— Сонту…

Холодный взгляд брата заставил Ладу замолчать. Ведро выпало из онемевших пальцев.

— Лада, от тебя слишком много проблем. Не надо было батюшке тратиться на учителей: от ума у женщин слишком много бед. Вот и ты возомнила о себе невесть что.

Ладу прошиб озноб, и вовсе не из-за ночного холода.

— А всего лишь глупая девка, возомнившая о себе невесть что, — брат скривился, — Но хоть одно твоё желание сбудется. Ты не выйдешь замуж. За тебя дали большой выкуп, да и приданое в семье останется. Для всех я объявлю, что ты сбежала с чужаками. Не хотела стать честной женой одному, но станешь шлюхой для сотни. Не знаю, в какой бордель они тебя…

Лада уже не слушала. Паника охватила её. Девушка толкнула со всей силы брата, и тот не удержавшись, отступил на пару шагов, открывая ей проход. Не дожидаясь, пока Сонту восстановит равновесие, Лада со всех ног рванула к выходу.

Надо бежать! Бежать к Орзу! Братик поможет! Не может не помочь!

Но на выходе из хлева, её перехватил за талию кто-то сильный. На несколько мгновений девушка оказалась поднятой в воздух и отброшена в сторону. Она еще не успела опомниться и подняться, а её уже схватили за плечи и вздернули вверх. Крик так и не сорвался с губ. Глаза встретились с пугающими черными глазами, казавшимися окнами в бездну. Сознание покинуло Ладу, и девушка безвольной куклой обмякла в руках великана-чужестранца.

Скрип колес уже не казался таким противным, со временем Лада уже привыкла к нему, и практически не замечала. Пол клетки, в которой она находилась непрерывно трясся: дорога была плохо укатана, и колеса то и дело наезжали на камни и ухабы. В этом тесном пространстве Лада не могла себе позволить ни встать в полный рост, ни вытянуться. Особенно это тяжело ощущалась из-за того, что железные прутья клетки не закрывали обзора. Хоть прутки сверху покрывал тент, его никогда не опускали. Девушка, сквозь решетку неспокойно смотрела на обманчиво близкую свободу. Иногда, пользуясь тем, что охранники не видят, вытягивала через прутья то ноги, то руки. Только этого было мало. Единственное, где она могла себе размяться, были привалы.

В клетке вместе с ней находились еще две девушки: такие же горемыки, как и она. Кана, миниатюрная и русоволосая горожанка с милым личиком, повелась на обещания пригожего дангорца и клятвы в том, что она его эните, поэтому сбежала из дома. Линта, купеческая дочь, пышнотелая и темноволосая, была похищена прямо с базара, в разгар торговли – никто не успел хватиться. Все три девушки, согнувшись, жались друг к дружке, кутаясь в старые шкуры, пытаясь согреться и разделить общий страх на троих. И только иногда тихо плакали от ужаса, боясь потревожить охранников. А не любили сорваться на девушках. Били их больно, но со знанием дела: не оставляя незаживающих следов или сильного урона. Иногда даже поили зельями и отварами, поэтому простуда быстро уходила, а раны заживали.

Клеток было всего две. И если в первой клетке было три невинных девицы, которых явно берегли, то во второй находился «расходный материал», как усмехнулся один из сопровождающих. Четыре девушки, которых, не стесняясь, пользовали мужчины на каждом привале. В первое время невинных девиц заставляли смотреть, на этот мерзкий акт. Держали так, чтобы было лучше видно, били если закрывали глаза. И всё время рассказывали… Комментировали, что они делают. Судя по вскрикам и слезам несчастных, тем другим девушкам было несладко.

Лада провела уже с похитителями почти месяц. В первый же день её избили. Когда раны девушки позволили, она попыталась сдежать, но её избили опять. Через неделю один из дангорцев нацепил на её шею странный ошейник. Он больше напоминал широкое ожерелье-чокер с белыми камушками. И, наверное, в другое время Лада бы порадовалась ему, только украшение таковым на самом деле не являлось. Оно хранило в себе магию, и когда девушка в очередной раз пыталась сбежать, по велению руки дангорца оно стянуло шею и послало во всё тело импульсы боли. Причем боль была на столько сильна, что даже когда её избили на следующий день, девушка даже порадовалась, что никто не воспользовался силой «украшения». Подобные ошейники достались всем. Только у девственниц они были с белыми камнями, а у других девушек – с черными.

Лада была одной из первых пленниц. Она «встречала» каждую из девушек. И если, девицы еще хранили какую-то надежду, то девушки в другой клетке сразу огрызались, не были разговорчивыми, только иногда плакали, но только скрытно, как и Лада. Если раньше она пыталась сопротивляться, пыталась бежать несколько раз, то сейчас не один раз битая, и множество раз запуганная, она уже перестала сопротивляться судьбе и только искала способ прервать свою жизнь.

Скорчившись на брошенном на пол клетки какой-то вонючей подстилке, Лада смотрела на проносящиеся мимо деревья, молча, не реагируя на крики охранников снаружи. Сейчас их было восемь. Четыре дангорца, язык из которых знал только один, и четыре соотечественника. Орленийцы нарочито громко обсуждали прелести девушек. Иногда кто-то из них громко ржал, и даже конское ржание не могло его заглушить. Лошади шли аллюром, и это нисколечко не смущало похитителей. Девушка пыталась отрешиться от реальности, почему-то сейчас она вспоминала, как с подругами на празднование сбора урожая плела венки, простоволосая бегала по лесу и мечтала о своём счастье... Как глупо это было.

Когда стали на привал, Ладе не сразу это поняла. Девушка впала в какую-то апатию. Только ярко вспыхнувший костер резанул по глазам, и Лада неожиданно поняла, что уже смеркается.

Они уже не впервые стали на ночь в лесу под открытым небом. От нечисти их защищали дорогие артефакты. Однажды Лада подумала, как же дорого их продадут, если сейчас разбазаривали такие дорогие обереги. Намного дешевле было стать на постой, но охранники боялись, что «стража их повяжет».

Когда орленицы разбивали лагерь, и зажегся первый костер, женщин повели лес справить нужду. Мужчины грубо вытаскивали молодых женщин и кидали их на землю. Несчастные пытались быстро встать, но затекшие конечности это не позволяли. Движения пленниц были ломанными и резкими. Когда один охранников замахнулся, дангорец всё-таки не выдержал и заорал, чтобы перестали портить товар. Да смотрели польше по сторонам. И что, если не довезут женщин в целости и сохранности, то отрабатывать придется именно им, мужчинам. Орленийцы присмирели и, уже более аккуратно, подгоняя пленниц, двинулась в кусты.

Дангорцы же открыли клетку с девицами. Эти девушки были попроворнее своих «подруг» по несчастью. Они, стараясь не злить своих похитителей, и передвигаться более проворно. Когда уже потребности организма были удовлетворены, с другой стороны дороги, раздался истошный женский крик. Один из дангорцев остался с девушками, остальные бросились на крик. Краем глаза Лада видела, как появились орленийцы. На плече одного, как мешок с мукой, обмякла пленница. Двух других волочил второй: одну ухватил за косу, вторую – тянул за руку. Третий появился из кустов, приволакивая раненную ногу, и что-то крича на дангорском.

В это время раздался еще один душераздирающий крик, на сей раз мужской. Кусты затряслись, и из них стало выползать нечто… Существо было похоже на смесь слизня и большой ящерицы… или желе, которое застыло в форме ящерицы, а теперь пыталось растечься по всему пространству, но что-то его при этом сдерживало. Из пасти этого мерзкого создания торчало что-то, что напоминало на половину обглоданную ногу.

Кана и Линда, не сговариваясь, завизжали. А вот Лана решила использовать свой шанс, толкнув стоящего перед ней мужчину, и рванула к нечисти, надеясь, что та прекратит её страдания. Но девушка не успела.

Один из хозяев-дангорцев вскинул руки, и яркая вспышка ослепила всех орленийцев. Лада почувствовала, как её за шкирку, как глупого котенка, дернули назад. Она, по инерции, дернулась дазад, упала, некрасиво вскинув ноги, и, ударившись головой, потеряла сознание.