– Да нас уже хватились, – ответил Гарвич, – Мы все по факту – сбежали. В качестве землянина здесь только Хуго.
– Ну, тогда у нас нет шансов проиграть… – тихо сказал Вуревич.
– А почему член Совета летает туда-сюда? – спросил Ян, – Разве не возникнет подобных вопросов?
Казалось, этот вопрос мог застать Вуревича врасплох, он даже подумал немного, но нашёл, что ответить:
– Может, и возникнет. Придумаем что-нибудь…
«Странный тип…» – подумал Ян. Вслух он, правда, ничего не сказал.
На следующий день Вуревич ушёл из дома пока все спали, а вернулся уже после завтрака, когда земляне, желая разогнать скуку, смотрели азурские телеканалы. Новостной поток муссировал тему массового теракта в космопортах на планете Земля. Каждый новый новостной выпуск начинался с вести о том, что СБА вводит некие «беспрецедентные меры безопасности». Конкретики не было, но Яну чувствовалось, что начались какие-то непредвиденные трудности, которые Джон Гарвич не мог предположить. Ян ощущал, будто какие-то тонкие флюиды растерянности и зачатков ярости исходили от него. Конечно, внешне Гарвич не мог позволить себе проявлять такие чувства, но Ян понимал, что, как любой человек, он не может не испытывать эмоций.
А ещё каждый раз, когда демонстрировались портреты погибших членов экипажа, Яну становилось не по себе. Среди них была та блондинка, чьё лицо он так детально запомнил перед вылетом с Земли – она была в том челноке, что разорвало огнём на клочки. И её пшеничные волосы, отзывались в нём болью, нестерпимой болью – потому что каждый раз, когда он закрывал глаза пшеничные волосы снова представали перед ним, только теперь уже той, другой… Какое-то странное чувство томило его, будто некая тяжесть в груди давила и тянула вниз – может быть, так и чувствуется камень на душе…
Вошедший в квартиру Вуревич шумом закрывающейся двери вырвал его из душевных страданий и произнёс:
– Плохие новости для нашей компании…
Ян решил, что плохие новости всё лучше личных терзаний – так хотя бы интереснее работать.
Земляне оглянулись на голос и медленно проводили взглядом Вуревича, неспешно входящего в комнату с телевизором. Тот медленно проследовал к самому телевизору, опёрся на него рукой и сказал:
– С сегодняшнего дня «эсбэ» на всех планетах запретило вылет экипажам в тех же составах, что прилетели. Все экипажи должны быть переформированы.
– Вот дьявол… – бросил Клайфтон.
Воцарилось молчание. Через несколько минут Ян спросил:
– Как они будут сравнивать? По имени, или сравнивать биометрию?
Вуревич пожал плечами и тихо ответил:
– Я не знаю…
– Скорее всего, будут сравнивать просто имена. Биометрию – при каких-либо подозрениях, – предположил Гарвич.
– Что будем делать, Джон? – спросил Хуго.
Тот кивнул в сторону Вуревича и спросил:
– Ты готовил для нас вылет на завтра? – он сделал акцент на последнем слове.
Тот кивнул.
– И естественно полётная карта уже находится в диспетчерском пункте косморопорта?
Вуревич опять кивнул, потом изрёк:
– Я уже связывался с диспетчерским, сказали, что карту можно изменить непосредственно перед вылетом. Обстоятельства, поэтому разрешается…
– Ну что ж… Тогда поступим следующим образом. Иван, познакомь Хуго и Эндрю со своей агентурой. Они останутся на Тац, нужно чтоб они вылетели за нами на Галерон при ближайшей возможности. За сутки успеешь, это возможно?
Вуревич снова кивнул.
– Ян, Сюзанна, Иван и я – вылетаем завтра по изменённой полётной карте. Задача ясна?
Все промолчали. Ян резюмировал общее молчаливое согласие:
– Ясна.
[1] «ПВО» - противовоздушная оборона
[2] Аббревиатура «РЛС» – радиолокационная система.
[3]Трис (фант.) – единица времени, раваная 1,02 минуты
Глава 4
Шифрованное сообщение. Агент «Скрытый» – Рогону Дабронду
«Объекты ЯП, ДГ, СГ движутся на грузовом челноке «Спектр» в сторону планеты Галерон для установления личных контактов с местным сопротивлением. Объект ДГ действует по заранее установленному им плану».
Шифрованное сообщение. Рогон Дабронд – Агенту «Скрытому»
«Продолжайте вести наблюдение. Докладывайте о перемещении и намерениях объекта ДГ. Объект ЯП пока представляет опосредованный интерес».
2486 год. Планета Галерон.
«Спектр» опустился на Галерон перед самым закатом.
Ян Погорельский отметил небывалую пустынность здешних мест. Если Тац и была схожей с Землей по количеству жизни, то по одному взгляду на пустынную местность Галерона, он мог предполагать, что здесь её совсем не было. Сойдя с трапа, он даже не знал, куда ему идти. На Тац это было понятно: паспортный контроль для землян и медицинский для остальных азурцев. Если бы к кораблю не двигался тягач, для буксировки того в ангар, и не водитель в кабине – причём Ян отметил особенность: отсутствие автоматической техники в порту – он бы решил, что на планете все только что умерли.
Дышать здесь было даже тяжелее, чем на Земле, воздух был сух и пах отвратно. Лёгкий ветер то и дело вздымал пыль, а небо давило свинцовым куполом тяжёлых облаков. Лишь там, где садилось местное светило, Ян смог различить их рельеф, увидеть краешек неба.
Ян бросил взгляд на Сюзанну. Здесь, в закатной серости неизвестной для него планеты, она казалась ему ещё прекраснее, чем на Земле, когда он впервые начал относиться к ней как-то иначе… Иначе, чем к коллеге, иначе чем к боевому товарищу… Тогда он почувствовал участие в её словах – участие, которого, пожалуй, ему недоставало всю жизнь. Она казалась ему ещё красивее, чем на Тац, в машине Вуревича. Но он не мог сказать самому себе точно, что… Нет, он не будет произносить это слова даже мысленно. Оно слишком громко, чтоб бросаться им почём зря. А возможно, в нём говорила ответственность, которую он не мог нести, работая в сопротивлении. Может быть, в нём говорил прошлый опыт. А может быть – и всё вместе.
– Куда теперь? – спросил Ян подошедшего Вуревича.
– На трамвай… – сухо бросил тот и пошёл вперёд.
Ян удивился, услышав слово «трамвай». Всю жизнь в черте города он ездил на монорельсовом поезде, или как он просто его называл, «монорельс». Но это был действительно трамвай, настоящий, двухрельсовый, трёхвагонный трамвай, грохочущий стальными колесами на стыках. Станция была совсем недалеко от порта, и она выглядела так же уныло и безжизненно, как и всё остальное – металлический каркас рядом с трамвайными путями, от которого ветер наполовину оторвал все железные листы. Станция находилась на пустыре, и пустырь, поросший травой в человеческий рост, продолжался столько, на сколько глаз мог охватить местность, вплоть до горизонта – создавалось впечатление, будто космопорт был единственным строением на планете. Художник-футурист нашёл бы себе здесь идеальную местность для пейзажа: рельсы и космический порт посреди голой планеты.
Ян отметил, что трамвай тоже управляется не автоматикой, а человеком. За пультом трамвая сидел молодой мужчина в чёрном свитере из синтетической ткани, что поблёскивала под светом неоновой лампы, и узор ткани отблескивал муаром, от чего болели глаза.
Вагон не отличался эстетичностью. Похоже, что конструкторы серьёзно сэкономили на дизайне и просто вставили движитель и электрический привод в коробку из металла, предварительно прорезав в ней окна. Земляне вошли внутрь, и трамвай двинулся сквозь пустынную даль в сторону еле видневшегося на горизонте посёлка.
У них было достаточно времени, чтоб разглядеть красоты местной природы, если их конечно можно было назвать красотами. Почва здесь была кроваво-медного оттенка, не было деревьев, лишь на небольших возвышениях, высотой не более пяти сантиметров, росли невысокие узкие кусты, отдалённо напоминавшие тую, но цветом близкие не к зелёному, а к болотно-жёлтому. Каждый кустарник отстоял от другого на расстоянии около пятидесяти метров. Сквозь окна доносился зычный вой какого-то местного животного, а над трамваем пронеслась огромная, не меньше, чем сам вагон, тень – представитель местной воздушной фауны пролетел над путями.