Кстати, танк при ближайшем осмотре оказался раскручен полностью, так что, вряд ли немцы за ним станут возвращаться. Его будто наизнанку вывернуло. Видимо, там что-то хорошо шандарахнуло. Ну да, боеукладка-то может здорово рвануть.

Походил вокруг танка, походил, а потом понял, что вряд ли на нём или даже рядом с ним спать смогу. От него очень уж ощутимо пахло смертью. Да, тел, или ошметков тел там уже не было, солдаты забрали своих погибших. Но всё равно, прямо-таки смердело от него чем-то таким тёмным и страшным, безжизненным. Даже касаться его не хотелось.

Поэтому развернулся и зашагал к тому самому окопчику, где убили моих старичков.

Почему-то там было спокойнее. Да и тянуло меня к этому месту. Уж сам не знаю отчего. Но хотелось отстоять свой последний дозор в этом месте.

Присел на дно окопа и глаза прикрыл. Нет, не для того, чтобы поспать. Просто как-то погано на душе стало. Хотелось хоть чуть-чуть глаза прикрыть, чтобы не видеть ничего вокруг, да голову освободить.

Как вдруг услышал голоса. Не сразу разобрал, кто это говорит, и насторожился. Однако не стал дёргаться, отчего-то понимал, что хоть голос и раздаётся где-то рядом, но говорившие не представляют опасности.

Прислушавшись, разобрал слова отдалённо на грани сознания, и только сейчас понял, что слышу не ушами.

Раскрыл глаза и увидел перед собой светящийся образ. Вот только что это за образ был, разглядеть было сложно.

— Ты поспал бы, пан Александр, — услышал я, — а мы уж покараулим. Второй раз не ошибёмся. Прости ты нас и попроси, чтобы другие простили. Или, нет нам уже прощения?

Уж не знаю от чего, но у меня по щекам потекли слёзы. Сами собой. Видимо, это ветром надуло.

Всё-таки я уснул. Правда, судя по тому, как сместилась новорожденная луна, спал совсем недолго, едва ли час.

Сначала напрягся. Не просто же так я проснулся. Может, мертвые старики что учуяли? Так ведь могли и сказать, я бы понял.

Засуетился и поднялся в окопе, согнувшись в пояснице.

Выложив винтовку на низенький бруствер, начал оглядываться по сторонам, пытаясь разглядеть подступающих врагов, но никого не было.

— Саша, ты меня слышишь? — услышал я в голове.

Это же Соня! У меня сразу отлегло от сердца, и я радостно выдохнул. Послал ей импульс: мол, «да, Сонечка, я тебя слышу».

— Сашенька, это очень хорошо. Где бы ты ни был, оставайся на месте. За тобой уже очень скоро придут. Мне доложили, что несколько поисковых групп уже прочёсывают территорию в том месте, где самолёт потерпел крушение. Рокоссовскому доложили, что отыскали остатки самолета, а рядом с ним могилу. Могилу раскопали, установили, что императора в ней нет. А я им говорила, что ты живой!

Саша, осталось недолго. Осталось только дождаться. Пожалуйста, потерпи. Очень скоро ты вернёшься домой.

Я улыбнулся от её слов. На душе стало очень светло и тепло. А окоп вдруг стал для меня по-домашнему уютным. Так, будто я сейчас был не в грязном окопе и не был перемазан землёй, а был рядом со своей женой на кровати и лежал, уткнувшись ей в родное плечо.

— Сашенька, а слово «дрязга» тебе о чём-нибудь говорит?

Я сначала не поверил услышанному, ведь Дрязга — так называлась деревня, в которой я находился и которая не пережила знакомство с немецкими солдатами.

Я тут же сосредоточился на импульсе, стараясь сделать его как можно более ощутимым, чтобы Соня поняла: да, деревня Дрязга мне и вправду знакома, я нахожусь именно в ней.

Однако Соня вдруг меня оборвала:

— Саша, я больше не могу с тобой говорить.

В этот момент связь с ней прервалась. Если раньше я ощущал её присутствие, то сейчас я не чувствовал ничего.

Больше я уснуть не смог. Так и глядел по сторонам, пытаясь высмотреть хоть что-то в темноте.

Спустя пару часов я услышал неровные шаги. Вот только доносились они из-за спины. Я тут же развернулся в ту сторону и прислушался.

Я увидел тонкую фигурку, что неровной походкой шагала в мою сторону и явно что-то несла. Пускай я не разглядел лица, да и вообще сложно было разглядеть что-то в такой темноте, но я точно знал, что это Ася.

Выдохнув и покачав головой, я негромко окликнул:

— Стой, кто идёт?

— Это я, Ася! — ответила девушка. — Я еды тебе принесла.

Я терпеливо дождался, когда она доберётся до меня и опустится в окоп.

Посмотрела на меня долгим грустным взглядом, затем принялась развязывать небольшой свёрток.

— Подумала, что ты здесь голодный совсем. Мы ведь весь день работали, а не ели ничего. Да и сама заснуть не могла. Всю ночь ворочалась, о тебе думала. Ещё и дети плачут. Вот я и не выдержала, ушла в лес. Вот сварила тебе похлёбки немного.

Это она рассказывала, развязывая узел. Затем и вправду выставив передо мной небольшой чугунный котелок, из которого повалил пар.

От вида тёплой еды у меня аж слюни потекли.

— Я знаю, что ты очень пострадал, тебе нужно восстанавливать силы, — продолжала приговаривать она.

— Ты бы тоже поела, — заявил я. — Тут и на двоих вполне хватит, — кивнул я на котелок.

— Я не хочу, — произнесла она, но я твёрдо посмотрел на неё. — Не спорь, ложка у нас одна на двоих, так что есть будем по очереди. Ты первая.

Мы очень быстро справились с содержимым котелка, потом так и сидели молча, друг на друга не смотрели.

— Плакать уже не могу, устала, а слезы текут. А небо красивое, звёздное, — произнесла она, посмотрев наверх.

Я молча покивал.

— Пойдём, что ли, на звёзды поглядим, раз уж друг на друга глядеть не желаем, — произнесла она.

Выбравшись из окопа, она легла прямо на землю и устремила взгляд куда-то в глубину чёрного неба. Я лёг рядом. Надо бы хоть что-то подстелить, земля холодная, но холода я не чувствовал.

Я так и не посмотрел на девушку. Не было неловкости, просто не хотелось. Я знал, что она плачет, но не было сил её успокаивать, да и слов утешения никаких не было.

Внутри была и радость от слов Сони, а еще и какая-то пустота, точно такая же, что нависла над нами, вот только без звёзд.

— Алесь, — произнесла вдруг она, — мне очень страшно.

— Я знаю, — покивал я.

— Ты мне очень люб, Алесь. Но поняла я, что ты не сможешь быть со мной рядом никогда. Ты так же далёк, как эти звёзды.

А я лишь промолчал. Мне было нечего ответить. Она была абсолютно права.

Несмотря на то, что вчера я почти весь день работал, а ночью почти не спал, утром был довольно свежим и готов был трудиться дальше. Во мне было много энергии, хоть я и отдавал себе отчёт, что это злая энергия, дремучая, готовая уничтожать, но не созидать. Однако я ещё давно в прошлом мире научился использовать её во благо. Не выпускать своих демонов наружу, а заставлять их крутить шестерёнки, придавая мне сил. Тут главное действовать, не останавливаться. Глядишь, что-то хорошее и получится.

Вот мы и работали, продолжая разгребать завалы, оттаскивать с сторону куски спекшейся глины. Позже, когда в весенних работах возникнет пауза, можно все это вывезти куда-нибудь подальше, а пока просто свалим все в кучи, чтобы не мешало.

Вскоре появились первые гости. Увидев фигуры вдалеке, я вначале обругал себя за беспечность, что покинул пост и никого не поставил вместо себя, но потом вдруг понял, что это не солдаты. Это явно были обычные люди, такие же селяне, как и жители этой деревни.

Соседи пришли на помощь землякам. И приходили не с пустыми руками. Они тащили с собой кто что мог: несли еду и тёплые одеяла, старую одежду и лишние сельскохозяйственные инструменты. Одна бабуля принесла целое ведро горячей варёной картошки. Ну, это с её слов. Видимо, картошка была горячей, когда бабушка вышла к нам, да вот только остыло лакомство, путь-то не близкий. Стоит ли говорить, что картошка ушла на ура? Люди успели изголодаться.

Соседи приходили сразу с нескольких деревень, причём и те, кому досталось добытое у немцев зерно, но и те, кому зерна не досталось. Они помогали разбирать завалы и, если находили хоть что-то целое, складывали это в специально отведённое место. Помогли починить раскуроченные двери храма, а выбитые окна забили досками. Стекла нынче не найти, хоть бутылочные донца вставляй, так не наберется в деревне столько бутылок.