Впрочем, сомневаться времени не было:

— Луи рэнне мириэн, Маргатон!

— Ну наконец, смертный! — раздался насмешливый голос в его разуме.

А затем распахнулись врата измерений, открывая путь на План Воздуха — туда, где обитал элементаль, с которым он начал постепенно заключать договор, надеясь приручить весьма могучего, даже по меркам своих сородичей, стихийного духа. Самостоятельно открыть врата Пётр был пока не способен, а элементаль не стал бы этого делать, пока не заключит договор… Но вот разок ударить как следует по просьбе своего потенциального контрактора — готов был запросто!

Сперва Смолову показалось, что ничего не получилось и он вот-вот встретит грудью удар вражеской магии — последняя пара крыльев Воздуха и Тьмы уже едва держалась. Но секунду спустя он понял, что не ощущает никакого давления, да и вообще — вокруг больше не бушует пожар из ледяного пламени.

По мысленной связи с элементалем пришла странная эмоция — что-то вроде одобрения за выбор сильных врагов и осуждения за то, что его знакомство с этим миром было таким коротким. А затем врата в иной план реальности закрылись, и Пётр обнаружил себя на дне огромной воронки, в самом её центре. Сотня метров в поперечнике и глубиной не меньше полусотни — удар вышел в четко очерченных им границах… Но такой мощи, что маг лишь покачал головой в удивлении. Да насколько ж силён этот элементаль⁈

Ауры Младшего Магистра не ощущалось — несмотря на явно большую прочность, чем у большинства магов его ранга, Доспех из камня не выдержал знакомства с чистой, безудержной мощью Воздуха. А вот искалеченная, оборванная, едва живая аура Главы Рода Терентьевых ещё ощущалась… Видимо, направил все силы, как собственные, так и источника магии, на свою защиту. Что ж, так даже лучше — будет кого допросить. Очень тщательно, со всем пристрастием допросить…

На большой, на удивление сухой поляне были пришвартованы несколько десятков воздушных судов. Почему на удивление сухой? Потому что в славном столичном Петрограде третий день погода радовала проливным дождём, вышедшей из берегов Невой и превратившимися в натуральное болото пригородные земли из числа тех, что не были во владении аристократии и, соответственно, хоть сколько-то защищены чарами от подобных казусов.

Велика матушка Россия, обширны её поля да леса, да только неизменны в ней две беды — дураки да дороги… И если на дороги мне, в общем-то, наплевать, то вот столичные дураки вызывали у меня натуральное омерзение. Город с сотнями разветвленных каналов, в котором каждый уважающий себя Род держал небольшую флотилию лодок, прогулочных катерков и даже роскошных яхт, плавающих по неисчислимым каналам, коих здесь было куда больше, чем в Венеции моего прошлого мира, сверкающие золотом дворцов Императорской семьи и высшего дворянства кварталы знати затмевали любую из мировых столиц… И на фоне всего этого великолепия — кварталы Нижнего Города, заселенного небогатыми мещанами и бедняками, всеми теми рядовыми жителями столицы, что пекли хлеб, изготавливали на бесчисленных производствах многочисленные товары, подметали и убирали улицы и занимались ещё тысячей и одним делом, без которых мегаполис просто встанет — их кварталы регулярно топило, и молодые аристократы (что бояре, что дворяне — тут у них царило полное единодушие) обожали плавать на небольших катерах и развлекаться видом беспомощных людей — с рекой приходили и мелкие чудовища, и учащались случаи грабежов, разбоя и убийств. Нижний Город становился любимым местом поиска острых ощущений у столичной золотой молодежи, и они активно пытались затянуть в этот омут и меня… Вот только что мне слабые речные твари да

Когда я спросил у матери, отчего власти не решат эту проблему, которая каждую осень уродует город и наносит немалый, если не сказать громадный экономический ущерб Императорской казне — ведь именно оттуда потом брались средства на ремонты, компенсации и прочее, Ася Шуйская ответила просто, логично и несколько даже обескураживающе.

— Потому, сынок, что после каждой осени приходит зима, и дожди кончаются. Река возвращается в своё русло, и обнаруживается, что в городе освободилось множество самых разных ниш — от торговцев всякой мелочью вроде горячих пирожков на улицах до целых темных братств, вырезанных за месяцы распутицы под корень — и тогда обязательно находятся готовые звонкой монетой расплатиться за возможность занять пустое место… А мэрия столицы, знаешь ли, тоже состоит из дворянства — и именно в их карман начинает течь уже другая, полноводная река золотых монет… Ну и жандармам, что в распутицу особо не влезают в хаос городских улочек. Правило там лишь одно — рядовых жителей разборки темных братств и различной уличной швали, делящей территорию и влияние, должны касаться в самом минимальном объеме. Иначе столичная жандармерия пройдет огнём и мечом по всем темным и даже аристократам из относительно небольших Родов, что позволяют себе лишнего — город не должен скатываться в откровенный хаос ни при каких обстоятельствах. Учитывая, что начальник столичной жандармерии и главы её отделов — все как один Архимаги, что в случае чего отвечают перед Императором за порядок в городе лично, они в подобных случаях действуют, не разбираясь в правых и виноватых… Пять лет назад, помниться, кое-кто решил затеять основательный передел сфер влияния — деньги-то на кону стоят громадные. Итого стало то, что исчезли аж семнадцать Родов и все братства темных в городе — его светлость Казимир Никифорович Пестрыгин, нынешний шеф жандармерии, а тогда — лишь руководитель отдела силовых операций жандармерии, вырезал под корень всех и вся, финальным аккордом вызвав на дуэль своего прежнего шефа, Илью Николаевича, что допустил и покрывал хаос в городе… Бросив к ногам Императора головы четыре с половиной десятка голов, главной среди которых была голова его шефа и семнадцати Глав различных Родов, он предоставил необходимые доказательства вины всех упомянутых личностей — и пост шефа стал его. Ныне в городе каждая собака на него молится — при нём осенние страсти поутихли, ибо все помнят, как скор на расправу Кровавый Казимир… Но даже он оказался бессилен прекратить всё это дело полностью.

В общем, дикость местных нравов иногда умудрялась поразить даже меня. А уж сколько в столице оказалось переплетений и столкновений различных интересов, желаний и возможностей — оставалось только диву даваться… В общем, осенью от превращения в болото и дождливой погоды были застрахованы лишь те места, где обитали действительно богатые и сильные Рода. Небольшой пригород, эдакое элитное местечко для избранных заселен был отнюдь не только самими аристократами — их здесь насчитывалось не столь уж и много. Основное население его составляли простые мещане, работающие либо в самом Петрограде, либо здесь же на нескольких предприятиях. Причем люди были вольными, не принадлежащими ни Императору, ни кому-то из местных дворян или бояр.

Не знаю, в чем здесь соль для аристократов, но здешним обитателям явно было по вкусу проживание в небольшом, чистом и уютном городке с независимым от них (формально, во всяком случае) населением. И городок, надо сказать, расцвел — аккуратные, чистые улочки, уютные парки, несколько речек, впадающих в Неву, десятка два каналов… Меня самого, признаться, несколько очаровало это место.

Я жил в местной гостинице уже четвёртый день, ибо караван судов, которые должны были пригнать на трофейную распродажу, задерживался в пути. Как сказал один Максим Шуйский, один из подручных Мага Заклятий боярского Рода, с которым я и общался все эти дни (не дёргать же Старейшину ради подобных пустяков каждый день, верно?) — шторма в пути вынудили суда задержаться и переждать непогоду. Не каждый из кораблей мог бы в нынешнем состоянии уверенно пережить подобную непогоду…

И вот наконец они прибыли. Защищенный от непогоды уголок столичной губернии дождался целого каравана судов — и я оказался изрядно удивлён количеству желающих призакупиться трофеями военной кампании. Защищенная чарами от любой непогоды, сухая поляна, протянувшаяся на несколько километров, уже к обеду оказалась забита, заполнена различным товаром — и я понял, наконец, в чем причина того, что сбывали свои товары вояки именно здесь, а не в столице, что была буквально под боком.