охотники на втором арахноиде стреляли, но пустынник, кажется, сумел определить моменты выстрелов, да еще и поворачивался к охотникам неплохо защищенным боком, выстрелы не доставляли ему большого вреда.
— Во, сейчас, смотри, — с восторгом произнесла Лийга. — И… раз!
Пустынник подпустил охотников максимально близко, он притормаживал, вилял из стороны в сторону; охотники орали, предвкушая скорую расправу над добычей, и тут пустынник вдруг прыгнул, высоко, куда-то вбок, в сторону, и перемахнул через машину охотников, которая на полном ходу влетела в неширокую, но, видимо, глубокую речку, скрытую до этого момента зарослями кустарника, росшего по её берегам.
— Лихо, да? — Лийга рассмеялась. — И поохотились, и поплавали.
— Как это он так сумел, — восхитился Скрипач. — Они разумные, что ли?
— Примерно как ацха, — пожала плечами Лийга. — Как животные. Они обучаемы, из-под атаки будут уходить, но…
— Это не боевая машина, это просто транспорт, ведь так? — спросил Ит. Погоня за арахноидом ему не очень понравилась, хотя, конечно, сцена спасения машины не могла не порадовать.
— Именно так, — покивала Лийга. — Их делали, чтобы ездить через пустыни, и не причинять вреда животным и растениям. Ну и чтобы путешественники не пострадали, конечно. Защита у них хорошая. Это маленький пустынник, на двоих, для коротких переходов. Сутки, двое. Не больше.
— То есть это машина для туристов, для развлечения? — уточнил Скрипач.
— Так и есть, — покивала Лийга. — Шагоходы, они для боя малопригодны, вы же понимаете. Слишком уязвимы. Тут их делали, потому что создали когда-то образ — паучок, поднимающийся на бархан, победа жизни над неотвратимостью. Мне доводилось пару раз ездить на шагоходе, примерно таком же, как этот. Очень красивое было путешествие. Пустыня… в ней есть величие.
— Ясно, — покивал Скрипач. — Наверное, ты права. Это действительно красивый образ. Вот только теперь в этот образ стреляют шрика, ради забавы.
— И это тоже верно, — Лийга вздохнула. — Но хватит об этом. Ит, ты уже лучше себя чувствуешь? Не хочешь вечером выйти?
— Вроде завтра собирались, — с сомнением ответил Ит. — Выйти-то я не против, вопрос, далеко ли уйду.
— Мы не пойдем далеко, — заверила Лийга. — До площади, это совсем рядом, минуты две… ну, пять, если на костылях, — поспешно поправилась она. — Посидим в женской, попьем лхуса, послушаем новости.
— Их пустят в женскую? — спросил Рифат, нахмурившись. — А вообще да, их как раз пустят.
— Почему? — не понял Скрипач. — Что такое вообще «женская»?
— Женская — это терраса такая, на краю площади, — объяснила Лийга. — В неё можно заходить женщинам, и халвквинам, которые безвинные. Мужчин и замужних туда не пускают, само собой. Не положено.
— Эээ… — Скрипач сглотнул. — Ты считаешь…
— А что, нет? — удивилась Лийга. — Тут даже обсуждать нечего. Так, ладно. Давайте, одевайтесь, не забудьте про маски, и пойдем. Рифат, мы ненадолго.
— Начну фасовать товар, — покивал Рифат. — Ладно уж, развлекитесь. Заслужили.
* * *
Шёл Ит, конечно, еле-еле, но, к его радости, идти он всё-таки мог, и это было хорошо. Ещё ночь в покое, и левая нога придет в подобие нормы. А вот правую придется какое-то время бинтовать, наверное, по дороге он её всё-таки повредил, потому что болит нога, и отекать начинает очень быстро.
— Ничего, ничего, сейчас придем, — подбадривала его Лийга. — Народу много сегодня, уже собираться начали, сезон скоро. Зимой тут вообще никого нет.
Народу на площади было не сказать, что очень уж много, да и сама площадь оказалась небольшой — круглая, мощеная старой брусчаткой площадка метров тридцать в диаметре. На неё выходили фасады нескольких домов; между домами можно было разглядеть вывески какие-то лавочек. Ит присмотрелся — выглядели вывески необычно. Названия написаны на местном варианте всеобщего, и читаются странно. «Без греха. Суточное, двухсуточное, трехсуточное обручение. Благословенно». Или — «Отмолилим за вас, сертификат, подтверждение свидетелей. Благословенно». Следующая табличка заставила замедлить шаг, надпись на ней оказалось следующая: «Кровь. Высочайшее благословение. Сертификат подлинности, образ жертвы, достоверно».
— Что это за хрень? — шепотом спросил Скрипач, останавливаясь. — Лийга, что это такое?
— Ой, ну каждый развлекается, как хочет, — выражение лица Лийги под маской было не разобрать, но, кажется, ей стало весело. — Желает, например, богатый шрика перед друзьями дома хвастаться, что гонял на отдыхе живую дичь, и поразил её. Дичь, конечно, неверующая, такую можно и нужно. Но на самом деле у него кишка тонка кого-то гонять, среди шрика трусливых немало. Что ему делать? А вот чего. Идёт он сюда, и получает, во-первых, шикарную симуляцию охоты, во-вторых, сосуд с кровью жертвы, в-третьих, сертификат подтверждения, что кровь настоящая, в-четвертых, золотую пластину, в которую встроено сообщение о том, что такой-то охотился на того-то там-то, и поразил, на что его высочайше благословили.