Я кошусь на экран мобильника в замерзшей руке. Вот Бергмана нет, и я опять куда-то дела перчатки. А таксёр совсем рядом по карте, но не двигается с места.
– Такси не проедет сюда, там раскопали заезд, – радует меня Лосев.
Открываю чат с таксистом, и точно. Он ждет меня там, где удалось припарковаться. Матернувшись, я пытаюсь отодвинуть Димку, чтобы спуститься с лестницы, но он перехватывает меня:
– Я помогу.
– Дим, отстань, а… И без тебя тошно, – спускаю я на него собак, но Лосев терпеливо все сносит.
– Ян, не дури. Я провожу тебя до такси. Скользко, а ты на каблуках. Не устраивай сцен.
Естественно, я злюсь еще больше. Можно подумать, это я истеричка, а не Лосев не понимает простого русского языка. Что непонятного в том, что я не хочу его видеть и с ним разговаривать?
Я молчу только потому, что понимаю, любые слова сейчас бесполезны. Хотя видит бог, я уже на грани того, чтобы написать Наташке, чтобы она взяла на поводок своего будущего мужа.
Он ведет меня по обледенелому тротуару, с которого добросовестно счистили весь снег, оставив на месте полированный каток, даже ничем не присыпанный. Я наконец вижу мигающее аварийкой такси и вырываю свою руку из хватки Лосева.
– Все, Дим. Спасибо, прощай и больше не показывайся мне на глаза, – резко бросаю я.
– Постой, – он разворачивает меня к себе, обнимая за плечи. – Я знаю, что виноват…
У меня все взрывается внутри. Не от боли, нет. Я уже свое отпереживала.
– И что? Извиниться хочешь? А что это исправит? Кому должно стать легче? Тебе? Почему я должна тебя слушать, чтобы тебе стало проще жить? Слушай, Лосев, ты окончательно все похерил. Я поеду на твою свадьбу и буду наслаждаться тем, как в ЗАГСе ты окончательно поймешь, что назад никакого пути нет. И ты все это сделал своими руками. И членом. И чем там еще, но явно не мозгами. И больше не смей мне писать, звонить, приезжать. Иначе, я клянусь я позвоню твоей беременной невесте и попрошу ее принять меры. Ты меня понял?
Лосев слушает меня с каменным лицом, только руки крепче сжимаются на моих плечах.
– Понял, – скрипит зубами Димка.
С минуту мы молча сверлим друг друга взглядами. У меня, наверное, уже пошло платное ожидание такси. Я бросаю взгляд на машину и вижу, как она отъезжает, не дождавшись меня.
Ну пиздец.
То, что это не сам каюк, а только подготовительный этап, становится понятно, когда за отъехавшим такси обнаруживается шикарная тачка Бергмана, у капота которой стоит хозяин с букетом в опущенной руке.
Глава 46. Без вины виноватая
Бергман сверлит меня взглядом. По каменному выражению лица не понять ничего.
От дурного предчувствия в груди расползается холод.
Я вижу, как Герман кладет букет на капот машины и, подняв воротник пальто, направляется к нам широкими шагами. И облегчение от того, что он не сел в тачку и не уехал, смешивается с пониманием, что все равно все плохо.
Лосев, проследив за моим взглядом, наконец убирает от меня руки, но уходить не торопится. А мне хочется, чтобы он повернулся ко мне спиной, и я смогла отвесить ему душевный пинок.
– Я тебя ненавижу, – цежу я Димке сквозь зубы. – Ты портишь мне жизнь, видеть тебя не могу.
Бергман подходит к нашему печальному дуэту, обдавая меня ароматом знакомого парфюма. Смотрит на нас, руку Лосеву не подает.
– Гер… – не выдерживаю я давящего молчания.
– А где счастливая невеста? – игнорируя меня, Бергман задает вопрос Димке. Приветствия, видимо, тоже неуместны.
– Готовится к свадьбе, – неожиданно огрызается Лосев. – Мы не сиамские близнецы.
Он тоже смотрит на Германа набычившись.
– Да я уж вижу, с кем невозможно расстаться, – в голосе Бергмана отчетливо слышна угроза.
– Гер… – снова я делаю попытку вклиниться в битву самцовых взглядов. Вовсе не потому, что я переживаю за Лосева, меня откровенно напрягает, что Гера на меня не смотрит.
Но и попытка номер два тоже проваливается. На меня по-прежнему не обращают внимания.
– В чем проблема? – резко спрашивает Дима.
– Пока проблем нет, но вполне могут быть. Очень советую присоединиться к будущей жене в важных хлопотах. Я так думаю, что жених накануне свадьбы из ювелирного прямиком к невесте едет? И это всего лишь небольшой крюк, правильно понимаю?
Я, прислушивающаяся больше к интонациям Геры, чем к его словам, не сразу вкуриваю, о чем речь. А потом до меня доходит. Круглыми от охренения глазами я смотрю на Лосева, который при словах Бергмана автоматически прикасается к карману своего пальто.
Он идиот?
На что он рассчитывал?
Подмазаться кольцом или…
Ловлю себя на том, что стою с открытым ртом.
– Правильно, – выдавливает Димка, хотя я вижу, как его раздирает желание сказать что-то другое.
– Тогда всего доброго. До встречи на свадьбе, – Гера кладет руку мне на плечо и разворачивает в сторону его машины.
Подпихнув вперед, он уводит меня, все еще немного шокированную.
– А откуда ты знаешь, про ювелирный? – вырывается у меня, когда Бергман открывает передо мной дверцу.
– Это сейчас все, что тебя волнует? – грозно спрашивает Гера и кладет севшей мне на колени букет.
Дверь захлопывается с таким звуком, что я вздрагиваю.
Нет, блин! А меня, по его мнению, это волновать не должно?
То есть у меня даже интереса не может возникнуть?
Но мы же царь! А я в опале!
Сам приехал, сам увидел, сам придумал и сам обиделся!
Еще бы знать, что он там себе вообразил!
Жертва нашлась! И это, блин, почему-то не я!
Бергман садится за руль и, молча, выезжает на шоссе.
– И куда мы едем? – с вызовом спрашиваю я.
– Домой ты едешь, – рявкает Гера. – Ты же хотела отлежаться.
И звучит его ответ так, будто я из могилы собралась сбежать, но уж он-то не допустит, уже и кол осиновый приготовил.
Можно подумать, я хоть в чем-то перед ним виновата!
Да даже если бы я собралась встретиться с Лосевым! Какое дело Бергману?
На секунду представляю, что увидела его с синей девой, и меня перекашивает.
Но это другое!
Оба кипя и скрипя зубами, мы в полнейшей тишине доезжаем до моего дома.
И не подумаю ничего объяснять и ни в чем оправдываться! Нашел козу отпущения! Бергман же явно давит мне на психику своим недовольством.
Припарковавшись, напротив моего подъезда Гера сурово смотрит в лобовое стекло, давая мне понять, что я вся виноватая непонятно в чем.
– Ты зачем приезжал? – спрашиваю я, наконец, сообразив, что Бергман приехал ко мне на работу на два часа раньше, чем я должна была закончить. И тут же спохватываюсь, что вопрос звучит грубым наездом, но исправлять что-либо уже поздно.
Отмерев, Гера открывает бардачок и достает оттуда мои перчатки, которые я – растеряша – похоже, забыла у него в доме.
И мне становится так обидно.
Вот ведь, хотел обо мне позаботиться, а сраный Лосев все испортил. О том, что Бергман меня просто мог не застать, я сейчас не думаю. Хочется что-то сказать, как-то сгладить, убедиться, что ничего непоправимого не произошло, но слова не идут.
– Спасибо, – мямлю я и, не дождавшись ответа, выхожу из машины.
Я жду хоть чего-то, что Гера окликнет, наорет, наязвит, но жестоко обламываюсь.
К себе я поднимаюсь, уже шмыгая носом.
А зайдя в квартиру, начинаю реветь. Ругаю себя и реву.
Букет в вазу ставлю, а слезы текут.
Пялюсь в окно, вдруг Бергман там еще. Я бы хотела, чтобы он в растрепанных чувствах, там тоже переживал, но машины нет.
Из-за ничего, невразумительного пустяка все пошло псу под хвост.
Что все, непонятно, но точно оказалось в заднице.
Телефон пиликает из кармана пальто, и я бросаюсь к нему в надежде, что это Гера, но это Лосев! Чтоб ему пусто было! Удаляю, даже не читая. Заношу в черный список. Подумав, и тот второй номер, с которого он написывает мне ночами, тоже.
Блондаю по квартире, раздираемая противоречивыми желаниями.