Тянет свернуться калачиком под одеялом и гордо глотать слезы, одновременно хочется позвонить Гере и все объяснить, ну и вишенкой на торте желание просто наорать на Бергамана и обвинить во всем его, припомнив ему всех его баб и телефонные номерки в вазочке.

Прошлаговавшись в тоске по квартире с час, я не выдерживаю и выбираю четвертый вариант.

Все. Выпускайте кракена.

Звоню Медведевой. Мне нужно крепкое женское плечо и пара бутылок белого сухого.

Алка отвечает сразу, будто ждала звонка.

– А я как раз тебе собиралась набрать, – и голос у нее странный.

На заднем фоне играет музыка, звенят ложки, слышится смех.

– Очень вовремя, ты свободна? – вздыхаю я.

– Мы с Анькой кофе встретились попить… – мнется подруга.

– А я хотела тебя к себе зазвать, на что-то покрепче, – мне снова становится рыдательно. Никому я не нужна…

– Мы сейчас приедем. Обе. Тут такое дело…

– Что? – напрягаюсь я.

– Не люблю быть гонцом, приносящим дурные вести, но я считаю, ты должна знать.

– Слушай, не тяни кота за подробности, – начинаю я злиться в предчувствии какой-то жопы. – Я и так не в адеквате.

– Тут в конце зала Бергман. И он не один, а с бабой.

С ба-а-бой?

Я даже икаю от неожиданности.

Ну неожиданность, конечно, так себе, если речь идет о Бергмане, но… Каков козел!

– Умоляю, скажи, что она страшила или старая, – мрачно прошу я. – А еще лучше старая толстая лысая карга.

– Мне отсюда плохо видно, но непохоже, – не щадит меня Медведева. – Сейчас Анька типа в туалет пошла, посмотрит.

– Он ее спалит.

– Пусть палит, мы раньше пришли. Что ж теперь, до дома терпеть? – фыркает Алка. – Ты чего притихла? Замышляешь?

– Замышляю, – подтверждаю я.

– А теперь слушай сюда. Если ты собираешься ворваться, как богиня праведного возмездия, убедись, что ты выглядишь на сто пятьдесят из ста. Это первое.

Я бросаю на себя взгляд в зеркало, и оттуда на меня смотрит чудовище в распухшим красным носом и размазанной тушью, скатавшей в складки века.

Унылое зрелище.

– А второе? – кисло спрашиваю, хотя мне и первого за глаза хватает.

– А второе, им принесли счет, ты не успеешь.

– Где Анька? Сколько можно типа в туалет ходить? Никогда не думала, что она такая зассыха… – ругаюсь я, потому что близка к позорной истерике.

– Полегче, мать, – тормозит меня подруга. – Понимаю, что ты на нервах, но возьми себя в руки. Я сейчас закажу пузырь, мы расплатимся и приедем.

– Два бери. Нет, три…

– Два, – обрывает мои запросы Медведева. – Завтра на работу.

– Стерва бездушная.

– Точно. Короче, мы сейчас будем, а ты пока… не знаю, что тебе делать пока. Повой с балкона, но тихо. На метлу не садись. Видала, у нас по городу катаются тачки с эмблемой охотников за ведьмами? Это по твою душу, так что не отсвечивай.

И отключается.

Как есть стервь.

Чтобы хоть как-то отвлечься и не наяривать девкам каждые пять минут, я, переодевшись в уютные вытянутые треники и сварганив на голове дулю, начинаю приготовления к девичнику. Намораживаю лед. Сто пудов привезут теплое вино или шампанское. Ненавижу теплый алкоголь, как раз с последней свадьбы у черта на рогах.

Кромсаю сыр, вскрываю банку с оливками и, плюнув на все, пью рассол прямо из банки. Есть у меня такое извращение, но обычно я себя сдерживаю, потому что опухну ж к черту и утром буду, как китаец. Сейчас самое время махнуть на такие мелочи рукой.

Девки добираются до меня неожиданно быстро, несмотря на час пик.

И бесят меня тем, что выглядят, как люди, а не как брошенки.

Или я даже не брошенка? Пока еще только поматрошенка?

Принеся в квартиру холодный уличный дух, девчонки шумно раздеваются на пороге под моим полумертвым взглядом, наигранно весело поглядывая на меня.

– На-ка, – протягивает мне бутылки Медведева. – Лед есть?

– Ессно, – киваю я.

– Тогда ты молодец и заслужила бонус, – хмыкает Анька, доставая из сумки… запрещенное в нашем девичьем обществе уже лет пять.

Чипсы.

– Ведьма! – ругаюсь я, впиваясь взором в глянцевый шуршащий пакет. – Вот кого сжечь надо!

Но Анька, как работник налоговой инспекции со стажем, бесстрашна и, походу, бессмертна. Она уверенно несет пакет на кухню, и я иду за ней как привязанная.

– Не нуди, – отмахивается диверсантка от моих прожигающих взглядов. – Не страшнее вашего сала.

– Сало хотя бы не жареное… – сглатываю я слюну, когда Анька, перетряхнув упаковку, вскрывает ее с характерным звуком, возвещающим о грядущем потолстении жопы.

– Ян, я видела, как ты в прошлом месяце жрала яичницу на шкварках, – колет мне глаз она в ответ.

– Там соль, канцерогены, усилители вкуса, всякие вредные «е»… – пытаюсь я надавить на совесть госслужащей.

Анька демонстративно запускает руку в пакет и на глазах у потрясенной таким коварством меня достает оттуда чипсину. Повертев ее перед моим носом, она смачно ею хрустит и облизывает пальцы.

– Отрава, – с наслаждение тянет Анька. – Хочешь?

Отбираю пакет и набиваю полный рот.

Будь я проклята за это…

– Че так мало взяла? – ворчу я.

– У меня еще две упаковки, не ссы. Что я, первый раз замужем, что ли? Вы всегда у меня их съедаете. Ноете и жрете.

– Из-за тебя я отеку… – сваливаю я все на Аньку, которая судя по всему не испытывает ни капли вины.

– Не, – отзывается втекшая на кухню Медведева. – Из-за меня.

Она, как маг, достает из сумки сыр-косичку.

Как в студенчестве. Мы пили какую-то сладкую бурду, гордо называемую шампанским и закусывали именно косичкой. Так что, да, извращаюсь я давно. Знаюю в том толк. Например, могу нажраться неспелого ананаса и зажевать ананасовой жвачкой, чтоб язык вообще превратился в тряпку.

Как пить дать завтра буду опухшая. Хер с ним, все равно некому теперь мою красоту ценить.

– Ну? – тороплю я. – Рассказывайте, звезды советской разведки.

– Она блондинка, – начинает Медведева, разливая по фужерам шампанское, и лед на дне хрусталя начинает потрескивать. В нашем ордене тридцатилеток она сестра-разливающая. Дочь профессора и кандидат наук, она умеет на глаз разлить поровну любую жидкость.

– Лет двадцать пять, красивая, стройная. Блондинка она натуральная… – сыплет соль на мои раны Анька.

– Наверно, это та самая Марго, – куксюсь я. – Раз она такая вся шикарная, какого хрена он меня совращал? За каким лешим он притащился сегодня с букетиком?

Я мотаю головой в сторону вазы.

Девки тут же пошли искать изъяны в букете, но не нашли.

– А ты чего меня вызывала? – спрашивает Медведева, которая всегда все помнит.

Я вкратце пересказываю сегодняшний эпический конец рабочего дня.

Подруги соглашаются, что со стороны Геры такое поведение – абсолютное скотство. Он обязан ревновать и страдать, может даже напиваться в каком-нибудь барушнике, но исключительно в одиночестве, отгоняя от себя баб, потому что они все неверные и не я. А не вот это вот все.

Приговорив первую бутылку, мы начинаем кипеть гневом.

К концу второй меня озаряет.

– Он ее повез к себе. На хатку бобра с траходромом и ковриком для коленок, – чуть заплетающимся языком выдаю я. Видать, сыр – не очень надежная закуска.

– Ну не… – успокаивает меня Анька.

– А зачем по-твоему он ее в ресторан водил?

– Э… – скрипит она, не зная, какой аргумент подобрать.

– Именно!

– А вдруг нет? – морщится Медведева. – Вдруг это была деловая встреча?

– Если он там, то точно ее трахает. И тогда я не знаю, что с ним сделаю…

– Ты не можешь с ним ничего сделать, – кряхтит Алка. – Вы официально не пара.

– Как раз наоборот, – возражаю я. – Именно официально мы пара. И я должна знать, какой он мудак!

– И что ты предлагаешь? – спрашивает Анька, которая за любой кипиш, кроме сверхурочных.

– На дело пойдем.

– Ну ты и копуша, – шпыняет меня Медведева, вызывая у меня праведное возмущение. Кто бы говорил вообще!