Пока шагал посмеялся, вспомнив какое выражение лица было у поручика Вострецова, который принялся оправдываться, что они не подумали о запасной одежде для императора. Но это ладно. Наверное, когда вернёмся, я представлю ребят к какому-нибудь кресту, а ещё и к медали. Крест за спасение моей персоны, а медаль чтобы не болтали лишнего.

Хотя, конечно, эти парни болтать не будут, но это я так шутки шучу. И вообще, я ведь не сам эти штаны изорвал из-за неосторожности или неряшливости, а вражеские пули. В конце концов, я мог бы оказаться и вовсе в одном нижнем белье. Вон мой царственный предок во время бунта Стрельцов ускакал ночью из села Преображенского в Троице-Сергиеву лавру в одном нижнем белье. И ничего, главное, что жив остался. Да и слава Петра Великого от этого меньше не стала.

А у меня, все-таки, хотя бы драные штаны на месте.

Зайдя в деревню, практически сразу наткнулся на старого пана Тадеуша. Ходил он хмурый, о чём-то думая.

— Доброе утро, пан Тадеуш, — поприветствовал старика я.

— Доброе утро, пан Александр, — окинул он меня взглядом, и отчего-то нахмурился ещё сильнее.

Я посмотрел на его перевязанную руку, которую тот баюкал, и вспомнил, что так и не успел его подлечить. Старик устало уселся на крыльцо костёла, глядя на меня снизу вверх.

Рядом стояли два молодых паренька — уже не дети, но ещё и не взрослые, так лет по 13. И почему не в поле? Пан Тадеуш зыркнул на них, затем скомандовал:

— А ну, шантрапа, брысь отсюда! Дайте-ка я с паном Олесем перемолвится парой слов.

Парни что-то проворчали, а пан Тадеуш прикрикнул:

— И не ворчите мне тут! Вас на обед отпустили, а не языками молоть. Пора снова на поля.

Я же, усмехнувшись, подошёл к пану поближе.

— Пан Тадеуш, а можно мне вашу руку? — попросил я.

Старик подал мне её, будто для рукопожатия, и я её пожал, одновременно с этим активируя дар исцеления. Глаза пана округлились, и он сначала хотел вырвать ладонь от неожиданности, но не тут-то было. Из моей хватки не вырвешься, и со мной в силе лучше не тягаться. Но потом он вдруг понял, что я делаю, и что рука его больше не болит. По крайней мере, он так уставился на свою перевязь, что едва глаза из орбит не полезли. Потом уставился на меня.

— Ты вылечил, что ли? — спросил он недоумённо.

— Так я ведь говорил, что лечить умею. Неужто позабыл уже? — усмехнулся я.

— Да нет, пан Олесь, помню. Я ведь сам видел, как ты лечил. Просто думал, что не до меня тебе с моими стариковскими болячками.

— Да нет, — отмахнулся я. — Просто сил не было, — произнёс я, усевшись с паном Тадеушем рядом на крыльцо.

Я оглядел деревню, вернее, остатки. Было здесь пусто, как вчера утром, когда я только-только попал на пепелище. Людей не было. Мальчишки уже убежали в сторону поля, оставив пепелище снова пустынным. Только мы вдвоём с паном Тадеушем и разговаривали.

— Ну что, пан Александр, — тяжело вздохнул он. — В путь-дорогу собрался? — вдруг неожиданно спросил он.

Я тихонько покивал.

— Да, собираться надо. Пришёл вот дела завершить незавершённые.

Про себя подивился. Как-то пан Тадеуш всё подмечает и всё узнаёт. Всё-таки, как видится, кое-что он ведал в этой жизни.

— Какие же у тебя дела здесь остались? — спросил старик.

— Да, хотел узнать, остался ли ещё кто-то с тяжёлыми ранениями. Я ведь лечить могу. Вот и думал, надо ли кого-то на ноги поставить.

Пан Тадеуш призадумался.

— Да, пожалуй, что нет таких, — ответил он. — У кого серьёзные ранения были, те уже умерли. А что до остальных, так всё до свадьбы заживёт. Тебе бы, пан Александр, портки сменить. А то в путь дорогу пускаться с подранными штанами — это не дело, — произнёс он, оглядев меня с ног до головы.

А я едва не рассмеялся. Вот точно ведун! Только хочу какую-то тему завести, а он уже и сам о ней говорит. Тем временем пан продолжил:

— Я тут в ризнице штаны пана ксёндза видел. Ксёндз у нас был человеком здоровым, в теле, так что тебе его штаны будут великоваты. Но я думаю, это меньшее из того, что тебя беспокоит. Так что пойдём со мной, посмотрим. Думаю, подойдут тебе.

Мы вошли в костёл и последовали в сторону ризницы. Там и правда отыскалась кое-какая одежда — штаны да чистая рубаха.

— Вот и обновки тебе, — хмыкнул он. — Хотя бы не пустой в дорогу пустишься, какое-то добро на память от нас останется. Давай-давай, — поторопил он, — не теряй времени, переодевайся.

Я тоже долго мяться не стал. Рубаху надел под продырявленную куртку. Всяко лучше, чем без неё. А штаны, которые и впрямь оказались очень уж мне велики, надел прямо поверх своих старых драных штанов. Так теплее будет. А вот сапоги у меня, похоже, неубиваемые, будто заговорённые. И падение самолёта выдержали и целых два боя. Хоть бы что им, как новенькие. Только почистить и блестеть будут, как в первый день. Вот вернусь и обязательно передам сапожнику монаршую благодарность.

— Скажи мне, пан Тадеуш, — переодеваясь, спросил я, — староста ваш перед тем, как остаться в деревне, прикрывать наш отход, назначил меня старшим. Понимаю, что хранить вашу деревню очень важно. Но ты пойми, что у меня имеется более важное дело, которое я оставить ну никак не могу. Да и, кроме всего прочего, какой из меня сельский староста? Я в сельском хозяйстве ничего не понимаю. Вот воевать я умею. Но, как я думаю и надеюсь, воевать вам больше не придётся. Я посмотрел на ваших мужчин и думаю, что лучше, чем тебя, кандидатуры не отыщется, пан Тадеуш. Ты здесь и всех знаешь, и опыта тебе не занимать. О людях печёшься, да и ведаешь всякое. Так что считай, что я тебе свою должность передал.

Пан Тадеуш молча покивал.

— Скажи, надо объявить всем, чтобы не было у вас лишних споров?

— Нет, Александр, мы сами справимся. Ты иди. У нас всё в порядке будет. Мы, в принципе, уже всё порешали. Вон, маленьких детей у нас соседи обещали забрать. Кого-то даже уже забрали. Старухи и немощные старики тоже пока по соседним сёлам будут жить. В остальном справимся. Быт быстро наладим и лучше прежнего заживём. Так уже было, на моей памяти, и не раз.

Он попытался сделать голос бодрым, но меня он обмануть не смог. Я спросил:

— Ну, значит, теперь ты главный, пан староста Тадеуш, — произнёс я.

Пан Тадеуш хитро улыбнулся, посмотрел на меня.

— Нет, — качнул он головой. — За старшего, пан Александр, ты и останешься, раз пан Станислав тебя назначил. А я пока просто за тебя поработаю. А ты дай мне слово, что когда-нибудь сюда вернёшься.

Я нахмурился. Всё-таки вряд ли я мог дать такое обещание.

— А ты не отнекивайся. Вот подожди. Война закончится, немцы отсюда уйдут. Вернёшься вот, посмотришь, как мы деревню отстроили, глядишь, ещё передумаешь.

Мне нечего было сказать, поэтому лишь промолчал.

— Ну, в любом случае, на всё ваша царская воля, ваше величество, — вдруг посмотрел он мне прямо в глаза.

Я слегка опешил, но опровергать его или подтверждать слова старого ведуна не стал. Как уж он догадался, я не знаю. Хотя, если всё припомнить, то, наверное, как-то можно логически сопоставить факты.

Где-то на грани сознания мелькнула предательская мысль: «А не донесёт ли старик обо мне кому-нибудь?». Всё-таки сейчас это будто мне на пользу не пойдёт.

Но тут же отбросил эти мысли. Доносить-то ему некому. У них вокруг одни враги. Разве что соседи помогают. А соседям нету дела, кто я там, император или простой солдат. Незачем ему мне вредить.

К тому же, если он догадался, то догадался давно. И если раньше не рассказал, то сейчас и подавно не станет. Я просто молча приобнял старика, а затем ответил:

— Обещать не буду, но постараюсь навестить вас.

Похлопав его по спине, я развернулся и направился к выходу. Ещё раз встал на пороге, оглядел местность и окрестности. Хотелось, чтобы эта картина поглубже отпечаталась в моей памяти.

Услышал шаги за спиной. Затем рядом со мной на пороге встала Ася. Она постояла рядом молча, ничего не говоря, затем спросила: