— Не до шуток. Кто он нем еще знает? — Никлас спросил довольно резко, вспомнив увиденный беловолосый девичий силуэт, высвеченный вспышкой молнии.

— Только я.

— Точно? Даже твоя сестра не знает?

— Точно. Только я одна. Почему ты спрашиваешь?

— Мне кажется, она осталась жива.

— Вот как… — в голосе Катрин не послышалось сильного удивления. — Это проблема. Но не сегодня, завтра. Все завтра.

Внучка рейхсграфа подняла шприц, собираясь сделать себе укол.

— Стой. Почему у меня теперь тоже повышенная регенерация?

— Реплицирующие наниты. Они у тебя в крови, но сейчас неактивны, начнут работать только после стимулирующего укола, который тебе сейчас нужно поставить, чтобы к утру прийти в себя. Сейчас и тебе, и мне нужно отдохнуть. Хорошо?

Прикрыв глаза, Никлас несколько раз вздохнул, медленно и неглубоко — чтобы вновь не вызвать взрыв боли в груди. После этого открыл глаза, кивнул. Катрин головой не пошевелила, но «кивнула в ответ» — моргнув, прикрыв глаза чуть больше чем на мгновение, после этого отняла руку от лица. Отвела взгляд, взяла из металлического кейса два инъекционных шприц-тюбика.

Катрин аккуратно слезла с кушетки. Держа голову со спиной ровно и прямо, словно была в обездвиживающем корсете, двинулась к Никласу. Подошла, присела — согнув колени, не наклоняясь и не опуская взгляд. Наощупь положила второй шприц-тюбик на тумбочку рядом с пистолетом. Потом обошла кровать и села на нее с другой стороны. Все так же аккуратно, чтобы не потревожить раны на лице, опустилась и легла на спину. Двуспальное — если не больше, ложе, было довольно широкое, обоим места хватало с запасом.

— Спокойной ночи.

Катрин промычала это не размыкая губ, совсем невнятно. Закрыла глаза, ресницы ее чуть затрепетали, а потом сразу замерли как у спящего человека. Никлас перевел взгляд на Маршу, которая — в своем модном «голом» платье, но уже без цепочек, стояла сейчас рядом с ним. Еще не отошедшая и от недавних событий, и от явно вынужденной работы с ранами Катрин, купеческая дочь дрожала почти так же, как и под холодным ливнем. По щекам — вместо капель дождя, текли дорожки слез.

Непросто ей пришлось.

— Марша. Расскажи, пожалуйста, что было в лесу и как мы сюда попали.

— Мы… мы, — сипло произнесла Марша, пару раз звучно шмыгнув носом. Но все же справилась с собой, заговорила и даже разговорилась: — Мы ждали тебя примерно полчаса. После этого Катрин сказала, что ты либо ушел без нас, либо убит. Но ты дал слово, поэтому она предложила мне ее развязать, сходить вместе и проверить. Сказала, что без тебя мы все равно не выживем. Сказала, что…

Противные капризные нотки, которые так раздражали Никласа при первой встрече, из голоса Марши совершенно пропали. Прямо слушать приятно, если еще бы не шепелявила из-за вытянутой губы. Но Марша уже замолчала — осеклась и снова звучно шмыгнула, а потом и вовсе разрыдалась.

— Марша, время уходит. Рассказывай, что было дальше. Пожалуйста.

— Мы нашли-и-и, — едва не сорвалась на вой плача Марша, но все же взяла себя в руки. Заговорила постоянно всхлипывая, но все же заговорила, не молчала и не плакала: — Мы нашли тебя неподалеку от лагеря, донесли до лодки. Потом я накрыла лодку тентом — Катя назвала его невидимкой, и потом мы отправились по реке сюда.

Никлас бросил взгляд на пальцы Марши. Судя по фиолетовым гематомам, не все накладные ногти с ее рук были сняты цивилизованно. И похоже, что несмотря на внешнюю бесполезность, именно купеческая дочь — пусть и под командой Катрин, вывезла на себе основные и необходимые действия для перемещения беглецов из одной точки в другую.

— «Сюда» — это куда?

— Это небольшой дом недалеко от набережной. Мы до ночи стояли в высокой траве, прячась, я чуть не умерла от холода и страха-а-а… — девушка опять едва не взвыла плачем.

— Марша!

— Когда стало темно, мы вытащили тебя на берег. Катя включила умный автопилот, и лодка уплыла, а мы принесли тебя сюда. Здесь Катя сделала тебе укол, а меня заставила-а-а…

Теперь уже Марша не сдержалась, закрыла лицо руками и заплакала.

— Марша, ты молодец, — искренне произнес Никлас и протянул руку, забирая шприц-тюбик с тумбочки.

Купеческая дочь, не отнимая руки от лица, раздвинула пальцы, наблюдая как Никлас снимает колпачок и примеривается к тому, чтобы воткнуть иглу себе в плечо по примеру Катрин.

— А мне что делать? — вдруг спросила Марша.

— Переоденься, сиди и грейся под одеялом. Свет и воду не включай, не стоит привлекать внимание — если нас найдут, всех убьют. К окнам не подходи, на улицу даже не суйся, — проинструктировал ее Никлас, после чего сделал себе инъекцию. Несколько секунд не происходило ничего, а после пространство перед взором закружилось, и он провалился в пучину беспамятства.

Проснулся он — по ощущению, практически мгновенно после укола. Но нет: на улице уже утро, определенно — за плотными шторами едва-едва виден дневной свет. Лежал Никлас по-прежнему на спине, на пустой кровати — Катрин рядом нет.

Зато вальтер на месте — как и кобура, как и запасной магазин.

Глядя в потолок, Никлас принялся оценивать физическое состояние. Не очень веря ощущениям — задышал, вдыхая все глубже и глубже, пока не поверил, что глубокий вдох больше не является причиной боли. После этого начал понемногу шевелиться и осознал, что движения тоже не приносят никакого дискомфорта.

Здоров. Что — учитывая полученный под ребра удар, очень странно. Присел, свесив ноги с кровати. Отметил, что ботинки с него вчера все же сняли. Расстегнул китель и посмотрел на шрамы от стилета Пауля. Выглядели они так, как будто после ударов прошло несколько месяцев, а не сутки.

Параллельно с оценкой состояния Никлас слышал и слушал звуки дома. Неожиданно обыденные — звон посуды, шкворчание яиц на сковородке, гул блендера; только что раздались спокойные девичьи голоса. Как раз сейчас в комнате, зайдя через приоткрытую дверь, появились сначала губы, а потом и Марша — в симпатичном спортивном костюме, с намотанным на волосы белым полотенцем. Выглядела купеческая дочь довольно свежо, но мешки под красными глазами показывали, что ночь она скорее всего провела бессонную.

— Проснулся?

Никлас хотел было ответить, что еще спит, но не стал. Марша, во-первых, и так на грани вот уже сутки, а во-вторых она настоящая молодец, таскала его бесчувственного. От этих мыслей желание знакомить ее со своим сарказмом ушло. Не время и не место — поэтому Никлас просто кивнул девушке и соскочил с кровати.

На постельном белье остались заметные следы — чистым, когда его сюда положили, Никлас не был. Похоже вчера его не носили, а таскали волоком по земле. Ну, главное результат, главное, что дотащили.

Заглянувшая в комнату Марша уже вышла. Похоже она позвала Катрин — внучка рейхсграфа вскоре зашла в комнату, в белом махровом халате и с феном в руке. Тоже недавно из ванной — но без полотенца на голове, как у Марши, а мокрые волосы частично закрывают лицо.

— Принимай душ и спускайся к столу, завтрак почти готов.

Когда Катрин говорила, Никлас к ней внимательно присматривался. Отметив мельком, что руки девушки дернулись — явно подавила невольное желание закрыть лицо; но нет, осталась стоять прямо и смотрела ровно.

Шрамы Катрин, как и у Никласа, выглядели так словно прошли не сутки, а несколько месяцев. Левая сторона лица девушки почти не пострадала — только сверху на лбу, где начинались полоски шрамов, проходя наискось вниз через переносицу и еще дальше через правую бровь. Если прикрывать волосами правую сторону, то в принципе шрамов и заметно почти не будет. А если не прикрывать… Две широкие рваные полосы и белые линии сетки мелких порезов Катрин совсем не красили, конечно. Еще и рот у нее теперь, похоже, останется чуть искривленным, придавая чертам лица едва заметную асимметрию.

— Плохо все? — неожиданно спросила Катрин.

Никлас хотел было ответить, что раньше было лучше, но сдержался. Катрин потеряла красоту, а это — несмотря на крайне неприязненное, если мягко сказать, к ней отношение, все же личная девичья трагедия. Не время и не место для сарказма.