Результатами стрельбы я был вполне доволен. Предупредил только, чтобы, когда прицеливались, целились в живот. Ведь рука всё равно дрогнет, да и цель движется. Пуля скорее всего уйдёт выше или куда-нибудь в сторону, а когда целишься в живот, вероятность попасть гораздо больше. Если выше, то попадёт в грудь или в голову, а если ниже, то в ноги. А если целиться только в голову, то пуля вероятнее всего уйдёт куда-нибудь выше и вовсе цель не поразит. Такая премудрость.

А ещё мои новобранцы попросили научить их рукопашному бою. В данном случае я их разочаровал и объяснил, что для нас самый лучший вид боевых единоборств — это здоровый быстрый бег.

Не годилась немецкая винтовка Маузер для рукопашной. Она лёгкая, хлипкая. Штыков у нас к ней тоже не было. Поэтому, с мудрым видом поведал им первый приём самбо, который звучит следующим образом: «В ухо дал и убежал».

Солдаты серьёзно меня выслушали, лишь спустя пару минут принялись дружно ржать. Но зато мудрость уяснили. И я очень надеялся, что они не будут геройствовать. Ведь подростки и старики в рукопашной схватки против солдат — это примерно, как котята против ротвейлера. Да, у котят есть когти. Но если те их применят, то потом последует неминуемая кара, которую котята вряд ли переживут.

Теперь оставалось составить график дежурства и держать ухо востро. Немцы, скорее всего, ночью не придут, слишком педантичные. Да и опасно ночью. Опять же, по ночам надо спать. Да и если брать все вводные данные, немцы пойдут не в атаку на врага, а в карательную экспедицию. Чего им рисковать и идти по темноте? Они завалятся нагло, посреди белого дня. Поэтому решили, что ночью будет один дозорный. А днём — все остальные. Чтобы днём быть в полной боевой готовности, а ночью, хотя бы так, для порядка.

И всё-таки я ошибся. Немцы пришли не ночью, не днём. Они пришли ранним утром, когда только-только стал задаваться рассвет.

Сон у меня всегда был крепкий, даже в прежней жизни, но при этом я всегда тонко чувствовал, когда что-то случается что-то серьёзное, когда что-то меняется. Например, Соня придёт встревоженная, стоит только к двери подойти, — я тут же просыпался.

Или в тот момент, когда волки пришли, я ведь их задолго почувствовал. Они даже и не близко были, я их услышать не мог, а вот какое-то шестое чувство сработало, — и я проснулся.

Вот и сейчас, вроде бы спал и крепко. А чем ещё заниматься до рассвета? Солнце еще не скоро, пока даже самые рьяные «раноставы» спят. Но в какой-то момент меня прямо-таки подкинуло в кровати. Я, даже не задумываясь о том, что перемещалось мне или что-то приснилось, без всяких сомнений запрыгнул в одежду, обулся, схватил винтовку, а потом побежал наружу к нашим укреплениям.

На улице была тишина и весенняя свежесть. Солнце только-только начало подниматься, и небо на востоке едва окрасилось светло-жёлтым. Ещё спать бы да спать, но я, не мешкая ни секунды подбежал к висевшему на столбе рельсу и несколько раз с силой ударил в него молотком, висевшим рядом. Лучше бы, конечно, сразу ударить на колокольне костёла, но для этого надо будет будить священника. А пока он проснётся, пока придёт в себя, — там столько времени пройдёт… Нет, время терять нельзя.

Разбуженные шумом, из домов, между тем, стали выскакивать полураздетые люди. Они, выпучив глаза, озирались по сторонам и спрашивали друг у друга:

— А что случилось? Пожар, никак?

Затем все взгляды устремились на меня.

— Боевая тревога! Бойцы — в окопы, женщины и дети — в лес! — воскликнул я на бегу, уже направляясь к выходу из деревни и отслеживая взглядом, где там мои бойцы.

Когда мы выбежали за ворота деревни, я тут же увидел свет фар и характерный скрежет танкового двигателя. Он пока что ещё был приглушён из-за дальнего расстояния, но вполне возможно, что его я каким-то образом и услышал, когда проснулся. Непонятно только, что там случилось с нашим дозором. Скорее всего, старики, которые должны были сегодня дежурить, попросту заснули. О том, что их прирезали сонных, я старался не думать.

Бегло оценив обстановку, я резко скомандовал:

— Занять боевую оборону!

К нам присоединился гетман Станислав.

— Уводи людей, — приказал я ему, обращаясь к старосте. Потом громко скомандовал: — По местам, ребята!

У нас заранее были расписаны роли: кто занимает окоп и начинает сражаться с врагом, а кто должен срочно уводить женщин и детей, а хорошо бы ещё и скот в ближайший лес.

Танк, который появился вблизи, спутал все наши планы. А я ведь расспрашивал местных. Они говорили, что танков здесь быть не должно. Здесь их и в помине не было, да и откуда им появиться? Ну да, их уже и на фронте-то считают поштучно. Заковыка. Но что уж теперь.

А вот если танк всё-таки есть, то убежать от немцев попросту нет времени. Если бы я знал об этом и предусмотрел, то совсем по-другому бы готовил оборону. Заминировал бы все на хрен, вот и все. А так стоит лишь рассчитывать, что я поверил на слово крестьянам и не приготовился к такому развитию событий. Но сетовать буду потом, а сейчас время действовать.

Танк тем временем совершил первый выстрел. Не знаю, куда попал снаряд. И попал ли он вообще куда-то.

Вторым выстрелом танк разбил вдребезги и нашу «сторожевую вышку» на входе, и макет пулемета. Ладно, хороший макет, а вот снаряды на него не стоило тратить.

И прет, зараза. Но хорошо, что прет на минималке, все-таки чего-то опасается. Зато видна вражеская пехота. Правильно, кто же пускает танки без поддержки пехоты?

Эх, сейчас бы пару гранат… Ещё миномет бы этот, не уцелевший. Думаю, если бы он сохранился, можно было бы неплохо им ответить. Но ничего нет, а мины просто так не пошвыряешь, миномет нужен. Я принялся лихорадочно думать: а что же нам, собственно, делать-то в этой ситуации. Против танка винтовки и пистолеты не играют роли. Однако я шагал вперёд, пытаясь унять хаотично мечущиеся мысли, чтобы принять хоть какое-то решение и понять, как мне спасти людей.

Я почувствовал, как моя правая ладонь начала наливаться тяжестью, а затем вдруг потеплела. Это что-то новенькое… Никак какая-то из моих способностей даёт о себе знать?

Я перекинул винтовку из правой руки в левую и уставился на свою ладонь, будто впервые её увидел. В голове сразу появилось понимание, что нужно делать, будто эта самая способность сама мне рассказывала, как её применить и что нужно делать.

Вместе с тем пришло понимание, что все, что предлагает мне моё собственное подсознание, даром для меня не пройдёт, я вполне даже могу погибнуть. Но в тот момент мне в этом думать не хотелось, главное — спасти людей.

Аккуратно положив винтовку на землю, чтобы не мешала (авось, потом подниму), я на долю секунды расслабился, сосредоточился. И бросился вперёд, прямо на танк.

— Куда⁈ — закричал мне в спину гетман.

Я в ответ лишь отмахнулся, но затем бросил через спину:

— Людей уводи! — рявкнул я, не замедляя бег.

Кажется, по мне стреляли, причём, неоднократно. Что-то такое этакое стегало, словно крапивой. И из одежды отлетали клочки.

Но во мне сейчас так бурлила кровь, что я не заметил бы попаданий, даже если бы у меня не было неуязвимости. Я нёсся изо всех сил, лёгкие уже начало жечь, давая понять, что я взял слишком быстрый темп.

Я подбежал к танку метров на 100, и вдруг ладонь снова стала горячей. Я понял, что смогу дотянуться до машины смерти. Припав на колено и, выставив перед собой правую руку, ощутил сопротивление под ладонью, будто обхватил что-то металлическое и твёрдое.

Металл? Нет, дуришь. Какой же ты металл? Так, пластик, вроде того, из которого в моем мире производят бутылки.

Я резко сжал ладонь, а затем произошло и вовсе невероятное. Не знаю, кто больше всех удивился: я, пехотинцы, которые увидели, как ствол танка вдруг задирается в небо, сминается, словно бумага или танкисты, решившие в этот момент произвести выстрел. Хотя вряд ли они успели чему-то удивиться, потому что снаряд, который взрывается в стволе танка, да ещё внутри башни — это страшное дело.