Я вдруг вспомнил один случай, который случился с нами в начале октября прошлого года, когда мы с Сарычем совершили вылазку в Темную долину, в аккурат после того, как "Долг" зачистил ее от обосновавшихся там бандитов. Добрались до старого завода на востоке долины, между заброшенной бензоколонкой и болотом, решили заглянуть на завод, поискать хабар. Я и раньше сталкивался в Зоне с вещами, которые вряд ли бы смог объяснить целый институт академиков, уж не говоря обо мне, но то, что я увидел на этом заводе, было совершенно невероятно. Ворота во двор завода - обычные железные ворота, какие можно увидеть в очень многих советского образца постройках, - некогда были выкрашены серой краской, но время и непогода согнали с ворот покраску, она облезла, обнажив ржавый до дыр металл. Ну чего необычного можно ожидать от старых ржавых ворот? Ничего, казалось бы. Но только когда мы с с Сарычем приблизились к воротам, они начали медленно открываться. Поползли створки в стороны, со скрипом, с дребезжанием, пропуская нас во двор. Раскрылись на всю ширину - и встали: смолк скрежет железа по бетону, и стало так тихо, что нас с Сарычем охватил необъяснимый, почти мистический ужас. Мы не могли объяснить, как открылись ворота, мы не слышали звуков работы каких-то открывающих ворота механизмов, ничего, кроме скрипа железа об асфальт. Остолбенев, стояли с оружием наготове во дворе завода, у подножия башенного крана и ждали нападения, но ничего не происходило. Прошло, наверное, минут десять, а мы все стояли, замерев, сжимая в руках стволы, пока с серого октябрьского неба не начал накрапывать холодный мелкий дождь, и то ли он привел нас в чувство, то ли мы сами, наконец, осознали реальность и вспомнили, зачем мы здесь. Забрались внутрь завода, обошли все его мертвые цеха, мастерские и подсобки, убедились, что внутри нет ничего ценного, снова вышли во двор и потопали дальше, в сторону заброшенной фермы - и едва мы миновали створ ворот, они так же медленно и торжественно закрылись за нашей спиной. Мертвый завод выпроводил нас точно так же, как за полчаса до этого гостеприимно открыл нам свои двери - именно завод, потому как мы не видели ни одного живого существа, которое могло это сделать. Но самое жуткое было в другом: я готов поклясться чем угодно, что на воротах не было ни одной надписи, когда они открылисьперед нами. А вот когда мы уходили, и я оглянулся, то увидел на правой створке надпись из трех слов, сделанную белой краской. Она сильно потускнела и стерлась, но была еще разборчива, и я прочитал ее. Как я уже сказал, всего три слова - "Я ЛЮБЛЮ ЛЕНУ Д." Когда-то, шестнадцать лет назад, я сам написал о своей любви к однокласснице Лене Должанской на воротах школы. Именно так написал, "Я ЛЮБЛЮ ЛЕНУ Д.". Через много лет я встретил мое собственное юношеское откровение на других воротах. Это было написано мной, когда-то в другой жизни, и Зона напомнила мне об этом. Я ничего не сказал Сарычу, но ничего и не требовалось говорить, возможно, он тоже увидел что-то такое, о чем не хотел рассказать мне. И хотя ничего плохого с нами не приключилось, мы с Сарычем постарались убраться из Темной долины побыстрее и больше никогда не ходили туда...
- Ты о чем думаешь? - окликнул меня Дед.
Я вздрогнул.
- Ни о чем. Просто вспомнил кое-что.
- Не щелкай клювом. Слишком тихо тут, мне это не нравится.
Мы уже давно миновали разрушенные лаборатории, вышли в лабиринт бетонных коридоров, каких-то пустых помещений, в которых не было ничего, кроме строительного мусора. Возникало ощущение, что все это строилось наспех, нахрапом: кругом громоздились кучи досок, связки арматурных прутьев, бумажные мешки с окаменевшим цементом, старые емкости из-под краски и ведра всех размеров и форм - будто в один момент бросили все здесь строители, чем-то испуганные и в спешке покинувшие эти каменные катакомбы. Преодолевая переход за переходом, мы в конце концов оказались в обширном тоннеле с проложенной по нему железнодорожной колеей, по обе стороны от которой стояли трех- и пятитонные контейнеры. Дед сделал знак остановиться.
- Ну все как я и думал, - заявил он с удовлетворением в голосе. - Теперь сориентируемся по компасу и пойдем на север. Думаю, выйдем в Припять.
- Тут полно аномалий, - сказал я, заметив за контейнерами характерной для гравитационных ловушек колебание воздуха. - Не пройдем.
- Другого пути все равно нет. Слушай мой приказ: я иду впереди и бросаю болты, ты меня прикрываешь. Гранатометы держи наготове.
- Есть, командир, - буркнул я.
Деду не откажешь в храбрости. Не думаю, что он раньше ходил такими сложными маршрутами, хотя... Чем кишащий аномалиями тоннель в глубине чернобыльской Зоны отличается от утыканной противопехотными минами горной тропы где-нибудь под Джелалабадом? Наверное, ничем. Точно так же, шаг в сторону - и привет, путешествие окончено.
Мы пошли по рельсам, все больше углубляясь в тоннель. Дошли до брошенного состава из локомотива ЧМЭЗ и прицепленных к нему платформ с песком и гравием. Вокруг полотна обосновались большие и малые "Электры", так что пришлось лезть на платформы и двигаться дальше, перепрыгивая с с одной на другую. Тем не менее, одну из "Электр" мы все же побеспокоили, и она разрядилась с оглушительным треском. От нее пошла цепная реакция, и прочие "Электры" тоже шарахнули одна за другой, наполнив тоннель слепящим белым светом. Замерев на месте, мы ждали, когда успокоится эта дьявольская иллюминация, но все, слава Богу, обошлось, только по платформам еще несколько секунд змеились остаточные разряды.
За составом дорогу перегородили массивные полуоткрытые ворота; я с трудом протиснулся между створками. Тьма была такая густая, что в океанской пучине, наверное, и то светлее. Миновав короткий участок тоннеля, мы вышли в обширный зал с платформами и полукруглым сводом на опорах, очень напоминавший станцию метро. С противоположной стороны зала тоже была проложена железнодорожная ветка, а это означало, что под лабораторией Х-4 проложена целая сеть транспортных коммуникаций - вероятно, они раньше соединяли Припять с остальными объектами на территории Зоны.
- Развернулись здесь однако! - сказал Дед, оглядевшись. - Похоже, тут был главный транспортный узел. И чего они возили?
- Не нравится мне тут, - проворчал я. - Надо уходить.
Протяжный, низкий, грозный и леденящий душу рык прокатился по подземелью, отозвался эхом от свода тоннеля и затих, оставив после себя зловещую тишину. Сердце мое замерло, ноги стали чужими, непослушными.
- Что это? - шепнул Дед.
- Не знаю, - отозвался я тоже шепотом.
Крадучись, стараясь не производить ни малейшего шума, вы выбрались с полотна на платформу. Дед пальцем указал на контейнер-трехтонник у торцовой стены. Я понял, подобрался к контейнеру и полез на крышу. Это было нелегко, но страх придал мне сил. Дед быстро забрался следом, и мы уселись рядышком, приготовив оружие.
Я заметил между стеной и контейнером останки снорка в луже засохшей крови. От мутанта остались только ноги в грязных стоптанных берцах и нижняя часть туловища, голова и руки исчезли, а грудина была разодрана в лохмотья. Я еще успел подумать, какая тварь могла бы так лихо разделать "попрыгунчика", но тут в тоннеле слева от нас началась шквальная дружная стрельба из нескольких стволов. А еще мы услышали человеческие вопли и глухое рычание. Продолжалась эта адская музыка всего несколько секунд, а потом наступила тишина, от которой, признаться, сделалось еще страшнее.
- Завалили? - прошептал я, глядя на Деда. Тот покачал головой - мол, не знаю.
Ответ на свой вопрос я получил через пару минут. В полной, я бы сказал, объемной тишине подземелья, которая после стрельбы, воплей и рыка, казалась еще страшнее, ослышался тихий хруст гравия под мягкими лапами, из темноты тоннеля на нас глянула пара горящих красных глаз. Сгусток тьмы обрел очертания, по-кошачьи мягко и беззвучно выполз на рельсы.
