— Пахло неприятно, подтверждаем, — сухо сообщили стоящие рядом матоны.

— Прошу почтенный магистрат простить меня, — подскочил белобрысый церковник с идеальным пробором в волосах, — но только что съеденное одним из участников дуэли не является лекарством.

— Лик’Тулкис, вы заявляли о своём исключительном здоровье. Что было употреблено? — Кузаун смотрел на меня взглядом разумного, всячески пытавшегося отсрочить чью-то смертную казнь.

Мы с Хубаром пересеклись взглядом. Это белобрысая сука не сдержалась, и растянув губы в насмешливой ухмылке. Я едва удержался, чтобы не обматерить церковника. Ставлю хвостик на отсечение, он это специально, чтобы лишить меня последнего шанса на спасение.

— Это обезболивающее, — ответил я Кузауну.

— Оно тебе необходимо?

— На всякий случай, не больше.

— Что же, магистрат принимает это к сведенью.

Кузаун хотел продолжить свою речь, но его прервал нутон с зализанными русыми волосами, сидящий левее ложи магистрата.

— Этот ксат уже нарушил ваши правила. Заканчивайте.

— При всём нашем уважении, ваше добродетельство маркиз Заяр Миастуский, это решать магистрату. И только ему.

— Тогда будьте любезны решить быстрей.

— Несомненно.

Всё время, пока Кузаун обманывался любезностями с благородным, на лице мага не дрогнул ни единый мускул. Но когда Кузаун повернулся — в его взгляде промелькнуло раздражение.

— В соответствии с правилами дуэли, сражаться могут только двое равных учеников или магов, и в равных условиях. Либо участники уравнивают свои условия, либо дуэль заканчивается.

Каждому на стадионе и в академии было понятно, о каком именно окончании дуэли говорил Кузаун. Я пересчитал оставшиеся три зерна и недоумённо уставился на магистора.

— У меня ещё есть. Поделиться?

— Это один из вариантов.

— Приношу всем собравшимся свои извинения, что поступил опрометчиво, — я чуть поклонился ложе магистрата. Кузаун едва заметно кивнул, а вот архимагистор всё так же отрешённо смотрел в никуда, вновь разыгрывая приступ несуществующего Альцгеймера. Я положил мешочек в коробку и показал ученику на Касуя. — Я съел одну. Но они жутко горькие, запей чаем из фляги.

— Что это такое? — благородный кинул обеспокоенный взгляд на приближавшегося ученика, старательно воротящего лицо от коробки.

— Обезболивающее. Я привёз его с острова. Действует не сразу, но очень сильное.

— Раз так, то… Фу! Вы там, что, говно жрёте⁈ — проорал Касуй, стоило коробке оказаться рядом. Он аж отошёл на шаг. По трибунам прокатилась волна смешком, а нутоны в огороженной части залились хохотом.

— Неужели вы заставите моего сына жрать говно, как этот ксат? — спросил Заяр у магистора.

— Это решать ученику первого года, Касую из дома Миастус. Лик’Тулкис согласен на уравнивание. Теперь Касуй либо примет то же самое, либо всё продолжиться как есть.

— Давай, мальчик мой, не подведи свою семью, — благородный чуть похлопал в ладоши, строго смотря в глаза самому младшему из своих сыновей.

— Конечно, отец. Я не разочарую вас.

Касуй поклонился отцу даже ниже, чем магистрату. Кинув на меня злобный взгляд, нутон решительно засунул одно из зёрен в рот. Его чуть не стошнило, лицо мгновенно стало зелёным, лоб покрылся испариной, а горло норовило фонтаном выплеснуть содержимое желудка. С ошарашенными от ужаса глазами Касуй выхватил флягу и одним глотком осушил вполовину. Он прополоскал рот и уже хотел сплюнуть содержимое, но как бедолага с недельным запором напрягся и всё же проглотил остатки. И вконец осушил флягу, так, мне назло.

— Как говна сожрал.

— У тебя широкие гастрономические познания.

— Смеяться тебе осталось недолго, — благородного моя издёвка пробрала, он хищно прищурился. Небрежно бросив опустевшую флягу в ящик с моими вещами, Касуй гордо выпрямился и нежно обхватил навершие меча.

— А разве он не должен отдать свой посох и кинжал? — благородный на трибуне небрежно махнул в мою сторону.

— Лик’Тулкис, признаваемый благородным, имеет право на своё личное оружие. Или вы согласны, чтобы Касуй Миастус так же избавился от оружия? — произнёс Кузаун голосом разумного, которого всё происходящее начинает бесить.

Заяр Миастуский молча отвернулся, окинув меня испепеляющим взглядом. Ученики с нашими вещами ушли с арены, скрывшись в подвале каземат вместе с матонами, но решётка не поднялась, выход всё ещё был открыт. Кузаун по очереди обратился к нам: признаём ли мы друг друга равными на предстоящей дуэли? И я, и Касуй ответили утвердительно.

— Озвучь нам свои достижения, — Кузаун властно показал на благородного.

— «Стрела магии», «Малый шар огня», «Ком земли», господин магистор, — Касуй немного поклонился.

— Озвучь нам свои достижения, — Кузаун показал на меня.

— «Стрела магии», господин магистор, — я тоже чуть поклонился, соблюдая нравы академии.

— И всё? Это будет быстро, — насмешкой вырвалось у Заяра, он даже похлопал, чувствуя себя окончательным властелином академии. По трибунам одновременно пробежался и смешок надо мной, и возмущение поведением благородного.

Кузаун, как и другие маги, укоризненным взглядом окинули трибуны. Они мгновенно затихли. Убедившись, что глава дома Миастус больше не собирается его перебивать, магистор приступил к привычному разглагольствованию о ценности дуэли и ставке своей жизни. После, поприветствовав всех собравшихся на трибунах — он попросил архимагистора взять слово. Старик не подвёл, прекрасно отыграв роль старого пердуна с напрочь отключившимися мозгами. Он говорил о чести выиграть идущую войну, не отдать коварным нутонами академию, святость оберегания секретов и прочую чушь. Пока старик сотрясал воздух, Заяр Миастуский едва держал в себе смех, с его лица не сходила по-жабьи широкая ухмылка.

Я старика не слушал. Осенью он так же распинался перед трибунами, парадируя Альцгеймер — но сразу же выключил, когда в клоунаде отпала необходимость. Так будет и сегодня. Если я это вообще увижу: ситуация складывается крайне скверным образом.

Между мной и Касуем чуть больше пятидесяти двух метров — это расстояние покрывает и «Малый шар огня», и «Магическая стрела». «Ком земли» летит сорок метров. Я бы мог «Рывком» сократить расстояние и расстрелять нутона «Магическими стрелами», но мне всё равно придётся делать вид, что распеваю заклинание, иначе всё узнают о моей истинной природе. У стрелы лишь одна строчка заклинания, у остальных двух — четыре. Этим можно воспользоваться, если Касуй начнёт первым распевать заклинание, и я атакую — но ведь тогда инициативу я полностью отдаю благородному. Моя единственная надежда на то, что магистрат будет декларировать высокопарные истины достаточно долго и бодрящие зёрна успеют подействовать. Когда я впервые их попробовал, то от возбуждения бегал несколько часов, пытаясь успокоиться, а мысли в голове так вообще путались. Ставлю остатки хвостика на отсечение, благородный явно впервые вкусил этот дар скверны, и теперь его ждёт адреналиновое веселье не меньше моего. К тому же, Касуй не тренировался с матонами и всяко не развивал свой глазомер на дальность полёта «Магической стрелы». Можно заставить его воспользоваться заклинаниями, уклонится, и атаковать самому. И у нас всяко разные показатели Выносливости и Маны, нельзя забывать о «Рывках». Будет вообще шикарно, если от адреналина благородный собьётся в чтении заклинания и его как следует шарахнет магией.

Архимагистор распинался долго, не меньше пяти минут. Он закончил словами о величии академии во всех наших деяниях — и куклой наигранно рухнул на своё место.

Кузаун грустно покачал головой. Магистор встал, искоса посмотрел на всё ухмыляющегося Заяра, и обратился к собравшимся ученикам на трибунах. По правилам проведения дуэли, если среди собравшихся есть тот, кто лично знает участников — он имеет право напутствовать нас благим словом. Такой разумный нашёлся. Правда, от его появления магистор немного позеленел от отвращения.

Поклонившись магистрату, белобрысый церковник принялся разглагольствовать о благе слов Всебогов, таящихся в наших душах, и что наши боги лично направляют наши действия и помыслы. Это разумные сражаются, побеждают или умирают — но только боги знают истинную причину, по которой они свели нас всех здесь.