Ян думал: ну, а если бы Рандалл не пострадала на этих раскопках, это что-то поменяло бы в их отношениях? Разве Ранди, будучи азуркой, переметнулась бы на сторону своего жениха, который грезил убить всех азурцев? Нет, она осталась бы при своих… Ян вспомнил: она сделала свой выбор, когда он открылся ей и признался во всём. Да, она не стала предавать его, помня об их нежных чувствах, но её записка на столе, там на Земле, которую он нашёл после расставания, говорила только об одном: её выбор – Азур. Она не станет предавать своих. Любовь – слишком эфемерное чувство, и азурские менторы всегда учили этому.
Они не виделись год. За этот год Ян успел почти забыть её и вообще отрешился от этих чувств. Он запретил их для себя – однажды ошибившись при выборе женщины, он решил, что теперь совсем небезопасно иметь отношения с ними.
Ну что ж, решил он: так тому и быть. Раз уж судьба опять свела их вместе лишь для того, чтоб поставить точку в их отношениях и подвести черту под всеми нежными чувствами, которые он когда-либо мог испытать, то не нужно противиться. Нет, конечно, Ян не был фаталистом, но иногда, считал он, следует просто принимать ситуацию такой, какая она есть. Пускай же память об их отношениях живёт в нём. Впереди – столько битв и свершений…
И в тоже время он решил, что смерть Рандалл – прямое следствие Азурской политики в отношении Земли. Если бы не оккупация – он бы не пошёл в сопротивление, не потащил бы Мишеля за собой, не было бы его ненастоящей гибели, и Ян никогда бы не расстраивался так сильно, а если бы не расстроился – не признался бы Ранди о своей тайной жизни, и тогда бы она не улетела с Земли, не оказалась бы на Галероне, не отправилась бы раскапывать эти могильники, не поранилась бы… Но, с другой стороны: не будь оккупации – они бы не познакомились никогда. Что это? Рок, фатум, судьба? Как удобно всё-таки прикрыться провидением или чем-то подобным, когда ничего не в силах изменить.
Ян вдруг вспомнил, как он выходил из своего добровольного заточения год назад. Он каким-то непредвиденным образом вдруг осознал, что ничего не делает. Просто – ничего. Лежит на своём диване в той рубашке и тех же штанах, в которых он пришёл от Рандалл. Осмотрелся по сторонам – вокруг были пыль, грязь, какое-то месиво вещей, все гаджеты разрядились. По комнате витала пыль, а свет пробивался сквозь неё через окна и освещал себе пыльную дорожку. А вслед за осознанием пришло и понимание того, что он не был на работе – станции гиперлокационной связи – несколько дней, и теперь ему грозит высылка на производственную планету за тунеядство. Он ринулся к планшету, включил его. На него высыпался ворох новостей за те дни, что он отсутствовал, но главной новостью было то, что станция была взорвана ровно в тот день, когда Рандалл пришла к нему домой. Лиловые устроили теракт на станции в одну из ночей, когда она обслуживалась роботами, и это на немного облегчало задачу. Вызов на новое место работы он не получал. Оставалось дело за малым – придумать себе отмазку на то время, пока станция не была взорвана. Ян не стал долго придумывать – и просто телепатически заставил поверить азурское руководство в то, что он болел и у него есть соответствующие документы. Единственное, что Ян не мог себе простить, это то, что он так подставился и так подставил своих соратников. Пришлось спешно приводить себя в порядок – и ждать. Ждать, когда ты снова понадобишься сопротивлению. Ждать, как оказалось, так долго…
И словно в подтверждение его мыслей окружающая реальность начала приобретать материальные очертания, и сквозь мглу забытья он услышал слова Мишеля:
– Слушай, ну ты же сам читал какие-то стихи часов пять назад. Как это… «Ты просто завещала жить…» Разве не так? Жить, Ян. Понимаешь? Рандалл завещала жить. Даже если она не успела сказать этого вслух, она хотела это сказать. А ты распускаешь нюни…
Ян встал с дивана. Тяжело выдохнул, подошёл к двери, легонько толкнул её. Что-то помешало ему, что-то большое и мягкое, податливое. Но преграда тут же исчезла. Из-за двери вышел Мишель, он и правда сидел под откинувшись на неё, словно на спинку стула.
– Ты прав, Мишель, – тихо сказал Ян, немного кивая, – Она завещала жить.
Ян почувствовал некое согласие во взгляде и движениях Мишеля – будто тот и не верил уже, что уговоры могут подействовать.
– Знаешь, это было бы глупо: умирать в тот момент, когда завещают жить. Ты прав, ты трижды прав.
Ян улыбнулся и хлопнул своего друга по плечу:
– Всё в порядке. Я снова в строю.
А потом добавил:
– Скажи мне, что с телом Ранди? Её похоронят? Или как тут вообще обходятся с телами?
– Её кремировали и прах развеяли. По тацскому обычаю – в течении часа после смерти.
– По тацскому? – переспросил Ян.
– Ну да, она же с Тац… Ты не знал?
Ян неожиданно осознал, что за целый год отношений так и не выяснил, с какой она планеты. Для себя он посчитал это непростительной ошибкой. Пожалуй, это было символично – теперь Тац для него была не только планетой, несущей смерть, но и планетой, несущей любовь. Он помотал головой, немного выпятив нижнюю губу.
– Ну, в общем, кремировали… – подытожил Мишель, – Сестра занималась.
– Какая сестра? – Ян уже догадывался, что наверняка речь идёт о сестре Рандалл, которую он никогда не видел. Да, азурцы не имели обычая, изымая детей из семьи, разделять братьев и сестёр. Но почему он никогда не видел её? Или видел… Нет, не видел, слышал один раз от Рандалл, про неё и вроде бы один раз при нём они разговаривали по телефону. Похоже, мозг начинал помалу стирать ненужное…
– Её сестра… – тихо произнёс Мишель, – О ней ты тоже не знал?
Ян понял, что не знал слишком многого о жизни своей второй половины.
– Нет… – Так же тихо ответил он.
– Ну, не придётся уже познакомиться. Она улетела к себе домой.
Яну стало не по себе. Что мешало ему узнать подробности жизни своей пассии? Или Рандалл специально отводила все их разговоры к другим темам, чтоб он никогда не узнал слишком многого? Новая догадка совершенно повергла его в шок: а что если Ранди – шпион «эсбэ»?.. Но нет, такого не могло быть, ведь её поведение после того рокового признания говорило об обратном. Хотя…
– Ты есть хочешь? – немного помолчав, спросил Мишель, – Сколько мы уже без еды… Часов шесть точно… А ты так вообще… Пузо урчит.
Ян погладил живот:
– Если честно, то да.
Местная столовая находилась в стеклянном здании в пяти минутах ходьбы от жилища Мишеля. По сравнению с Землей, еда здесь была хуже, но в меру сносная, вероятно, сказывалась экология планеты.
– Здесь всегда так плохо кормят? – поинтересовался Ян.
– Да-а-а… – протянул Мишель, – Хорошая еда только за хорошие деньги.
– Не понял, – эта фраза показалась странной, – Какие деньги?
Мишель усмехнулся:
– Вот оно, азурское воспитание. А у нас как: лучшие продукты, лучшие повара, лучший сервис – тем, кто может больше заплатить.
– В Азуре же нет денег… – робко отметил Ян, уже сомневаясь в своей фразе.
– В Азуре – нет, здесь – есть, – Мишель улыбнулся, – Деньги есть, и в огромных количествах.
– Для чего?
– Хм… Для чего?.. Ну вот, например, на Земле ты поработал, пришёл домой, отдохнул и пошёл в театр. Ну… или на концерт…
– Или азурцев взрывать… – перебил Ян.
Они оба рассмеялись над удачной шуткой.
– Ну да… – продолжил Россини, – Еда – пожалуйста, вещи – пожалуйста, чем больше работаешь – тем больше получаешь благ, но никогда не можешь получить больше определённого количества. И всё бесплатно, понимаешь? То, что и называется коммунизмом… На Земле полностью повторен экономический уклад азурцев. А здесь ничего такого нет. Блага создавались уже после освоения планеты, самими выселенцами. Всё добывалось с трудом. Нужен был эквивалент, мерило с абсолютной ликвидностью. Но систему распределения благ Азур сюда не завёз. Сами, мол, барахтайтесь: нарушили общественный порядок, сами и разгребайте. Эквивалент переселенцы создали сами – это и есть деньги. Но! Никто и никогда здесь не ограничивает человека в законных методах получения денег, а значит и благ, и в их количестве – и в этом отличие от азурской системы. Хочешь – две пары штанов, а хочешь, – он развёл руками и откинулся на спинку, – миллион! Но здесь народ, сам понимаешь, корыстный, просто так никто ничего делать не будет. Деньги всегда порождают преступления – ведь каждому хочется иметь больше, и чем у соседа. Вот в Азуре как: работаешь – жильё есть, еда есть. Чуть больше работаешь – чуть больше есть. Но выше головы не прыгнешь, а значит и корысти нет. Здесь, казалось так же. Но нет. Работаешь – всё есть. А сколько работаешь? Ведь почти всё время уходит на рабский труд. А механизация труда? А здесь строго: поди, не выполни норму для «эсбэ». Сразу на ноль помножат…
