Так и сделали.

2463 год. Двадцать три земных года до восстания Лиловых. Где-то в космосе

Боевая рубка крейсера «Заря» была забита до отказа хотя на боевом совещании присутствовало всего девятнадцать человек – военные экономили место так же, как и везде, это было всегда, это было традицией. Вдоль всего периметра – небольшая консоль, на ней клавиатуры, на стенах и рядом с клавиатурами – отдельные кнопки, переключатели, индикаторы. Над консолью – черные квадраты экранов. Чуть выше, ближе к потолку – такие квадраты экранов, только уже наклонённые к рабочим местам операторов. Только операторов сейчас не было – пока идёт совещание им пришлось ждать. По центру комнаты располагался стол, а из-за нехватки места развернуть стул можно было только в какую-то одну сторону.

В центре, из отверстия в полимерном столе, голографический проектор транслировал сектор космоса, в котором прогнозировались боевые столкновения. Красным цветом светились точки в разных местах проецируемой трёхмерной картинки – вражеские планетарные системы.

Возглавлял совещание адмирал Макма́унтен – крепкий, высокий и мускулистый, чернокожий мужчина

– До истечения срока ультиматума осталось пять часов. Земля условия не принимает. Наша «бэ-гэ-ка»[1] выходит к системе через три часа. Столкновения возможны уже в этот момент. Командирам боевых постов обеспечить полную готовность к сражению. «Гонец», «Доблесть», «Честолюбец» – закроете верхнюю полусферу при построении в боевой порядок. «Добряк», «Вольный», «Горец» – нижняя полусфера. Центр сферы – «Заря», «Даль», «Дорожный воин». Вопросы есть?

Макма́унтен расставил корабли по классической схеме при вооружённом столкновении. По периметру – корабли с наибольшим вооружением и меньшим численным составом – в данной группе насчитывалось для данных целей шесть крейсеров, в центре – два истребителеносца, и один крейсер со штабом группы. Трудно сказать, насколько грамотной была такая схема – пока все её преимущества рассматривались только теоретически, ведь Земля ещё не вела межпланетных войн. В сущности, существующая расстановка уже повторяла боевую – оставалось лишь войти в нуль-пространство в таком же построении. Но в обязанность адмирала входило озвучивать построение каждый раз перед оглашением боевой задачи.

Макмаунтен продолжил:

– Наша задача: обеспечить безопасность орбиты Фильо-де-Деус[2] для размещения транспортов на стартовых позициях входа в нуль-пространство. В случае столкновения сразу после выхода из «нуля» необходимо продержаться три часа до подхода кораблей тридцать шестой и тридцать седьмой группы. Вопросы?

Никто не задавал вопросов. Очевидно – принудительного разоружения Земля не потерпит. Поэтому сражений было не избежать. Война настигала землян опять и была неизбежной.

– Ну, а если вопросов нет, то я могу совещание считать оконченным. Всем на посты.

Адмирал вытер со лба крупные капли пота, смахнул их толстыми, как сардельки, пальцами. Он не стал произносить бравурных речей. Сам он больше склонялся к мирному разоружению и вступлению в Азу́р. Но приказ – есть приказ. И совершенно не важно, что думаешь ты, если у тебя есть долг перед Родиной, перед планетой.

В Совете Азура – высшем органе власти мощнейшего межпланетного объединения, общим голосованием было решено принять Землю в Азур при условии перехода к такой же форме правления как в Азуре и полном уничтожении оружия. Однако Земное правительство отказалось – и в ультимативной форме землянам было предложено сдать оружие. Сама формулировка «принять» звучала так, будто сами земляне желали этого – хотя переговоры начались уже после вынесения Советом этого решения. Земное правительство расценило переговоры как предложение сдаться и попытку невоеного захвата.

Никто не мог предположить, что вполне мирный Азур выставит боевой флот. Его боевая техника оказалась на порядок мощнее земной, и это грозило землянам поражением. Макмаунтен вёл свою БГК на смерть и понимал это.

Но более удивительным оказалось, что всё население, на сто процентов, составляли особи, похожие на землян. Они могли быть «обычными» – как земляне, или серокожие с серебряным блеском, сиреневые, отдающие рыжиной в лучах солнца, высокие, низкие, но в сущности – с обычным человеческим обликом: две руки с ладонями, две ноги со ступнями, голова со ртом и глазами. Были так же и те, кто не отличался вовсе. Средний рост их колебался в пределах среднего роста Землян. Хотя азурцы и не являлись людьми в полном биологическим понимании, земляне называли их так же, как и себя: людьми. Поистине, Азур смог осуществить невыполнимую задачу, некогда поставленную футуристами: общество дружбы народов, без единого признака ксенофобии.

И всё было разрушено в какой-то миг.

2463 год. Двадцать три земных года до восстания Лиловых. Крейсер Гонец

Максим Погорельский, командир-наводчик второй орудийной башни, как и Макмаунтен, принадлежал к тем людям, что считал войну гибельной – не в её метафорическом значении, не в локальном масштабе, для какой-то части суши, а настолько, что угроза жизни, угроза самого существования стояла перед всей планетой Земля. Это следовало непосредственно из ультиматума, выставленного Азуром:

«При продолжительном сопротивлении мы берём на себя право уничтожить планету как рассадник неизлечимой агрессии – угрозы выживаемости всех разумных рас».

Конечно, войны не хотелось – кто же её хочет! – но раз долг зовёт, и зовёт неистово, то сражаться придётся. После получения инструкции от командира крейсера, он вернулся на свой боевой пост и дал короткое указание:

– Всем спать два часа. Через два с половиной часа выходим на боевой рейд, поэтому пока приказываю отдохнуть.

Погорельский откинул спинку боевого кресла и закрыл глаза. В голове всплыли сцены из мирной земной жизни. На Земле, в северном полушарии, где он жил до войны, сейчас была осень – перед глазами встали картины осеннего парка, он вспомнил запах преющих листьев.

– Мы будем драться, командир? – обратился к нему стрелок второго башенного орудия.

Голос рядового выдернул Погорельского из сладостных воспоминаний о былой жизни. Он уже почти засыпал, а неугомонный голос солдата продолжал выдергивать его из грёз:

– Неужели всё так серьёзно? Я думал, в Азуре не решат с нами воевать.

«В Азуре…», «не решат…» – Погорельский подумал, что рядовой, наверное, оговорился. Но нет, у солдата он уловил выражение лица, говорившее о прочной вере в земное оружие.

В голосе бойца прослеживалась какая-то напускная смелость, дескать «Пусть только попробуют тронуть нас – мы им покажем!» Однако на самом деле всё было гораздо серьёзнее, чем локальное выяснение отношений. Офицерам, в том числе и Погорельскому, показывали фильмы, присланные Азуром вместе с ультиматумом. Казалось, что противнику хватит всего нескольких десятков кораблей, чтобы победить весь земной флот. Но пропаганда делала своё дело – и вот уже стрелок, являвшийся лишь кусочком шашлыка на мангале смертной войны, свято верил в то, что сможет повернуть шампур против шашлычника.

А может, фразой «не решат» он лишь ссылался на безмерный гуманизм Азура?

– Спи, Джо́нах, или подремли хотя бы чуток. Я не знаю, будет дело, или нет, но два часа на сон у нас точно есть. Вон – бери пример с Жана, он уже спит.

Первый стрелок, откинув спинку кресла, закрыл глаза и, не обращая внимания ни на командира, ни на второго стрелка, сладко дремал – добросовестно выполнял приказ.

– И мне не мешай, пожалуйста. Знаешь такую поговорку: солдат спит, служба идёт, – сказав это, он бухнулся в кресло и погрузился в мир иллюзий.

Ему снился сон, который он видел каждую ночь, и видел наяву, когда оставался один. Он сидел с женой на скамейке в осеннем парке, а деревья, тихо обнажаясь, бросали листву на землю. Закатное солнце, уже скрылось за домами, но продолжало высвечивать лёгкий и розоватый осенний муар быстронаступающего вечера. А завтра, с утра начиналась его очередная командировка. Он отчетливо помнил рыжину её волос, её лицо, её фигуру, но из фраз, сказанных в тот день, он помнил лишь две: