И вот, когда я почти на грани, когда я задыхаюсь под напряженным тяжелым взглядом Германа, подлец замирает, оставив во мне только головку. Бергман любуется делом «рук» своих, а я бессильно царапаю покрывало, пытаясь подать бедра вверх, чтобы он снова заполнил меня. В паху все пылает. Завтра мне будет несладко в этом местечке, но остановиться сейчас? Я этого Гере никогда не прощу!

Мне достается утешающий поцелуй.

Страстный, глубокий. Я отвечаю, вкладывая весь жар, всю потребность, но…

Продолжая дразнить подрагивающей головкой, Бергман пальцами давит между складочек. Клитор, атакуемый безжалостной рукой, вот-вот взорвется.

Я почти плачу, а Герман переключается на соски, лаская их кончиком языка.

– П-пожалуйста, Гера… – сдаюсь я, потому что готова сгореть.

И в ответ на мою мольбу, Бергман одним толчком входит в меня.

И еще, и еще, запуская веерный взрыв.

Это несравнимо ни с чем.

Как освобождение.

Потрясающее ощущение… Пока я перевожу дух и пытаюсь прийти в себя. Бергман отстегивает меня, легко переворачивает на живот и, погладив татушку, снова погружается во влажную пульсирующую мякоть.

Это песец.

Он еще не кончил.

И продолжает буравить мою сжавшуюся киску, пропускающую мощный поршень только благодаря обильным сокам.

Мягким воском я растекаюсь по постели, никак не препятствуя продолжающемуся разврату. Более того, благодарная за оргазм, именно сейчас я сама покорность и смирение.

Гера поглаживает спину, давит на поясницу, и спустя минут пять, я понимаю, что захожу на второй круг.

Но Бергман отвешивает мне звонкий шлепок.

– Ну нет, Левина. Так быстро ты не отделаешься.

Покинув ноющую дырочку, Гера снимает презик и, подтянув меня за руку, усаживает. Багровая головка упирается мне в губы.

– Обещаю быстро не вынимать, сплевывать тоже не дам, – припоминает он мне первое посещение на рабочем месте.

Облизнув губы, я осторожно прижимаюсь к горячей гладкой плоти.

Медленно вбираю, сколько получается.

Придерживая основание ствола ладонью, я наглаживаю языком уздечку.

Посасываю, подставляю щеку.

Мне хочется хоть немного той власти, что Бергман имел, пока был во мне.

А Гера, властный господин, пользуется моим желанием, погружаясь в мой рот все глубже. Контролируя процесс, он переходит к почти горловому минету, и через некоторое время мне становится комфортно. Только… киска сжимается все чаще, взывая к своим потребностям.

– Урок второй, – Бергман рукой, придерживающей мои волосы, надвигает голову до самого основания члена. – Следи за языком.

И мое горло наполняется солоноватыми брызгами спермы.

– Можешь же, когда хочешь, Левина.

Отдышавшись, я понимаю, что мне недодали.

Герман кончил, а моя киска горит. Я хочу подарить себе разрядку, но Гера перехватывает мою руку и укоризненно качает головой.

Поднявшись с постели, он смотрит на меня вполне довольным взглядом. Подхватив, он усаживает меня к себе на пояс, но мои ноги и руки так дрожат, что я не в состоянии держаться сама. Я обвисаю на Бергмане, правда, практически сразу оживаю.

Рука, поддерживающая меня под попку, оказывается коварной.

Два пальца проникают в растянутую дырочку, возвращая мне чуть угасшее томление.

Достойно выразить возмущение у меня не получается, мяукающий писк – все, что я могу. Усмехнувшись, Бергман целует меня в распухшие губы, продолжая хозяйничать в натруженных складочках.

Он приносит меня в ванную.

Меня так потряхивает, что я бы с удовольствием полежала в ванне, но Бергман выбирает душевую зону.

– Кто бы мог подумать, что ты такая прилежная ученица…

Гера придерживает меня под теплыми струями, потому что я на ногах стою с трудом. В итоге, поняв бесперспективность попыток утвердить меня вертикально, он прислоняет меня к своей груди, мягкими массирующими движениями даря расслабление.

– А сколько всего уроков? – хриплю я.

Бергман задумывается ненадолго:

– Пять, но, возможно, придется некоторые повторить для закрепления пройденного материала.

Роза Моисеевна выкормила своего младшенького, видимо, радиоактивной курочкой. Не иначе. Потому что хороший еврейский мальчик вырос в неутомимого секс-террориста.

Для себя я твёрдо решаю, что перечить Бергману не буду. Повторение и закрепление материала я могу и не пережить.

А Гера, пока я мучительно собираю разжиженные мозги в кучку, заканчивает намывать мне спину. Он разворачивает меня к себе тылами и продолжает свое «чистое» дело. Разнеженное под теплыми упругими струями тело не сразу реагирует на опасность.

Член трётся о ягодицы, и до меня доходит, что он опять каменный.

Матерь Божья!

И кажется, я опять говорю вслух.

– Ты религиозна? – заинтересованно спрашивает Гера, с особым тщанием намыливая мою грудь и уделяя исключительное внимание напрягшимся соскам.

Его орган скользит между бедер, намекая, что вторжение неизбежно.

– Гер, может, не надо? – нарушаю я собственное решение не роптать, что бы Бергман мне ни уготовил.

Да, дырочку он разработал мне славно, и у меня там все ещё мокро, но натруженная киска уже опухла. Да и эмоциональный накал спал, я уже насытилась.

– Левина, как была эгоисткой, так и осталась, – ворчит Гера, совершая поступательные и совершенно однозначные движения. – И только я занимаюсь сплошным самопожертвованием…

Смывшие с меня мыльную пену струи переключаются в мягкий режим тропического ливня. Горячая головка раздвигает и без того не смыкающиеся после прошлого родео складочки и втискивается в норку, вызывая необычные переживания.

– Ты же у нас гибкая девочка, – Бергман вынуждает меня наклониться, и, складываясь почти пополам, я опираюсь ладошками на ступеньку, роняя банные принадлежности. – Ролик в баре я оценил…

Гера слишком высокий, и мне приходится встать на цыпочки, но все равно, наклонившись, я сама впускаю в себя твердый член. Практически насаживаюсь, ничего для этого не делая. Под кожей оживает муравейник, каждая клеточка будто наполняется шипучкой, а Бергман надавливает мне на поясницу, заставляя прогнуться, и, несмотря на легкий дискомфорт, я оказываюсь благополучно натянута на мужской ствол, обхватывая его плотно, как перчатка.

Икры горят от напряжения, в промежности полыхает огонь, грудь наливается тяжестью… Остаются последние сантиметры до того, как крупные яйца мягко ударят по набухшим половым губам.

Ожидание глубокого проникновения затягивает меня в свой водоворот. Толстый сладкий член давит изнутри, не двигаясь, а я начинаю задыхаться.

Погладив попку, Бергман растягивает мне ягодицы, шире раскрывая дырочку, в которую уже не вмещается внушительное основание, и медленно, очень медленно задвигает член до конца.

Все мое внимание сосредотачивается на горящей и пульсирующей сути.

Гера неторопливо, с оттяжечкой раскачивается, не меняя темпа. Пресыщенное сексом тело разогревается не так быстро, но организм покорно выделяет смазку, и Бергман беспрепятственно вгоняет поршень раз за разом, и возбуждение нарастает медленнее, но все так же неуклонно.

Твою же мать!

Он без презика!

И это улёт…

Бергман имеет меня в свое удовольствие и для себя, а я горю.

Невыносимое стремление к вершине разбивается о взятый Германом темп. Толчок за толчком, погружение за погружением продляется сладкая мука.

– Гер… Гера… Пожалуйста, Герочка, – умоляю я, пробуя повторить тот же трюк, что и на постели, когда он сжалился и жестко отодрал, но Бергман меня не слушает.

– Всему своё время, Левина. Выигрывает тот, кто умеет ждать, и я дождался. Я проработаю все твои дырочки…

Меня трясет, а Бергман, похоже, никоим образом не собирается облегчать мне жизнь. Изнывая в ожидании близкого, но недостижимого пока оргазма, напряженная в покорной позе, позволяющая себя натягивать на член, я поскуливаю: