Старик вдруг посмотрел куда-то вверх, поверх моей головы. А я вдруг почувствовал, что мне в спину что-то упёрлось. И каким-то шестым чувством я понял, что это ствол автомата. Уж сам не пойму, как определил.

— Руки в гору, — услышал за спиной голос пана гетмана.

Тадеуш качнул головой, продолжая смотреть на предводителя.

— Пан гетман, не торопился бы ты. Вон присядь с нами рядом, да поболтаем. Парень-то он интересный. Тем более я чую, что этой пукалкой ты ему ничего не сделаешь. А впечатление о нас испортишь. Поберегись лучше. Да присядь.

— Ты, пан Тадеуш, меня не учи, — заявил гетман. — А ты давай разоружайся. И без резких движений.

Меня такой поворот дела не устраивал. Сам не понял, как сработал мой телекинез, а в руках оказался автомат гетмана.

Сам гетман покатился кубарем. А когда выпрямился, принялся баюкать свою руку и потирать шею.

Я вдруг понял, что автомат оказался у меня в руках с оборванным ремнём. Сильно, видать, ему досталось. А руку чего баюкает? Неужто палец на курке держал? А если бы выстрелил? Нельзя в людей целиться из оружия, да ещё и палец на курке держать. Можно было сказать, что это примета плохая, но нет, это правила элементарной безопасности.

Пан Тадеуш даже не дёрнулся, и, не поведя взглядом, продолжил тем же тоном:

— Я же говорю тебе, сядь, гетман, и не тычь автоматом в кого ни попадя. Это тебе здоровья не добавляет.

Я подумал, не стоит ли согнуть ствол автомата в качестве назидания, ну и чтобы силу супер демонстрировать, да охолонить на будущее такие вот попытки. Но нет, не стоит. ППС — штука ценная. Да и не хочется кощунствовать над легендарным оружием.

Вместо этого спокойно произнёс:

— Я не враг вам, — с этими словами я вынул рожок, проверил патрон в патроннике и, сунув рожок в карман, вернул оружие гетману. — Рожок потом верну.

— Не потеряй, — насуплено заявил гетман, затем вполголоса проворчал: — А то у нас и так боеприпасов не хватает.

Он наконец-то выпрямился, приблизился к костру, не сводя при этом с меня глаз.

— Вот к винтовкам есть, — хмыкнул он. — А к этим машинкам нету.

Неудивительно. К «Маузеру» патроны можно прикупить у немецких солдат, а где взять боеприпасы к русскому автомату? Вот в этом-то беда партизанских отрядов. Разнокалиберное оружие мешает операциям.

Тут, краем глаза, я заметил ту самую винтовку, с которыми у них всё было в порядке. Стоит ли добавлять, что ствол этой винтовки тоже был направлен на меня. Держал её в руках один из поляков. Думаю, что он не один такой. За моей спиной, наверное, ещё парочку таких стрелков стоят.

— Ну все, ребята, — громко произнёс Тадеуш.

Я подивился силе его голоса.

— Здесь вроде разобрались. Русский агрессию не проявляет. Не враг он нам. По крайней мере, убивать нас не собирается. И драться с нами тоже не хочет. А раз дурного не замышляет, так давайте-ка все к костру соберёмся, да поболтаем.

Пока я невозмутимо продолжил уминать содержимое котелка, а у костра собрались все участники их невеликого отряда.

— А ты Ежи, куда уселся? — вдруг рявкнул гетман на одного из парней. — Ты иди караул неси, а то немцы к нам выйдут и возьмут нас тёпленькими и разогретыми у костра.

Я, наблюдая за их отрядом, с усмешкой подумал: интересно, что будет, если я этим полякам представлюсь чин по чину.

Так и вижу, как скажу — мол, я император всея Руси. А они падают на колени и отдают мне все почести. А потом доведут до ближайшего города, занятого моей армией… А может навалятся на меня дружненько, да повяжут. И того гляди, как бы на суку ближайшем не вздёрнули. Вдруг это какие-нибудь анархисты. Они ведь до сих пор себя никак не проявили.

От этих поляков, которые натерпелись за последний год, ждать можно всего. А как узнать, кто они и чего от них ждать, не поймёшь. Не спрашивать же напрямую.

Это ещё хорошо, если они меня от греха подальше прибьют. А то могут и немцам сдать. Вот будет подарок генералу Паулюсу. Русский император в плену у немецкой армии. Та ещё комедия будет.

Пожалуй, чтобы вернуть меня живым и здоровым, мои генералы немцам не только те территории, которые мы отвоевали, отпишут. Заключат мир на любых условиях, которые только немцы пожелают.

Нет уж, такой расклад меня не устраивает. Тут я лучше сам себе пулю в лоб пущу.

Пожалуй, следует придумать какой-то более нейтральный вариант. Чтобы опередить возможные вопросы, произнёс:

— Меня зовут Александр Борисов.

Причём сказал истинную правду. Хотел сказать, что я сержант и замкомвзвода, но вспомнил, что такого звания здесь ещё нет.

— Я унтер-офицер, — но дальше решил приврать. — Я должен был обеспечивать охрану его императорскому величеству.

— Это в Копенгагене, что ли? — поинтересовался вдруг один из партизан, за что удостоился недовольного взгляда от гетмана. — Ну а что, — начал тут же оправдаться он. — Я по радио слышал. Если он императора охранял, то зачем они ещё на самолёте летали?

— И что ещё там говорят, по радио вашему? — решил уточнить я.

— Знаю, что в Копенгагене должен был быть подписан мир. Говорят, что российский император в последний момент передумал и приказал повернуть самолёт обратно.

Ага, подумал я. Значит, мои министры не стали обнародовать тот факт, что самолёт императора сбит и упал за линией фронта. То есть, официально государь император пребывает сейчас в Санкт-Петербурге.

Что ж, это, пожалуй, даже и хорошо. По крайней мере, не будет лишней паники. Да и на фронте ничего не поменяется. А такая информация может легко сломать весь боевой настрой нашей армии и мгновенно снизить мораль наших войск. Подобного лучше не допускать.

— А почему император развернул самолёт, не говорят? — спросил я.

— А нам почём знать? — ответил поляк. — Ты же унтер-офицер в охране. Сам должен быть в курсе.

— Да вот, как видите, меня подбили, — усмехнулся я. — Видимо, потому он самолёт-то и развернул, что нас сбили, — кивнул я на обломки. — Более того, какие-то злоумышленники перепутали и решили захватить наш самолёт, подумав, что это борт императора.

Часть поляков принялась смеяться.

— Да брешешь ты, — заявил один из молодых.

— Да вот истинную правду говорю, — без тени улыбки, ответил я. — Кстати, возможно, и не зря они перепутали. Про меня говорят, что я похож на нашего императора.

— Ну-ка, Александр, повернись-ка к свету, — тут же заявил гетман.

Я напрягся. Но тот достал из кармана серебряный кругляш, в котором я узнал наш рубль, и стал сравнивать со мной, глядя то на рубль то на меня.

Откуда в этой части Польши русские деньги? Впрочем, серебро и золото везде в цене.

— Не, парень, — заключил наконец он. — Врёшь ты все. Тебе до императора как ослу до статуи Иакова из костела. Нисколько ты на императора не похож. Тем более, у вашего Александра вон и вид поцарственней, да и выглядит он помужественнее. А ты пацан пацаном.

— Скажи-ка лучше, Александр, — спросил вдруг один из пареньков. — А что русский император с Польшей собирается делать? Может, император делился с тобой? Вы же там, наверное, с ним общаетесь? Перебрасываетесь парой слов?

Я едва не усмехнулся от такой наивности. Однако спросил:

— С какой Польшей? С русской, прусской или австрийской? Наш император Царством польским правит.

Поляки напряглись.

— С русской, — холодно ответил гетман, который, к слову, инициативу парня не оценил и окинул того недобрым взглядом.

Я тяжело вздохнул.

— Как я знаю, император сказал так: после победы поляки пускай сами решают, с кем хотят дружить. Они вон хотели от нас отделиться. И к чему это привело? К тому, что немцы и французы выгребли из Польши всё до крохи, что там оставалось. Император обижен на поляков, потому что Польша от России за всё время только хорошее видела. Но ей была мало, и смотрела она в сторону Европы, которая с ней никогда не считалась. Поэтому, война закончится, немцы и французы восвояси уйдут. А там пускай поляки сами решают, с кем им лучше. Самим или с нами. А нам, пожалуй, такие субчики в составе империи не нужны. Мы — не захватчики, чтобы истреблять поляков, обворовывать их, или искоренять народ и населять своих людей на территории Польши. А земли у нас и так вдоволь.