— Не сейчас, — со вздохом шепчет она. — Вы знаете, что картина продана? Интересно, кто захотел обладать этим… смотреть на эту вещь. Видеть эту постоянную боль.

На мгновение я задумываюсь над ответом.

— Тот, чьи крылья никогда не отрывали, и кто не знает, каково это на самом деле. Или тот, кто знает, что это такое, и находит эту постоянную боль по-своему очищающей. Вот что делает искусство, Джейн. Оно помогает исцелиться или почувствовать себя менее одиноким. Или это может быть кто-то, у кого есть мотив, о котором мы не знаем.

— Надеюсь, это будет второй тип покупателя. Тот, кто сможет понять, что он не одинок, нас много таких с обрубками вместо крыльев. Вы предпочитаете абстрактное искусство, верно? У вас дома я видела странные и прекрасные работы, на первый взгляд не поддающиеся расшифровке.

Я наблюдаю за Джейн; она постоянно отводит взгляд на воду, кажется, что девушка делает всё возможное, чтобы не смотреть на меня. Понимаю, она делает это для того, чтобы я не смотрел на неё. Старается скрыть свою раненую половину в укрытии, созданном гримом и тенью. Мне хочется подойти ближе и развернуть её лицо к себе, потянув пальцами за подбородок.

Но я этого не делаю. Уже слишком, что я стою здесь, и мне наплевать на её шрамы, видимые или скрытые, и говорю с ней о том, о чём не говорю ни с кем.

— Абстрактное искусство принадлежит только мне. В нём есть красота, которую не все понимают, а те, кто понимает, делает это по-своему. Мне нравится ценить то, что для кого-то является чистым безумием. Это помогает мне чувствовать себя менее банальным.

— Поэтому вы помогаете мне? Потому что я нестандартна? Ведь я тоже как абстрактная скульптура. У меня непостижимая красота! — Она горько смеётся, словно шуткой ранила больше себя. — В любом случае вы не были бы банальны, даже если бы любили натюрморты с вазами, полными цветов и фруктов.

Когда я уже собираюсь сделать очередное замечание, звонит мобильный телефон. Я достаю его из кармана и смотрю на дисплей. Лилиан. Я подавляю ругательство, но лицо всё равно выдаёт меня в мимолётной эмоции. Я отклоняю вызов, и через мгновение получаю сообщение.

Пожалуйста, позвони мне. Мне нужно тебя увидеть. Я под твоим домом.

— Бл*дь, — бормочу я.

Джейн ни о чём меня не спрашивает, она продолжает пить молочный коктейль из трубочки, созерцая реку.

Я пишу сообщение Лилиан.

Ты можешь уйти, меня нет дома, и я не знаю, когда вернусь.

Она отвечает сразу.

Я буду ждать тебя.

Сердито бросаю ей вызов.

Тогда ты будешь ждать до рассвета.

Ответ огорчает меня и злит одновременно.

Ты ждал меня четырнадцать лет. Я могу подарить тебе восход солнца.

Мне хочется выбросить мобильный телефон в реку. Я снова блокирую её номер. Затем убираю телефон обратно в карман.

Только теперь Джейн спрашивает меня:

— Всё в порядке?

— Нет, — молниеносно и искренне отвечаю я.

Она встаёт со скамейки и бросает стакан с молочным коктейлем в урну.

— Я вызову такси, адвокат, — говорит она. — Идите решать свою проблему.

— Мне не хочется её решать. Не сейчас. Мне просто хочется повеселиться и не думать.

— Мне… мне очень жаль. Что вы расстроены, я имею в виду. Уверена, если вернётесь в галерею, то найдёте много способов развлечься и не думать.

Она не ошибается. Чуть больше двух миль отделяют меня от уверенности в том, что смогу выбрать себе развлечение на ночь из множества молодых женщин в галерее, которые даже не делали вид, что не замечают меня. Могу поймать такси для Джейн, попрощаться и отправиться обратно. Я могу снять любую цыпочку и поехать с ней домой. Могу сделать так, чтобы Лилиан меня заметила. Могу много чего сделать, и всё это если не улучшит, то, по крайней мере, не ухудшит моё самочувствие.

Но я ничего не делаю. Ничего характерного для меня. Ничего, что сделал бы другой Арон. Не будет киски, что подцепил взглядом и трахнул не глядя.

Я выхожу на улицу и действительно останавливаю такси. Открываю дверь, позволяю Джейн сесть.

Потом сажусь и я.

— Полагаю, сегодня тебе снова придётся меня терпеть, — говорю ей и называю таксисту её адрес.

Она не ругает меня за то, что снова обратился на «ты». Я сделал это без объяснений и разрешения, будто что-то вдруг свело нас вместе.

Джейн молчит, возможно, не дышит. Она передвигается к окну, застыв, как маленькая статуя. И судорожно сжимает юбку, как в первую нашу встречу, когда рассказывала мне о нападении Джеймса.

Мы молчим всю поездку — четверть часа, которые кажутся веком. Я расплачиваюсь с таксистом, мы выходим, я легонько сжимаю ей локоть в нескольких шагах от лестницы, ведущей в подвал.

— Мне кажется, ты неправильно поняла мои слова, — говорю я успокаивающим тоном.

— Нет, — возражает она. — Я всё поняла.

— И что же ты поняла? — спрашиваю с сомнением.

— Что сегодня ты грустный, — продолжает она, тоже обращаясь на «ты». — Этот телефонный звонок причинил тебе боль, возможно, открыл старые раны, может, заставил задуматься о решениях, которые необходимо принять. Ты не хочешь идти домой, не хочешь возвращаться в галерею. В конце концов, сегодня вечером ты не хочешь быть самим собой. Я так далека от твоей жизни, от всего, что напоминает тебе о ней, что идеально подхожу для того, чтобы не думать или, если уж на то пошло, меньше думать. Так что, если хочешь, можешь остаться ещё немного. Я, мой маленький дом и моё ничтожное ничто готовы подарить тебе ещё немного забвения.

— Ты меня пугаешь, Джейн.

— О нет, не сегодня. Платье милое, и у меня странный блестящий лак в волосах. Сегодня я не такая уж и страшная.

— Я говорю не о твоей внешности, чёрт возьми. Но тот факт, что… ты мыслишь как ведьма. Ты влезаешь в мою голову, как будто… как будто всё знаешь.

— Полагаю, для тебя это комплимент.

— Для меня, так и есть.

— Тогда и забвение, которое тебе предложу, будет в моём стиле. Не думаю, что я подходящий объект для твоих обычных развлечений.

— Я бы никогда не предложил тебе ничего подобного! — восклицаю я ложь с бесстыдством опытного негодяя. — Ничего, если я буду обращаться на «ты»? Ты пока не подражаешь моей прошлой нотации.

— Было бы смешно обращаться на «вы», пока смотрим фильм по телевизору и поедаем карамельный попкорн.

— Это и есть то забвение, которое ты мне предлагаешь?

— Да. Ничего больше. Бери или уходи.

Я смотрю на неё. Размышляю об альтернативах. Лилиан или другая цыпочка с кричащей красотой. Дикий секс. Обычный Арон, который получает всё, что хочет, а потом избавляется от этого.

Я, наверное, сошёл с ума. Возможно, эта девчонка, и правда, ведьма? Другого объяснения нет. Потому что единственное слово, которое говорю:

— Беру.

***

Будь она моей женщиной, чёрт возьми, я бы вытащил её из этой дыры. Если бы она была моей женщиной, я бы купил ей нормальный дом, и мебель, и одежду, и драгоценности, и…

Но она не моя женщина. Этого никогда не случится. Я не хочу, чтобы она ею стала. Я просто хочу переспать с ней. Но если сделаю это, то причиню Джейн боль во всех смыслах. Так что хватит больных фантазий.

Дом хоть и небольшой, но чистый и уютный. Диван удобный. Телевизор работает. Отсутствие мебели скорее плюс, так как пространство не уменьшается. Звук хлопающей кукурузы на сковороде действует гипнотически.

Джейн уходит на кухню, а затем возвращается с пластиковой миской, полной попкорна в карамели, бумажными салфетками и двумя бутылками кока-колы.

— Прости, у меня нет ни пива, ни алкоголя, — извиняется она. — Ты всегда можешь уйти, — она протягивает мне бутылку и салфетку. — Ты привык к другой роскоши, — продолжает она, но не выглядит опечаленной этой уверенностью.

Я смотрю, как она устраивается на этом же диване. Не могу отделаться от мысли, что эта девушка — загадка. Мать с детства угнетала и избивала её. Правосудие предало. Джеймс Андерсон чуть не изнасиловал. И она доверяет мне.