С такими губами, ресницами и длинными ногтями этот ходячий экспонат способен только выражение сочувствия и озабоченности, едва не выругался Никлас от глупости ситуации. Присел рядом с Катрин, не реагируя на болезненный вскрик отнял комок ткани у нее с лица.

— Не кричи, жить будешь, — прокомментировал он.

Сейчас раны получилось рассмотреть лучше. Второй глаз заплыл, но точно уцелел, теперь это видно. Но удар плетью оказался достаточно серьезен — когти на хвостах оставили и царапины, и глубокие раны, одна из которых заканчивалась разорванной ближе к уголку рта верхней губой.

Никлас быстро подтер с лица кровь, уже смешанную с дождевой водой, залил все обеззараживающей жидкостью, после чего разорвал пакет и аккуратно высыпал порошок на раны. Почти мгновенно на коже в месте контакта с ранами образовался пенистый слой розового геля; оставшийся порошок Никлас истратил на порезы на руках — тоже не царапины.

Отбросив опустевший пакет, он расстегнул пряжку на поясе у Катрин, одним движением вынул ремень и быстро стянул ей руки в районе локтей

— Любое подозрительное движение и я тебя убью. Поняла?

— Да, — раздался голос из-под ладоней, вновь прижатых к лицу.

— Хорошо, что поняла, — поднялся Никлас. — Жди здесь, смотри за ней, — сказал он ошалевшей от всего происходящего Марше, которую уже колотило крупной дрожью, после чего направился в дом.

Зашел в холл, подхватил и забросил за спину свой рюкзак — так и лежащий на диване, быстро направился в кабинет рейхсграфа. Зашел, осмотрелся.

— Здравствуйте! — не скрывая удивления, сказал он своей фотографии.

Личная медицинская карта, а с ней и прикрепленный скрепкой к обложке пластиковый прямоугольник аусвайса, лежали на столе. И, надо же — личный перстень, хранилище информации; защищенная технология, Новый Рейх только несколько лет назад подобное у китайцев начал закупать.

Судя по тому, что перстень лежит прямо на медицинской карте, это «его» — Никласа Бергера, а не Никласа Андерсона, перстень. Печатка черная, на ней белый контур щита, и белый же Y-образный крест Нового Рейха. Все сходится — Кристина назвала его по новой личности Никласом Бергером, сыном райхсриттера Бергера. Имперский рыцарь, черная аристократия германской нации, восставшей как феникс из пепла Катаклизма Катастроф.

Выбив из головы ненужные воспоминания из виденных пропагандистских роликов Нового Рейха, Никлас один за другим начал выдергивать ящики стола, высыпая содержимое на столешницу. Документы, письменные принадлежности, вываливал все в кучу; несколько тонких папок — с красным золотом кайзеровских вензелей, Никлас решил забрать с собой. Брал наугад, просто выбирая покрасивее и чтобы в рюкзак влезли.

В четвертом ящике — удобном, находящемся для сидящего в кресле прямо под рукой, нашлось сразу два пистолета. Вальтер П38, судя по виду явно рабочая машинка, часто применяемая — его Никлас, проверив магазин, сунул за ремень сзади. Кроме того, из выдернутого ящика Никлас достал изогнутый деревянный приклад, к которому была прикреплена кобура. Открыл клапан, заглянул внутрь.

Надо же, пистолет Люгера, тот самый настоящий парабеллум. Причем в артиллерийском исполнении — с удлиненным стволом, а приклад этот деревянный пристегиваемый, вспомнил Никлас. Вживую подобный пистолет он видел впервые, но его одним из первых на лекциях по истории оружия изучали, запомнились картинки учебного пособия.

Пистолет Люгера Никлас тоже забрал. На прикладе обнаружился ремешок, который Никлас перекинул через плечо, и кобура-приклад с парабеллумом оказалась на бедре. Никлас внутренне радовался — без огнестрельного оружия до этого момента он чувствовал себя практически голым, так что сейчас мир стал гораздо лучше.

Вновь закинув рюкзак за спину, обошел стол с вываленными на него бумагами и сложенными ящиками, открыл замеченный ранее бар. Оценил количество бутылок, взял две с — судя по виду этикеток, крепкими настойками, одновременно отбил горлышки ударом о край камина. Понюхал, сморщился — вроде приемлемо. Полил стол, документы; резким движением придвинул книжный стол к шкафу вплотную, заваливая его на стол — посыпались книги, сувениры; сверху бросил кресло.

Щелкнул зажигалкой. Огонь — на первый взгляд нехотя, начал разгораться. Подождал немного, посмотрел — нет, настойки действительно крепкие, горит уверенно. Кто только пьет такое, удивительно.

Остатками в бутылках частично залил тяжелые шторы, одну из которых оттянул от окна и краем положил на стол. Выбив пару небольших квадратных секций окна — для доступа воздуха, Никлас подбежал к камину. Здесь была сложена аккуратная горка дров, часть из которых — сколько смог, забрал в охапку. Вышел в холл, дрова с грохотом бросил под лестницей, сюда же набросал скомканных газет с журнального столика. Когда пламя занялось, сверху уложился сам журнальный столик, разломанные в пару ударов стулья.

Лестница деревянная, массивная. Судя по виду стара как сама дом, значит без огнеупорной пропитки. Вот уже краска начинает заниматься, сразу заметно, что гореть будет хорошо. Все, можно уходить.

Так, что-то не то.

Страх, до этого момента ушедший куда-то далеко за барьер, вернулся. Накрыл как медным тазом, заставив вздрогнуть и заозираться; по спине царапающими морозными когтями пошел холодок. Никлас вырвал из-за ремня вальтер, стремительно развернулся вокруг себя, заполошно озираясь по сторонам и все еще не понимая, что не так.

Вместе с гулким раскатом грома вспышкой пришло понимание: у подножия лестницы больше нет жрицы культа Пути. Темное и вязкое на вид пятно крови осталось. Тело Кристины Брандербергер пропало. Следов волочения не видно, так что его унесли.

Кто?

Еще один оборот вокруг себя. Никого не видно, но сейчас — когда липкий страх готов прорвался через барьеры спокойствия, зловещие взгляды и силуэты кажутся за каждым углом. Огонь под лестницей между тем потрескивал все сильнее, повалил густой дым — оглянувшись еще раз, Никлас выбежал на улицу. Не выпуская вальтер, торопливо подхватил Катрин на руки не обратив ни малейшего внимания на болезненный вскрик.

— В машину! — негромко, но внушительно сказал он дрожащей и мокрой Марше.

Купеческая дочь вздрогнула, спустилась со ступеней и побежала к джи-вагену, пригибаясь под косыми струями дождя — ливень уже постепенно стихал, но силу еще сохранял.

— Заднюю дверь мне открой! Теперь бегом, вперед на пассажирское!

Вновь вызвав болезненный вскрик, Никлас положил — почти забросил, Катрин на заднее сиденье. Вылезая, сильно ударился затылком о верхний край двери, негромко выругался. Запрыгнул на водительское место и не дожидаясь пока дрожащая Марша захлопнет за собой пассажирскую дверь — открыть ее ей ногти почему-то не мешали, а вот закрыть мешают, тронулся с места задом. Марша взвизгнула и от рывка машины с гулким звуком врезалась головой в лобовое стекло. Никлас уже, выкрутив руль, нажал на педаль и поехал вперед — теперь уже от рывка вперед хнычущая дочь купца первой гильдии вернулась на место, а пассажирская дверь закрылась сама.

Никлас проскочил по гравийной дорожке — на пределе адекватной и безопасной скорости, выехал через открытые ворота на лесную дорогу с заросшим травой межколейным пространством. Включил наконец фары, проехал с десяток метров, и в этот момент окрестности ярко расцветило — в небе зажглась жирная ветвистая молния, освещая все вокруг не на краткое мгновение, а на несколько секунд.

Никлас в этот момент глянул в левое зеркало заднего вида. Напоследок и машинально, без цели. И вдруг увидел что у ворот, глядя им вслед, стоит беловолосая девушка с белым же — как снег, лицом.

Свет молнии погас, остался только свет фар на дороге впереди. Решение пришло мгновенно — удар по тормозам, рывок рычага ручного тормоза, мельтешение рук на руле. Джи-ваген, волею Никласа, резко вошел в скользящий вираж разворота на неширокой — две машины с большим трудом разъедутся, дороге. Когда корму понесло вперед, джи-ваген поднялся на два колеса и сильно накренился, явно намереваясь опрокинуться.