— Нет.

Никлас не соврал: его личное оружие сюда привез Пауль, доверенный человек отца. Именно он и передал ему в Дакаре рекомендацию и отцовское повеление отправиться в земли Нового Рейха. Пауль тоже приехал сюда — но добирались они не вместе, по отдельности. Сейчас Пауль ждал Никласа неподалеку условленном месте в паре километров отсюда. На всякий случай — и похоже, как пришел к выводам Никлас после увиденного арбитра в белой жреческой мантии Пути, подобная конспирация и предвидение оказались не зря.

— Правильно, что не привезли. Здесь, в пограничных землях, ношение автоматического оружия — нарушение закона, подлежащее рассмотрению полевыми тройками Трибунала. Вам, как кандидату в офицеры моей личной гвардии, будет положен пистолет. Мои рядовые бойцы вооружены самозарядными карабинами и винтовками. Не смотрите так, дело не только в контроле Трибунала — при нужде его несложно обойти. У нас проблемы с патронами — на территории Рейха нет производств, в этом мы критически зависим от китайских поставок. Ну и от контрабанды, конечно же. Кроме того, не менее серьезны у нас сложности с бензином — автомобили есть, но из-за экономии топлива на некоторых безопасных участках границы разъезды выходят в патрулирование на лошадях. Как вы, кстати, с лошадями?

— Не очень хорошо, — покачал головой Никлас.

— На какой стадии?

— Рассматриваю лошадь как опасное с обеих сторон и коварное посередине существо.

— По крайней мере, честно, — с нескрываемым неудовольствием покачал головой рейхсграф.

— Это цитата? — вдруг звонким голосом поинтересовалась Катрин, о которой Никлас успел совсем забыть.

— Так точно, мадемуазель, — кивнул Никлас, впервые посмотрев на нее. Отметив, что страстная валькирия в отличие от рейхсграфа и его секретаря показательно язык ни разу не коверкала, русский у нее идеален.

— Откуда цитата? Знакомое что-то, но никак не могу вспомнить, — нахмурилась Катрин.

— Артур Конан Дойл, мадемуазель. Шерлок Холмс.

— Вы любите чтение?

«Я любил библиотеку, где можно было спрятаться».

— Интересуюсь, мадемуазель, но не безоглядно.

Катрин хотела еще что-то сказать, но ее, не скрывая легких ноток раздражения в голосе, обращаясь к Никласу перебил рейхсграф.

— Ваш отец отправил вас сюда потому, что несмотря на некоторые сложности, именно здесь, в ключевой точке мира, перед вами откроются невероятные возможности. Военная аристократия, рейхсвер и Путь — три кита, на которых стоит Новый Рейх. И если вспоминать увиденного вами арбитра… Военная аристократия и рейхсвер гарантируют нашей земле безопасность. Путь — отвечает за развитие. Культ Пути всегда и везде стремится к новому знанию, это основа его учения. Арбитры, неподвластные воле Сверхразума, дают нам не просто знания, они дают нам невероятные возможности. Я упомянул, если помните, что виденный вами арбитр принадлежит к тайному направлению Пути. Догадываетесь, к какому?

Никлас задумался. На белой мантии беса, как и на плаще Кристины, он видел кадуцей с восьмеркой вместо крыльев.

— Что-то связанное с медициной?

— В некотором роде вы правы. У нас искусственно созданные проблемы с оружием, а Путь помогает нам в этом: мы улучшаем человеческие организмы, нивелируя техническое превосходство потенциальных противников. Как вы относитесь к возможности стать умнее, быстрее, выше, сильнее?

«Спасибо, воздержусь», — мысленно и безо всякого раздумья ответил Никлас.

— Мне было бы интересно узнать об этом, — вслух произнес он. Думая при этом как бы потехничнее сделать так, чтобы затянуть подписание контракта, а для начала свалить из этого столь гостеприимного дома и встретиться с Паулем посоветоваться. Хотя, при таких «открывающихся невероятных возможностях», можно даже и подписать контракт, а потом уже свалить.

— Отлично, — хлопнул ладонью по столу рейхсграф, тоном показывая, что беседа закончена. — Я узнал о вас достаточно. В гостиной вас ожидает мой секретарь, Марк, он проводит вас для прохождения формального, но необходимого медицинского осмотра, после которого мы с вами уже сядем и обговорим условия контракта.

Кивнув, Никлас развернулся на каблуках и вышел. Некоторое время в кабинете стояла тишина, после чего Катрин поднялась с кресла и — мягко ступая, подошла ко столу. Села на предназначенное для гостей место напротив рейхсграфа, подперла подбородок основанием ладони, пристально и с немым вопросом глядя в глаза хозяину кабинета. На ее взгляд Дитрих Брандербергер даже не отреагировал — выдвинул ящик стола, начав шелестеть бумагами.

— Зачем? — негромко спросила Катрин, когда поняла, что на невысказанный вопрос ответа не получит.

— Зачем что? — поднял взгляд рейхсграф.

— Зачем вы так долго разговаривали с ним… объясняли, разъясняли. Зачем показали ему арбитра?

— Ты же неглупая девочка, Катрин, — с нотками усталого раздражения вздохнул рейхсграф. — Если что-то пойдет не так, то он подпишет контракт и будет служить тебе. Его профессиональные качества могут быть весьма средними, но такими людьми — людьми с таким происхождением и подтвержденной лояльностью фамилии, не разбрасываются.

— Если что-то пойдет не так я и дня не проживу, господин рейхсграф.

— Не смотри на все в черном свете.

— Я смотрю на вещи реально. Если… — Катрин запнулась и вздохнула, с трудом подавив накатывающую легкую дрожь. — Если что-то пойдет не так, Кристина меня уничтожит прямо здесь, не отходя от медицинского кабинета.

— Ты слишком нагнетаешь, — уже не скрывая небрежения, отмахнулся рейхсграф. — Твоя сестра весьма благоразумная девушка.

Катрин на миг прикрыла глаза — так, что затрепетали ресницы. Возражать она больше не стала. Рейхсграф был умным и цепким в делах человеком; но отношения с родственниками строил своеобразно — у него было четверо сыновей и две дочери, но ни один из них больше не носил фамилию Брандербергер. Трое из его детей даже покинули Новый Рейх, сбежав в Империум.

Для общества это все выглядело так, что рейхсграф ставит интересы государства превыше всего, но Катрин знала правду — Дитриху Брандербергеру просто плевать совершенно на всех, кроме себя. И на нее тоже плевать. Вот только догадалась об этом Катрин совсем недавно — тогда, когда стало уже слишком поздно.

Около четверти часа двое сидели в кабинете в ожидании. Катрин молчала, прикрыв глаза и стараясь расслабиться, думая о хорошем. Рейхсграф по которому разу перебирал бумаги, заметно нервничая.

Тяжелое это было молчание, тяжелое ожидание.

Телефон зазвенел дребезжащим звонком так резко и неожиданно, что старый мужчина и юная девушка одновременно вздрогнули. Один с предвкушением и опаской, вторая — со страхом и неизвестно откуда взявшейся тоской. Подняв трубку, рейхсграф выслушал короткий доклад, после чего положил трубку обратно на место.

— Кристина все приготовила. Пора, — поднимаясь, посмотрел Дитрих Брандербергер в глаза Катрин.

Выходили из кабинета оба уверенной походкой. Но если рейхсграф легко шел навстречу предстоящему испытанию души и тела, то Катрин шагала с тяжелым сердцем. Она не питала никаких иллюзий и знала: сестра Кристина, жрица культа Пути, ее ненавидит.

Катрин понимала, что ее судьба — в самом ближайшем будущем, всецело зависит от успеха грядущего мероприятия. Впрочем, оба они — и рейхсграф, и Катрин, сейчас шли в медицинский отсек с пониманием того, что их жизни теперь напрямую зависят от Никласа Андерсона.

Зависят от итоговых результатов его скорой смерти.

На втором этаже особняка оказалась очень и очень неплохая медицинская лаборатория — с оборудованием, подобного которому Никлас не видел ни в Русском кадетском корпусе, ни в Танжере. Похоже, озвученные рейхсграфом сложности с доступом Нового Рейха к ресурсам технологий медицины не касались. Или же все, что Никлас сейчас видит, привезено контрабандой и установлено нелегально. Тоже вариант.

В кабинете Никласа встретила медсестра в белом халате. Лицо ее скрывала медицинская маска, но юноша узнал девушку по глазам — это была Кристина Брандербергер, белая жрица тайного направления культа Пути. Ее белые волосы, недавно распущенные, сейчас были собраны в хвост и спрятаны под аккуратную шапочку.