Выйдя на улицу, я взглянула на стремительно темнеющее небо. Вспомнила, как в это же время шесть лет назад бежала отсюда, переломав каблуки на маминых туфлях и содрав ноги в кровь.

Сейчас мне было почти так же больно, как тогда. Но в этот раз я не бежала, а шла размеренным шагом, повторяя весь пройденный нами путь.

***

Дыхание сорвалось и воздух раздирал легкие, зубы свело так сильно, что я почувствовала вкус крови на языке. Ноги исцарапаны, туфлей нигде нет. Я плохо помню как добежала сюда.

Домой не пошла, потому что в последнюю секунду представила реакцию мамы на мой вид и слезы. Я не хочу делать ей больно. Мне самой так муторно, что хочется сброситься с моста, но я на это никакого морального права не имею. Кто будет ухаживать за матерью, если меня не станет.

Задрала голову, пытаясь надышаться воздухом и вздрогнула, когда услышала сзади чужие шаги, а затем на меня налетел сильнейший вихрь, стиснул за плечи и посмотрел в глаза.

Я мгновенно вызверилась, отталкивала его и вырывалась, чтобы снова сбежать. В какой-то момент настолько отчаялась, что укусила парня за плечо, после чего он крепко схватил меня за лицо двумя руками и укусил за губу.

Это было очень больно и вовсе не похоже на поцелуй. Я вскрикнула, отпихнула его от себя, но снова оказалась в его руках.

Слезы катились просто градом. Нам, наверное, нечего было сказать. Да мы и не успели бы, потому что в этот момент на моё плечо ложиться чужая рука и резко дергает, заставляя обернуться.

Взгляд Стужева блуждает по моему лицо, а затем переключается на Пашку. Я не помню, как меня оттолкнули. Знаю только, что оказалась на земле, а эти двое сцепились, как волки, готовые друг друга разорвать. Подступиться к ним, чтобы разнять я бы ни за что не рискнула, а вот попросить кого-то вполне могла. Во двор как раз зашла группа парней, и мне показалось нормальным попросить их о таком.

Вот только они меня даже слушать не стали, махнув рукой. Этим уродам нужны были хлеб и зрелища, потому они принялись ржать и подначивать их.

– Что вы за нелюди, а? – стирала я слезы со щек. – Животные!

Наверное, именно в тот момент я впервые осознала, как слаба без защитника и с ним. Отец в детстве говорил, что мужики по сути своей обожают грубый спорт и нежных женщин. В этот момент все просто сошлось.

– Че ты сказала, соска? А ну повтори!

– Пацаны, это же Нестеров!

Меня грубо схватили за шею и я закричала. Уже через секунду Стужев и Нестеров бросились на парней, я же, поняв, что происходит что-то страшное, просто сбежала домой.

Просто сбежала.

И больше не смогла увидеть Пашку живым.

Где-то вдали над кромкой паркового леса громыхнула гроза, озарив на миг весь ночной небосвод. Вспорхнула из-под козырька крыши летучая мышь, противно захлопав крыльями, запищала и нырнула обратно.

Я крепко зажмурилась, стараясь не думать о последних минутах своей жизни. Боясь пролить первые капли слёз раньше, чем начнётся ливень, о котором так яростно кричала надвигающаяся непогода.

Новый раскат грома, и я вдруг вспомнила холодные голубые глаза парня, что ещё шесть лет назад казался мне совершенно искренним. До того как замухрышка Савельева узнала цену странной дружбы. Понимала ведь, что не просто так у него вдруг возникло желание подтянуть учёбу.

Я взглянула на ноги и поморщилась, когда новая вспышка света выхватила лакированные туфли.

А в ту ночь я содрала все ступни, пока сюда бежала. Холодный бетон весь был в бурых разводах, когда Пашка нашёл меня.

Снова скривилась и отвернулась, пытаясь отогнать видение.

С тех пор я сюда ни разу не возвращалась. Знала, что демоны выпускной ночи набросятся и сожрут живьём, не оставив и следа от здравого смысла.

Шмыгнув носом, я посмотрела вверх. Туда, где бесновалась природа и готовилась свалить на сухую землю тонны литров воды. Туда, где чертили линии миллионы киловатт электричества. Туда, где хотелось заплутать взглядом в мерцающих вспышках и впасть в некий транс, который позволит забыть.

Забыть обо всём, что так рвёт душу на куски.

Но видимо, не сегодня.

Трель мобильника, донёсшаяся из сумки, прервала уединение. Я достала телефон и, взглянув на дисплей, горько усмехнулась. Не посмела не ответить. Игнорировать этого абонента может быть опасно.

– Где ты? – сухо раздалось в трубку, и я поняла, что Ярослав Стужев в преотвратнейшем настроении.

Почему-то мне всегда легко удавалось распознать его негативные эмоции.

– Я… гуляю.

Моя заминка наверняка не осталась не замеченной. Я была почти уверена, что он подумает, будто я лгу.

– Адрес.

– Не нужно сюда приезжать, – выдохнула возмущённо.

А у самой сердце заколотилось с такой силой, что его, наверное, можно было слышать на другом конце улицы.

Яр последний, кого я хотела бы сейчас видеть. Тем более здесь!

– Адрес, – повторил также сухо.

Я быстро взглянула в сторону, пытаясь прикинуть, сколько времени мне потребуется, чтобы убраться подальше, а главное, понять, куда именно убраться. Встала со скамьи, спрятанной под козырьком подъезда, и вздрогнула, когда на плечо легла чужая рука.

– Ты бесстрашная или настолько дура, Алиса?

Мне даже оборачиваться не нужно было, чтобы понять, кому принадлежал этот голос. Он дублировался в динамике моего телефона.

Я поджала губы и не пожелала оборачиваться. Шесть лет назад это плохо кончилось. Плохо для нас троих.

Новая вспышка выхватила старые потёртые надписи, оставленные кем-то на бетонной плите.

«Здесь мы были счастливы».

И почти незаметную, но до боли знакомую у терминала домофона:

«Прости меня».

Её оставил Нестеров, когда вернулся после пропажи. Мы так же сидели на лавочке и он решил увековечить своё чувство вины, чтобы всякий раз, когда я видела эту надпись, вспоминала, что ему очень совестно.

– Ты всегда утверждал, что дура. Зачем сейчас спрашиваешь? – не удержала я вопроса. Вскочила с лавки и отпрянула к стене, – Что тебе нужно, Стужев?

Сделав несколько шагов, он встал напротив меня, зло глядя в глаза.

– За все время ты ни разу не спросила, куда я делся после смерти Пашки.

Я нервно сглотнула, понимая что наступил серьезный момент для разговора, которого мы оба избегали. Но Стужев слишком зол, чтобы адекватно себя вести, а я не хотела очередной истерики.

– Уезжал, чтобы подумать?

– Да, – усмехнулся он. – В армии было много времени, чтобы подумать, – Стужев запустил пятерню в волосы и резко, с горьким смешком, выдохнул. – Нет, не так. Я каждый гребаный день думал о тебе! Каждую чертову минуту.

Я с силой закусила губу, чтобы удержать подступающие слезы.

– Так сильно ненавидел? – прошептала, сама страшась ответа на вопрос.

Дьявол придвинулся ближе и навис, уперев руки в стену по обе стороны от моей головы. Одним только взглядом выдавая всё то, что он обо мне думает. И он смеялся глубоко в душе. Издевательски смеялся.

– Ненавидел, Лиса? Я медленно подыхал за тысячи километров от этого проклятого города. Подыхал, зная, что та единственная, кто был моей жизнью, предпочла моего брата, которого считала моим же врагом. Ты отравила меня собой.

– Я этого не делала, – шепчу, стирая слёзы. – Я не выбирала Пашку. Он рассказал про спор и я… я сбежала, Стужев.

И я снова позорно разревелась, не выдержав напряжения. Эмоции просто зашкаливали и я испытывала желание сбежать отсюда, чтобы успокоится, но Негодяй вдруг вздохнул, чуть склонился и ткнулся лбом в мой лоб, заставляя удивленно замереть.

– Я уже всё знаю, Лиса. Прости меня. Нам нужно успокоится и поговорить.

***

Я молчала, не зная что сказать. Да и что можно сказать? За шесть лет так много непонятого, недосказанного и надуманного, что у меня в голове все взрывается. Мне хочется объяснить и оправдаться за то, чего никогда не было, рассказать, как всё на самом деле происходило, но я молчала. Просто не знала с чего начать.