— Прекрасно. А теперь бросай половину, а оставшееся разноси во все стороны как можно дальше от себя. Заодно оценим твои перспективы в расширении радиуса воздействия…
Так начался первый день тренировок, которые оказались ничуть не менее интересными и полезными, чем обучение у того же Синицына. Последний, правда, много времени посвящал теории, в то время как родственник или однофамилец вчерашнего, — или сегодняшнего, заполночь же? — корнета был последователем чистейшей практики, но результат не заставил себя ждать: плюс три сантиметра к радиусу воздействия за чуть менее, чем пять часов истязаний на пределе моих возможностей.
Мигрень и желание убивать шли бонусом, как и напутственный, образный пинок под зад с наказом тренировать ментальную выносливость и закалять нервную систему, которая от обилия тончайших и сложнейших манипуляций, мягко говоря, пошла вразнос. Я уже после того, как все включая так и не проявившую себя Бельскую оставили меня в гордом одиночестве сидел — и ждал, пока правую руку перестанет колбасить так, словно все мышцы в ней свело напрочь. Не помог с этим ни душ, ни осознание того, что реальных результатов при использовании метода опытного псиона удалось достичь за каких-то пять часов. Это действительно было физическое ограничение тела, что меня очень, очень сильно расстраивало. Имея разум, позволяющий секунду растянуть на час, я в силу недалёкости себя-«прошлого» оказался нетренированным и слабым.
«Учись!».
Эхо какой-то физподготовки сохранилось от общего военного курса, но не более того.
С территории скрытого под академией полигона я выбирался в двояком состоянии. С одной стороны — успех и возможность развиваться, с другой — телесная слабость, с которой можно разобраться, но она уже отнимет у меня время. Не самими тренировками, которые ещё можно будет совместить с псионикой, а тем, что и псионику я тренировать полноценно смогу ещё нескоро.
Вот если дотянуть хотя бы до восьми-девяти часов, то это будет другой разговор…
А студенты тем временем жили своей жизнью, копошась вокруг, точно пчёлы в разворошённом улье. Они шли по своим делам поодиночке и группами, собирались в кучки и обсуждали всё подряд, конфликтовали, мирились, делились собственными открытиями… и всё это эхом разлеталось по коридорам, позволяя мне воспринимать отголоски, поглощать их и наслаждаться заключёнными в них ароматами. Телепатия, несомненно, уже стала для меня чем-то незаменимым, ибо я и представить себе не мог способа побороть сенсорно-информационный голод иным путём и так, чтобы не отвлекаться от других дел. Особенно ярко это ощущалось на контрасте с «изоляцией», где я был наедине лишь с двумя людьми, из которых худо-бедно ощущался только Троекуров-старший, и выходом в эпицентр бури, состоящей из отголосков мыслей и эха эмоций сотен студентов. Тут я мог раствориться, если бы пожелал, и простоять недвижимой статуей несколько часов. Там же, — на полигоне, — внутри всё свербило и требовало смены места дислокации на более подходящее.
Хорошо хоть я ночами сплю, да и в доме всегда находится прислуга, создающая приемлемый эмоциональный фон.
— Ой, привет. Ты же Артур Геслер, да?.. — Я повернулся к миловидной девчушке с каштановыми волосами, которая смотрела на меня так, словно встретила Будду во плоти. Или Христа? Вот уж от чего, а от религий я всегда был достаточно далёк в силу общей приземлённости себя-«прошлого». А теперь приобщиться мне мешает болтающийся на плечах орган и сложившаяся в нём картина мира, ограниченно подчиняющегося моей воле. — Я слышала, что ты универсал. Это правда⁈
— А ещё хэтчбэк и седан. — Хмыкнул я, оценив направленный на наш разговор интерес, по всей видимости, друзей этой малявки. Каждый из которых был старше её, между прочим! Но парламентёра они выбрали верно: я не настолько плох, что б проигнорировать или послать ребёнка. Да и искренние эмоции девчушки недвусмысленно указывали на то, что она на самом деле просто отважилась задать всех волнующий вопрос, ответ на который преподаватели давать отказывались, а выловить моих друзей было задачей почти невыполнимой. Всё это я считал за доли секунды, зачтя себе какой-никакой прогресс в нелёгком деле освоения основ работы с ментальными полями. — Да, милая девушка, я универсал. Но некоторые области для меня пока закрыты: например, биокинез я даже не пробовал.
Пробовать-то пробовал, но так, не имея за душой конкретных знаний, без чего ни один другой нормальный псион даже жалкую искру высечь не мог, или там виноградину заморозить, от доступных направлений зависит. Потому и существовала академия, в которой работали даже обычные профессора, преподающие физику, химию, биологию, естествознание, математику, геометрию и в целом абсолютно всё, способное описать мир.
Ибо знание и воля позволяли напрямую воздействовать на реальность, чем псионы и занимались.
А зардевшаяся девочка тем временем открыла глаза ещё шире:
— Круто! А это правда, что ты заступился за предательницу⁈ — Последняя фраза была произнесена заговорщицким шёпотом и сопровождалась очень неловкой попыткой заглушить звуки завихрениями воздуха, которые их максимум слегка приглушили.
Я тяжко вздохнул, понимая, что винить надо не ребёнка двенадцати лет отроду, а его окружение, у которого в голове, простите, навалили кучку навоза.
— Во-первых, не предательницу. Во-вторых, правда. И давай-ка, что ли, соберём твоих друзей и отойдём в сторону. А то проходу мешаем. — Я кивнул в сторону студентов, вынужденно огибающих нас по большой дуге. Толпа-то собралась будь здоров, так что моё предложение пришлось к месту. А секундой позже я его дополнил, обнаружив пустующий кабинет, который совершенно случайно и безо всякого моего вмешательства оказался не заперт. Повезло-то как! — Лучше даже в кабинете поболтать. У меня как раз есть время, а у тебя и твоих друзей — вопросы, верно?
До следующего занятия, которое, как я понял, будет доносить до меня уже более общие и доступные любому человеку навыки обращения с оружием и войсковым снаряжением, оставалось два с половиной часа. Да-да, согласно плану Троекуров должен был тренировать меня в полтора раза дольше, но я, что говорится, сдулся, и к нынешнему моменту не то, чтобы особо оклемался.
— А тут открыто?.. — Я повернул ручку двери, и та послушно распахнулась. За ней обнаружился кабинет, которым пользовались, но не то, чтобы очень часто. — Круто! А это ты открыл, да⁈ Я слышала щелчок!
— Тебе показалось. Просто кто-то запереть забыл. — Отрешённо бросил я, проходя внутрь и присматривая себе местечко поудобнее. За моей спиной уже скопилось столько разумов, что в пору было садиться на место преподавателя, ибо иначе опять получится куча-мала с людьми за моей спиной. А после тренировки Троекурова я очень нервно воспринимал каждого человека, пытающегося обойти меня с тыла.
Даже если у них не было этих проклятых резиновых мячиков…
— Проходите и устраивайтесь поудобнее, если это, конечно, кому-то надо. Хотя судя по тому, как вы сегодня вокруг меня толпились, «надо» всем… — Не совсем привычно было наблюдать такое количество людей, заинтересованных в моей скромной персоне, но я успокаивал себя тем, что им, по большей части, просто интересно узнать обо всём происходящем. Я же здесь затесался как катализатор, позволивший неумолимой государственной машине проехаться по всем причастным. — Пообщаемся в формате вопрос-ответ. Только учтите, что не на все вопросы я готов ответить.
— А у тебя есть девушка? — Я демонстративно вздохнул, посмотрев на задавший такой вопрос девицу лет семнадцати, у которой, судя по всему, половину её портфеля занимала косметика. Слишком вульгарно, но кто я такой, что б судить? Вот только на вопрос ответить всё равно было надо.
Тем более, что Хельга меня предупреждала касательно повышенного ко мне интереса именно в этом плане. Зря дворянство селекционирует псионов, что ли?
— В относительно близкой перспективе — есть.
— И кто она? — Надулась вопрошающая.
