На второй вечер своего пребывания в Нюрнберге Фауст отправился на прогулку с дьяволом. Они пошли на восток, миновали монастырь Святой Екатерины, где держали свои певческие школы мейстерзингеры [13] , и направились туда, где укрепленные стены были пробиты ради двух притоков Пегница, так что в самом сердце города образовался узенький зеленый островок. Шесть прочных мостов позволили разбить там парк и луга общего пользования; и они перешли через один из них. Солнце только что село, погода была прекрасная, воздух чист, краски - мягки, и башни городской стены - легендарные башни, гордость горожан, всего триста шестьдесят пять, по количеству дней в году, - представали во всей своей красе. Была суббота, и все достойные люди вышли прогуляться и себя показать, хоть и одетые не совсем пышно, дабы не нарушать законы, регулирующие доходы населения.

Ты слушаешь меня, - проворчал Мефистофель, - но не пользуешься моими советами.

- Они нам совершенно непонятны, - проговорил себе под нос Фауст, кланяясь проходящему мимо бюргеру, который ответил ему учтивым поклоном.

Ты похож на мальчишку, который так рвется построить шалаш на дереве, что лезет в сад еще до того, как дуб пророс из желудя. Весьма неразумно считать, что тебе удастся произвести революцию в науке вашего мира, не усовершенствовав сперва технологию. Если ты попытаешься построить свой шалаш сейчас, то лишь потопчешь семена.

- Я ученый, а не слесарь.

Чтобы переделать мир, помимо книг, требуются и молотки; нужно не только болтать, но и попотеть. Революция - это не пирушка на природе. Ты можешь приводить сколько угодно самых разумных доводов, но все твои изящные рассуждения не убедят ровным счетом никого. Вера требует демонстраций, а для них тебе понадобится циклотрон.

- Оставь эти тщетные попытки убедить. Лучше развлеки меня.

О, запросто!

Этим вечером Мефистофель предстал в обличье татуированного американского дикаря: из одежды - только набедренная повязка, в растянутые мочки ушей вставлены деревянные круги. С собой он нес длинное копье и небольшой кожаный мешочек, свисающий с ремня на шее. По бокам голова была выбрита наголо, а из хохолка торчали перья попугая макао; зубы же были подточены так, что стали острыми. Но при этом его манера держаться, жестикуляция и горделивый взгляд были просты и непринужденны, поэтому он являл собой необычную смесь благородства и звериной чувственности.

Какая область знаний лучше подходит твоему теперешнему настроению: физика, химия или биология?

- Покажи мне незнакомое существо, - ответил Фауст, подумав прежде всего о Dinosauria , этих титанических чудовищах, правивших миром невероятно много миллионов лет назад, о существовании которых он впервые узнал в таверне на пути из Виттенберга в Нюрнберг. - Что-нибудь настолько мне неведомое, что оно повергло бы меня в изумление. Что-нибудь намного необычнее, чем жирафы, и более опасное, чем электрические угри. Что-нибудь приятное глазу и при этом приводящее разум в замешательство.

Мефистофель положил копье на плечи и свесил с него обе руки, словно был на распятии.

Необычайно опасное, один даже вид которого приводит в смятение. - Его рот исказила жестокая улыбка. - У меня есть как раз такая штучка. Смотри! - она идет сюда!

Мимо них прошла молодая скромно одетая женщина. Узнав Фауста, она приветливо улыбнулась и кивнула. Когда Фауст посмотрел ей вслед, дьявол взял его за руку.

Хорошенькая пташка, а? Любимая дочь нашего домовладельца. Если рядом не будет ее матери, она тотчас же задерет перед тобой юбки. Да и мамаша едва ли лучше; достаточно сказать приятное словечко, и можно пощупать ее в темном уголке. Она, конечно, выглядит уже не так миловидно, но ведь ночью все кошки серы. - Он указал копьем через реку, туда, где из окна задумчиво смотрела темноволосая девица. - Тихая женщина с обманчиво скромным взглядом. Но у нее сифилис, и этого достаточно, чтобы ее отвергнуть.

- Ого! Ты выступаешь в роли сводника? - Ученый не сумел сдержать смех. - Надеюсь, это не все твои таланты?

Информация есть информация, Фауст. Знания есть знания. Я не делаю различия между высоким и низким.

Они прошли по островку еще несколько шагов. По обоюдному согласию они некоторое время следовали за девушкой вдоль реки, затем свернули в глубь острова, прошли через скошенную лужайку и оказались под деревьями.

- Вернемся же к дочери нашего домовладельца. Хотелось бы тебе завести на месяц интригу по полной программе, с ложью и дарением цветов, пламенными письмами, робкими поцелуями и лукавыми обещаниями - дочь соревнуется с матерью, то есть опыт против молодости. Каждая безумно хочет доказать, что она трахается лучше. Вижу, эта мысль уже заинтересовала тебя!

- Мне трудно поверить, что женщины, к которым я всегда относился как к существам много более чистым и духовным, нежели мужчины, могут вести себя столь омерзительно.

Омерзительнее, чем мужчины, которые ими пользуются? А не ты ли сам, еще студентом в Кракове, однажды заплатил двум женщинам, чтобы…

- Это были шлюхи! Опустившиеся твари, едва ли достойные называться священным словом Женщина. Глупо с твоей стороны тратить дыхание на упоминание о них.

Женщины, Фауст, так же похотливы и вероломны, как и мужчины, так же лишь прикидываются скромными. Однако мужчины создали ложь, чтобы управлять ими. Желание властвовать родилось из их нехватки, и чтобы восполнить недостаток того, что все могут получить и все сильно желают, необходимо провозгласить обоснованность необходимости лжи и запретов.

Они прошли лаймовую рощицу, высаженную отцами города специально, чтобы хоть отчасти заглушить смрад, исходящий от бродяг. Когда Фауст остановился, чтобы насладиться благоуханием, Мефистофель указал копьем на высокую эффектную женщину, идущую впереди по аллее. Богато одетый голландский купец, прогуливающийся вместе с нею, снисходительно улыбнулся.

Вот идет знаменитая куртизанка, переспавшая с таким количеством знатных особ, что ныне она уважаема как десять замужних женщин. Ночь, проведенная с ней, обойдется тебе в месяц ухаживаний и намного больше серебра, чем у тебя есть. Гигантские денежные вложения, чтобы остаться целомудренным с точки зрения досужих домыслов и веры! И при этом большинство мужчин, притязающих на ее внимание, не смогли бы купить и брюквы на месяц. Тебе хотелось бы самому оценить, какой прелести еще не добился ее друг, герр Ван т\'Хоорт, - что скрывается под этими красивыми и, к сожалению, защищающими от чужих взоров одеждами?