Капюшон Никлас поднимать не стал. Егеря, когда он их видел, всегда были с открытыми лицами, так что сейчас капюшон пусть и скроет лицо, но скорее всего гарантированно привлечет внимание. Оказавшись у выхода, Никлас без задержки и раздумий приоткрыл дверь.

Звукоизоляция в комнате оказалась отличная: едва он толкнул вперед тяжелую дверь, услышал глухой шум борьбы, звуки ударов и злой девичий голос. Вроде неблизко, не в прямой видимости. Задержавшись на секунду, Никлас достал кинжал из ножен, взяв его обратным хватом — чтобы клинок лежал вдоль предплечья, спрятал руку под плащом, толкнул дверь и вышел.

Комната в самом конце коридора, в нем никого, впереди видна часть ограждения галереи. Никлас не останавливаясь пошагал вперед. Главное сейчас — выглядеть и двигаться уверенно. Даже не крадучись, а просто продемонстрировав неуверенность движений, можно привлечь внимание; если же сохранять деловое спокойствие, на него могут просто не посмотреть изучающим взглядом. Тем более что, судя по шуму впереди, оставшиеся в особняке серьезно заняты. И отнюдь не борьбой как сначала показалось Никласу, а экзекуцией без сопротивления — в том, что неподалеку одна из сестер бьет другую, он уже не сомневался. Очень уж звуки и возгласы характерные.

— Н-на, сучка! Н-на! Как… Долго… Я… Этого ждала!

Почти каждую фразу сопровождал глухой или хлесткий звук удара и последующие вскрики боли.

— Тебе — все, мне — ничего! Н-на!

Похоже, одна из сестер била другую ногами. Уже когда Никлас подошел к выходу из коридора, звучно свистнул хлыст, после чего все громкие слова перекрыл пронзительный визг боли. Второй удар хлыстом — сопровождаемый коротким злым посвистом, заставил крик захлебнуться, перейти в болезненный стон.

Никлас уже вышел из коридора, увидел картину происходящего: Кристина Брандербергер избивала свою сестру Катрин. Даже по недавним звукам было понятно, что избивала жестко, безо всяких внутренних стопоров, буквально вбивая ее ногами в пол. Сейчас же в руках у Кристины уже была небольшая плетка с несколькими хвостами, на которых блестели металлом когти.

Катрин лежала у ног сестры — на боку, прижав колени груди и закрыв руками лицо. Недавно стянутые в хвост светлые волосы растрепаны и запачканы кровью, платье на плече и спине порвано когтями плетки. Из-под пальцев течет кровь, на ладонях заметны порезы — похоже, первый удар плетью пришелся в лицо, второй Кристина нанесла по спине, попав и рукам. Егерь в коричнево-зеленом плаще стоял рядом со жрицей, следя за ее безопасностью — что плохо.

Никлас уже увидел и понял, что выход с этажа только один: лестница, на пути к которой находились все трое — сестры и егерь-телохранитель. Туда Никлас и направился, двигаясь спокойным и уверенным шагом. Сработало. Вернее, почти сработало — егерь-телохранитель мельком глянул на него и вроде бы отвернулся, но уже через секунду понял, что что-то не в порядке. Эта секунда Никласу очень пригодилась — он уже был рядом и готов, а вот егерь-телохранитель только-только поднимал руку потянувшись за оружием.

Плащи культистов Пути, как и плащи егерей — не только внешний отличительный признак, это еще и элемент защиты. Никлас знал, что не каждый удар ножом пробьет такую ткань; а если даже пробьет — то под плащом еще и униформа, тоже из специальных материалов. Поэтому ударил Никлас егеря кинжалом в ухо. Рукоять очень отчетливо передала ощущение касания клинка по кости, тяжелый кинжал вошел в голову по самую крестовину.

Выдернув нож и плечом отпихнув от себя мертвого егеря, Никлас обернулся к Кристине. Жрица культа стояла от него в нескольких метрах, но поглощенная наслаждением от страданий и стонов сестры не слышала и не замечала ничего вокруг.

Неподалеку вдруг раздался громкий испуганный возглас, перекрывший звук падения тела егеря. И Кристина, и Никлас обернулись одновременно: надо же, губастая уточка. Похоже, только что поднялась по лестнице и увидев, как Никлас убил егеря, не сумела сдержать эмоции.

— Ш-шайзе! А ты что здесь делаешь? — в злом недоумении спросила Кристина.

Естественно, Марша Юревич не ответила — приоткрыв надутые губы, она сейчас с испугом смотрела на кинжал в руке Никласа. Кристина увидела направление ее взгляда и резко обернулась. Никлас в этот момент шагнул вперед, собираясь призвать жрицу Пути сохранять спокойствие. Но едва открыл рот, как лишь в последний момент успел уклониться от мелькнувшей металлической гири.

Плеть с металлическими когтями, которой хлестала Кристина сестру, уже упала на пол, в руках девушки оказался — вынутый из рукава в буквальном смысле, кистень. И только реакция с долей удачи спасли Никласа — иначе лежать ему сейчас с пробитой головой. Удар Кристины достиг цели только частично — металлический шар прошел вскользь, разбивая бровь. Не обращая внимания на кровь, Никлас — сокращая дистанцию во избежание обратного удара, уже оказался совсем рядом с такой опасной жрицей.

Кристину убивать он не собирался — ему нужны были ответы на вопросы. Поэтому почувствовав, что она снова замахивается, Никлас даже не ударил, а оттолкнул ее. В правой руке был кинжал, поэтому — чтобы наверняка, он упер жрице ступню в живот и распрямил ногу. Впрочем, разгоряченный недавними схватками и мельканием кистеня, сделал это довольно резко. Но Кристина не упала, даже почти сохранила равновесие — взмахнув руками и отбегая назад.

Задержали ее только перила галереи. Задержали, но не остановили: инерция толчка оказалась слишком сильной. Невысокие перила ударили Кристину на уровне ягодиц, она в очередной раз взмахнула руками. Мелькнули поднимающиеся вверх сапоги, оказавшиеся выше головы; Кристина — выронив кистень, успела обеими руками схватиться за перила. Не удержалась — ладони с полированного дерева соскользнули, она сделала сальто назад и исчезла из вида.

От нее остался только девичий крик — больше удивленный и злой, чем испуганный. Но остался совсем ненадолго, будучи через несколько мгновений оборванным глухим звуком упавшего внизу тела.

Настороженно оглядываясь по сторонам, Никлас подошел к перилам. Кристина упала у подножия лестницы на первом этаже. Лежала она без движения, но никакого движения — после падения в жесткий пол с такой высоты, Никлас от нее и не ждал.

Неподалеку от Кристины лежало еще одно недвижимое тело. Похоже, тоже недавно сброшенное с высоты четвертого этажа галереи. Присмотревшись, Никлас узнал погибшего — Марк, лощеный секретарь рейхсграфа. В этот момент несколько капель крови из разбитой брови упали вниз, Никлас даже понаблюдал за их полетом.

В особняке стояла мертвая тишина. По-настоящему мертвая.

Никлас обернулся на Маршу — губастая уточка замерла с открытым ртом, боясь дышать. Посмотрел на Катрин — лежит, закрыв голову руками, без движения.

Выдохнул сквозь стиснутые зубы, выругался негромко.

Связываться с Путем — очень плохое решение. Ссориться с Путем, тем более на землях Нового Рейха — решение еще хуже. Не говоря уже о том, чтобы убивать жрецу Пути и двух егерей личной карательной бригады кайзера. Которые еще и явно из офицеров военной аристократии — это даже без знаков различий понятно, рядовые егеря белую жрицу охранять просто не будут…

Впрочем, выбора у Никласа не было, на предложение мириться и не драться никто из них точно не отреагировал бы. Мысли, отпуская прошлое и неважное, вновь лихорадочно заметались. Ясно, что отсюда надо бежать, срочно. Причем прежде чем бежать, нужно подчищать следы — любой коронер, не говоря уже о профессионалах, оказавшись здесь с легкостью отрисует картину произошедшего. И наверняка в этом доме найдутся следы присутствия Никласа — речь даже не о крови, которой он тут растерял, а о документах.

Оставить все как есть? Тогда он получит официальное обвинение в гибели жрицы Пути, и оспорить это обвинение будет непросто. Сжечь дом? Может привлечь внимание патрулей ландвера. Но особняк в лесу, от Грайфсвальда удален и судя по происходящему здесь, обособлен. Так что далеко не факт, что пожар заметят или захотят заметить, даже если увидят сквозь ливень зарево.